Повесть о Юрии Гагарине. Часть 2. Сергей Павлович Королев. Первые старты к Луне

Повесть о Юрии Гагарине. Часть 1

УЖИН В РЕСТОРАНЕ «ТОШКЕНТ»

Это случилось в начале шестидесятых, значительно позже той первой встречи с Королёвым. Был канун Октябрьских праздников. Мы в составе группы командированных специалистов, человек двенадцать, добирались на полигон Байконур. Сначала самолетом до Ташкента. Самолет по какой-то причине опоздал и прилетел в Ташкент после ухода того поезда, на котором обычно мы ехали дальше до станции Тюра-Там. Другие поезда мчались мимо Тюра-Тама без остановок — это место не должно было привлекать внимания посторонних. Следующий поезд с остановкой в «Тюре» проходил только на следующий день. Можно было бы поехать, как говорят «на перекладных», но это было хлопотно и ненадежно. Тогда ехавшие с нами два ведущих инженера из королёвского КБ, которым мы предоставили право принять решение, предложили остаться на ночь в Ташкенте и поехать дальше следующим утром, все равно, мол, праздники, явно на полигоне спешной работы нет. Естественно все с воодушевлением приняли этот план. Поехали в самую лучшую, полупустую по случаю праздника, гостиницу «Тошкент» (Так Ташкент звучал по-узбекски),  погуляли по городу, а вечером все собрались в ресторане.

Ах, какие же там были потрясающие отбивные! В предвкушении долгой пресной столовской пищи на полигоне, это было чудо. Мы взяли еще по порции, потом еще…

На следующий день мы, добравшись до полигона, быстро оформились, получили пропуска и, не успев переодеться, все пошли в МИК, чтобы узнать как дела и объявить о своем прибытии. Собрались в курилке, на втором этаже, рядом с рабочими кабинетами, узнали, что работа в праздничные дни шла вовсю, и что нас ждали. И вдруг появляется С.П.. Увидал нас. Подошел. И обратился к своим ведущим инженерам:

— Ну-с, с приездом, с праздником. Гляжу, еще галстуки снять не успели. (Белая рубашка с галстуком на полигоне были, пожалуй, основными атрибутами королёвского образа «белоручки-лоботряса»).  Где пропадали?

— Да мы, Сергей Павлович, вот на поезд не успели, думали…

— Так, так. А я ведь самолет в Ташкент мог бы послать за вами, если бы вы не поленились сообщить сюда. Ну-ка, где ваши пропуска?

Берет у них твердые картонные пропуска, разрывает в куски и уходит. Все окаменели. На представителей других фирм он не поглядел (он, вообще, суров был только со своими). А положение для этих двух инженеров без пропусков оказалось пиковое. Пропуск предъявлялся охране при входе и выходе из здания МИКа, а также — при входе и выходе из монтажного зала МИКа. Без пропуска не войдешь и не выйдешь, нарушение каралось сурово, вплоть до немедленного увольнения. Наши герои оказались запертыми на трех этажах.  Свою работу в рабочих кабинетах они делать могли, но не более того. Ни выйти из МИКа в гостиницу, ни войти в зал МИКа. Никто из замов Королёва не решался организовать им оформление новых пропусков и, тем более просить за них С.П. Прошел еще день, другой. Мы остальные, чувствуя себя не менее виноватыми, жалея их, приносили им бутерброды из буфета. Спали они на столах в лаборатории. На третий день руководитель испытаний, которому нужны были эти инженеры в зале МИКа, попытался просить за них, но вылетел из кабинета С.П. как ошпаренный. «Он слушать меня не захотел». Прошло еще несколько часов. С.П. несколько раз выходил, но не замечал двух понурых фигур, или делал вид, что не замечает. Наконец, проходя в кабинет, буркнул: «Заходите». Что он сказал им, что они ему сказали, осталось для остальных тайной. Им выписали новые пропуска…

После того случая никто из нас не рисковал подобным образом лакомится  вкусными отбивными в ресторане «Тошкент».

СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ КОРОЛЁВ, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР

Я не стал бы называть Сергея Павловича Королева гениальным изобретателем и, тем более, гениальным ученым, но то, что он был выдающимся организатором и настоящим полководцем — это несомненно.

Но это было потом. А в тот, первый раз, подглядывая исподтишка, я увидел, что Королёв, что-то объясняя на ходу своим спутникам, подошел к хвостовой части ракеты чуть похлопал ладонью по ее блестящей обшивке. Он явно гордился своим детищем. И было чем гордиться.  Позже, когда я узнал историю разработки этой ракеты, потом «покопался» у нее внутри и когда влез поглубже в эту технику, то не мог не поразиться тому, какую же фантастически сложную задачу решили ее создатели. К тому же в кратчайшие сроки!

Чем-то он был похож на маршала Жукова — такая же крупная голова с тяжелым подбородком, да и по масштабам их деятельности они сравнимы, как никто другой. Мало кто из исторически известных людей брали на себя такие риски, как эти двое, но и мало кому другому было свойственно предвидение успеха.

Кто-то сказал, что С.П. своей волей и своей непререкаемой убежденностью заставлял ракеты летать. Это, возможно, перебор, но то, что он заставлял всех, кто с ним работал, отдавать делу все свои силы и способности — факт. Он всегда работал «на износ», сам себя не жалея, но и требовал такого же от остальных. Видимо, каторга выработала у него пренебрежение к человеческим слабостям, а глубокая убежденность в своей правоте открывала ему все двери, включая кремлевские.

Да, да, каторга — он, подобно многим талантливым инженерам и ученым, прошел это страшное испытание. Потом, уже значительно позже его смерти стала известна история его заключения в 1938 году в тюрьму вместе с другими инженерами Ракетного научно-исследовательского института — РНИИ (Двух руководителей РНИИ расстреляли), отправки на Колыму и перевода его в 1943 году в научную «шарашку» (подобно той, которая так хорошо описана Солженицыным в его книге «В круге первом»), и последующее его освобождение в 1944 году, когда Сталину стала понятна вся важность ракетного оружия.

«Мне придется сказать об этом С.П.» — эта фраза поднимала людей среди ночи, гнала за тысячи километров, и казалось, что для Королёва нет ничего невозможного. Любому ветерану с полигона скажи: «С.П.», он сразу поймет, о ком речь. Его гнева за плохую работу или за вранье боялись все: от рядового сотрудника до маршала и министров. Был скуп на похвалы. Но за хорошую, честную работу он людей выделял и справедливо награждал. И, кстати, не стеснялся прямо на людях признавать свои ошибки. Даже перед простыми инженерами.

А работа у него была тяжелейшая. Ему приходилось брать на себя решение большого количества вопросов и проблем. В этом смысле его авторитаризм работал против него — его сотрудники уже не решались брать на себя риски самостоятельных решений больших задач. Это не значит, что все его соратники и сотрудники были бессловесными исполнителями, отнюдь нет, но я бы все же отдал ему приоритет и основную заслугу в создание «семерки».

ЗНАМЕНИТАЯ «СЕМЕРКА» 

Больше всего меня поражает в этой космической ракете ее высочайшее технологическое качество. То качество, без которого ракета не сможет взлететь, несмотря на все технические новшества и вложенные средства. Вот японцы — у них самые передовые технологии и самые надежные автомобили. А космические ракеты у них не летают, вернее, летают плохо. У нас же наоборот — наши «Жигули» не попадают даже на последнюю строчку рейтинга по надежности, а космические ракеты взлетают, да еще как! Я думаю, что любому из наших автовладельцев, копающемуся под капотом Жигуленка, очень трудно было представить, что мы можем сделать что-то качественное на наших заводах — болты не закручены, щели с палец, покрашено кое-как, остатки грязной смазки…

А ведь космическая ракета намного сложнее даже самого «крутого» лимузина. И там таких болтов и гаек тысячи, огромные конструкции должны подгоняться с микронной точностью. Малейшие следы грязной смазки в соприкосновении с жидким кислородом взрываются, к тому же результату приводит плохой контакт в электрической цепи. Да что там говорить: сотни, тысячи деталей, дефект каждой из которых может привести к гибели всего такого сложного комплекса огромной ракеты.

Сколько же труда, сколько срывов, неудач, разбитых и отброшенных вариантов пришлось пройти нашим конструкторам, чтобы все же добиться этого прорыва!  Да еще надо не забывать, что это было сделано в далекие пятидесятые годы прошлого столетия, когда еще были в ходу довоенные грузовики-полуторки, телеги, паровозы и фанерные самолеты.

Баллистическая ракета, ставшая потом знаменитой «семеркой», «изделие 8К71», или Р-7

Мало знающие люди, но претендующие на авторитет, многозначительно утверждают, что нам удалось это сделать только с помощью немецкой техники и немецких спецов, которых мы после войны вывезли из Германии. Это неправда. Вот американцы вывезли и Вернера фон-Брауна, отца немецких ракет, и кучу целеньких ракет Фау-2 и документацию к ним. Ну и что? Где они были в 1957 году? Тогда их ракеты даже рядом с нашими не стояли, потому что они продолжали копировать немецкие схемы. Первый американский спутник, запущенный через полгода после нашего, весил всего 8 килограмм (наш — 80 кг), они сами его прозвали «апельсином», а у нас к тому времени летал уже второй в полтонны весом! Кто-то из наших спецов, который вместе с С.П. ездил в Германию в трофейной команде по ракетам Фау-2, говорил, что после войны нам достался только «металлолом от Фон-Брауна». Захваченный нашими войсками немецкий ракетный испытательный полигон в Пенемюнде был разбомблен в порошок англичанами, после того как польские партизаны передали им информацию о нем. Англичане больше всех страдали от налетов Фау-2, так что можно представить, что они сделали с этим полигоном.

Нельзя отрицать, что мы чему-то научились от немцев, нельзя отрицать их приоритет во многих технических решениях в области ракетной техники, но наши разработчики пошли своим путем, творчески переосмысливая опыт немцев.

И опять же, если говорить о надежности космических ракет, то эта проблема гораздо шире, чем просто построение ракеты. Даже немцы, которые во время войны, без сомнения, значительно опережали всех других в разработках ракетной техники, и которые всегда отличались и отличаются успехами в области точной механики, да и вообще во всех областях машиностроения, даже они не смогли достигнуть требуемого качества в своих ракетах. У них надежность ракет Фау-2 не превышала 50%, то есть при старте взрывалась каждая вторая, а из 18 экспериментальных запусков Фау-3 — новой ракеты, 16 пусков окончились взрывами при запуске или на первых минутах полета. Конечно, происходило это в военное время, под бомбежками и т.д., но разве у нас в пятидесятые годы были такие уж хорошие условия? Мы только-только стали оправляться от страшной войны, — инженеров и конструкторов, нужных для такой работы осталось немного: одни погибли на войне, другие — от голода в блокадном Ленинграде. А сколько пропало в сталинских лагерях ГУЛАГА? Вот и Королев просидел больше пяти лет на Колыме и только по счастливой случайности остался жив.

Новые инженеры еще только учились в институтах. А для того, чтобы что-то разработать и построить, надо не только изучить теорию, но еще поработать, набраться опыта, «шишек набить».  И в таких условиях делалась совершенно новая, высоконадежная баллистическая ракета, ставшая потом знаменитой «семеркой», «изделие 8К71», или Р-7, как ее называли в сов.секретных и секретных документах, седьмая по порядку разработок моделей ракет. Вот она и открыла дорогу людям в космическое пространство.

И самое поразительное, что эта ракета, созданная пятьдесят лет тому назад, оказалась самой надежной в мире и до сих пор незаменима и используется при самых ответственных запусках — спутников с космонавтами и «грузовиков» для космонавтов. За эти годы было запущено около 1500 этих ракет. Полторы тысячи ракет!  И ее реальная надежность выше 97 процентов!

Изначально «семерка» предусматривалась в качестве межконтинентальной баллистической ракеты большой дальности (МБРБД) — основного носителя ядерных бомб. И она была даже взята на вооружение, но все же после огромного эффекта первого спутника и последующих запусков в космос стало очевидным, что наш приоритет и успехи космических программ оказывают на наших потенциальных противников — США не менее серьезное воздействие, чем бряцание атомным оружием. К тому же в оперативном плане эта ракета, заправляемая кислородом и керосином, была не эффективна — на ее подготовку к пуску требовалось не менее двух часов. И как только была создана и отработана новая боевая баллистическая ракета, не требующая большого времени подготовки, «семерку» сняли с вооружения. И все изготовленные для военных «семерки» были переданы для выполнения космических программ. 

Огромной заслугой Королёва стало решение о новой компоновке ракеты в виде пакета, что в корне изменило принципы построения конструкции больших ракет. Дело в том, что одноступенчатых ракет-носителей не бывает, с помощью одной ступени далеко не полетишь и много не поднимешь. Надо иметь, по меньшей мере, двухступенчатые изделия. Здесь и кроется изюминка пакетного решения Королёва. При ином решении, когда ступени ставятся одна на другую, первая ступень — самая большая и тяжелая — должна поднимать не только себя, но и те ступени, которые стоят над нею и молчат, пока первая ступень не отработает свой участок полета. В пакетной же схеме с самого начала работают и первая ступень (центральная), и связка вторых, значит, от двигателя первой ступени не требуется такой большой тяги, как в последовательном варианте. Я полагаю, что именно это позволило нам намного опередить американцев, которые в те годы под руководством вывезенного ими Фон-Брауна пытались строить ракеты, как это делали немцы, — по последовательной схеме. Теперь же все крупные космические ракеты во всех странах строятся по пакетной — «королёвской» схеме.

Среди ветеранов-королёвцев была в ходу такая шутка, что форму центральной ступени «семерки» им подсказала старая водонапорная башня, стоящая в те годы  сразу же при входе на территорию ОКБ-1 (теперь на этом месте установлен памятник Королеву). Это, конечно, шутка, но центральная ступень ракеты действительно имеет «талию», подобно талии водонапорной башни, в которую упираются четыре боковые ступени.

Но этого мало: без сопутствующего этому технологического прорыва эти ракеты не смогли бы далеко и долго летать. Надо не только придумать, надо верно сделать. Нельзя считать, что и немцы, и американцы не пошли сначала по пакетной схеме, потому что не додумались до этого, казалось бы, очевидного решения. Совсем нет. Пакетная схема потребовала принятия абсолютно новых, ранее никем неизведанных конструктивных решений и экспериментальной проверки немалого числа очень сложных технологических проблем.  Наши конструкторы на это пошли. И выиграли.

Сборка ракеты-носителя

Кроме этого, надо было создать соответствующие ракетные двигатели — ЖРД (жидкостные реактивные двигатели), которые поднимали бы всю эту махину. Я не буду сейчас вдаваться во всякие сложности, скажу лишь, что создание таких двигателей является чрезвычайно сложной задачей и требует вложения огромного труда и средств. По этой причине даже теперь только немногие страны могут строить свои двигатели. Недавно американцы закупили у нас партию ЖРД для своей последней мощной ракеты Атлас-3, потому что у них не получается сделать двигатели с подобной силой тяги.  А мы их построили еще более 15-ти лет тому назад!  Для того чтобы создать такой двигатель, мало иметь большие средства и технологии, надо еще иметь талант — что-то от Бога.

Ракетный двигатель — это раскаленное до тысячи градусов и сжатое до сотен атмосфер выбрасываемое со сверхзвуковой скоростью топливо, толкающее вверх ракету весом в сотни тонн. Легко представить, что случается, если где-то там будет микротрещина или каверна в металле, или даже маленький заусенец в трубопроводе. В эти двигатели надо подавать с огромной скоростью огромное количество горючего. По сути, ракета — вся эта здоровая махина — это ни что иное, как два топливных бака — бак с горючим — керосином, и с окислителем — жидким кислородом. Вот они и определяет размеры и конструкцию ракеты. Масса заправленной топливом «семерки» — около 300 тонн, из которых почти 90% (если уж быть точным — 87%) — это топливо!

Тогда ультразвуковой техники, обнаруживающей такие дефекты, еще не знали. Все определяло высочайшее качество исполнения. Ведь там еще наставлено огромное количество разнообразных датчиков, элементов управления и контроля и тому подобного, что лишает конструкцию монолитности и, следовательно, серьезно снижает ее надежность.

И, самое обидное, что именно так и случалось. Из-за какого-то маленького датчика давления в магистрали горючего ракета уходила, как тогда говорили: «за бугор», то есть происходило автоматическое выключение двигателя и она падала. Почему-то, как правило, именно такие мелочные причины выводили из строя на много порядков более сложные комплексы, такие, например, как запускавшиеся к Луне космические связки в несколько ступеней — лунные поезда, как их называли. И сложнейшие, дорогущие, потребовавшие долгие месяцы работы многих институтов комплексы или падали, или уходили в никуда из-за какой-то мелкой фитюльки, на которую, возможно, при испытаниях просто не обратили внимания.

Но это еще не все — второе важное преимущество пакетной схемы в определенном упрощении системы управления. Очень серьезной является проблема удержания ракеты на расчетной активной траектории, так чтобы она не отклонялась в стороны, не пыталась вращаться или изменять наклон полета. Для всех участников пусков ракет самыми важными параметрами были три магические величины: Т; Р; В — тангаж, рыскание, и вращение.  Цирковой эквилибрист, держащий на голове длинный шест с кем-то там наверху, управляет именно этими параметрами — Т;Р;В. Так и ракета. Она толкается двигателями с хвоста и любой ее наклон (— тангаж), превышающий достаточно небольшой угол, приводит к резкому заваливанию, которое никакими рулевыми движками уже не исправить. Колебания ракеты из стороны в сторону (— рыскание) может исправляться тоже в небольших пределах. Тоже касается и вращения ракеты вокруг ее оси. Причем все это происходит очень быстро. Попробуйте поставить вертикально карандаш на свой палец. Если держать его в одном положении, то еще можно удержать его от падения, но если попытаться поднимать карандаш, как ракету, выше, то он очень быстро перевернется и упадет. Верно? Вот тут самое время напомнить о преимуществе пакетной схемы ракеты.  Ракета с последовательными ступенями намного (а именно на длину второй ступени) длиннее пакетной ракеты. Естественно, что более короткий и толстый карандаш удержать в вертикальном положении легче. Тоже относится и к ракете. «Семерку» с ее 32 параллельно работающими соплами значительно легче удержать и стабилизировать по вертикали, нежели ракету с 4-мя — 8-мью соплами одиночной первой ступени.

Математическая модель полета тела с динамически изменяющимся центром масс и изменением самой массы, с учетом переменных условий по сопротивлению воздуха и атмосферного давления, занимает не одну страницу и является предметом сложнейших вычислений. Без этих вычислений тоже нельзя правильно построить ракету и определить принципы управления ее полетом. Но модель моделью, а в реальных конкретных условиях полета надо еще учитывать и переменные величины, например: изменение окружающей температуры воздуха, реальной температуры топлива, силы ветра, массы конкретной ракеты и т.д., и.т.п. И даже такой, казалось бы, незначительный фактор, — какая сторона ракеты освещается солнцем на старте. Все эти факторы влияют в первую очередь на способность управлять параметрами Т;Р;В. То есть управлять быстротечным полетом ракеты. Задержка выключения двигателя в сотые доли секунды может привести к значительной ошибке в конечной скорости и в траектории полета спутника. Задача и для расчета и для реализации весьма сложная, к тому же надо иметь в виду, что в 1957 году электронных вычислительных машин практически еще не было, и эти уравнения считали на электрических калькуляторах. Но и с этим наши ученые во главе с академиком Мстиславом Келдышем успешно справились, хотя первые полеты, включая полет Гагарина, не отличались точными орбитами. Но это не было уж очень большой бедой.

Более серьезной проблемой является автоматическое управление направлением полета ракеты. Корабль и самолет летит, сверяя свой путь с компасом. Ракета сверяется с положением гироскопа, находящегося в ее системе управления. Это удивительно капризная штука — гироскоп с тремя степенями свободы. В ранние годы развития нашей космической техники производство гироскопов было сродни черной магии. Если мне не изменяет память, только два мастера на весь большой институт, специализированный для этого производства, могли делать надежные гироскопы, причем только в определенные часы и дни недели. Все остальное шло в брак. Это был самый нежный, самый капризный прибор во всей системе управления полетом, то его поздно раскрутили, то ему жарко, то ему холодно. Треть запускавшихся к Луне ракет — лунников пропали именно из-за таких капризных созданий. У американцев поначалу гироскопы тоже не получались. А без раскрученного гироскопа ракета лететь не может, вернее, она не может лететь, так как надо и туда, куда надо.

Ракета сначала поднимается вертикально вверх, а потом ложится на заданный курс, заложенный в ее автоматическую систему управления. На первых пусках «семерки» ее траектория могла также подправляться с Земли, поскольку для этого достаточна скорость человеческой реакции. Время полного активного полета ракеты, включая третью, разгонную ступень, составляет — порядка 3-5 минут, поэтому провести, если необходимо, коррекцию направления полета ракеты с наземного командного пункта вполне возможно. Ее автономная подсистема обеспечивала угловую стабилизацию и стабилизацию центра масс на активном участке траектории. Радиотехническая подсистема осуществляла коррекцию бокового движения ракеты в конце активного участка траектории и выдачу команды на выключение двигателей. Для этого специально  были построены два командных пункта управления в трехстах километрах от старта. Правда, потом добились полного автоматизма в полете. Те отдаленные пункты остались так, «на всякий случай». Туда команды отправлялись на несколько месяцев, как на ссылку — делать особо нечего, а вокруг на сотни километров ни одной живой души...

Прошу прощения за столь долгий рассказ о ракетной технологии, но я хотел показать насколько эта сложная и многогранная задача — создание ракеты, да еще такой, на которой должен полететь человек.

ПЯТОЧНЫЙ КОНТАКТ

Сейчас я расскажу про «пяточный контакт». Дело в том, что тогда только-только появились промышленные полупроводниковые элементы, которые еще не отличались высокой надежностью, и их приходилось менять на ракете уже при испытаниях. Потому карманы наших халатов были набиты инструментами и деталями, которые иногда приходилось менять в приборах прямо на стоящей на старте ракете. Тогда еще не умели делать качественную пайку электродов внутри транзисторов, причем пайка ухудшала их свойства. Поэтому в более высокочастотных транзисторах вообще применялись пружинные контакты. Которые надо было еще правильно воткнуть, с точностью до микрона. Говорили, что на огромном заводе полупроводниковой техники «Светлана» в Ленинграде были всего две или три талантливые сборщицы, которым это удавалось делать. И то с выходом около 50%. У остальных все шло в брак. Можно представить, как на них молилось все руководство комбината! Вот эти транзисторы мы и применили, поскольку ничего подобного на других предприятиях пока делать не умели. Кстати, и во всем мире тоже. Японские и тайваньские волшебники микротехники еще тогда были в пеленках. Американская «Силиконовая долина» тоже только начинала разворачиваться.

А наши приборы без этих транзисторов обойтись не могли, поэтому мы шли на определенный риск. Повторяю, что в системах управления самой ракеты пока применялись приборы на электронных лампах. Громоздкие, тяжелые, зато отработанные годами, надежные. Даже потом, когда появились высокотехнологичные полупроводники и когда радиолампы повсеместно выкидывались на помойки, С.П. запретил на «семерке» что-либо менять. И несколько предприятий специально выпускали эти «морально устаревшие» элементы. Поэтому «семерка» и летала и летает надежнее всех других изделий. Потом, лет через пять и на ней провели модернизацию всего приборного оборудования. Но своих отличных качеств она не потеряла.

А пока мы мучились с этими транзисторами с подпружиненными электродами. Как-то мой шеф, Главный конструктор нашей фирмы, взял меня на заседание Госкомиссии, где должен был обсуждаться вопрос об установке нашей экспериментальной системы. Взял меня на случай, если потребуется показать Комиссии электрические схемы этой аппаратуры. Предвиделся очевидный и неизбежный разнос, поскольку мы стали виновниками задержки испытаний на сутки. В зале Комиссии сидело человек тридцать. В первом ряду сидели министры всех причастных к космической технике министерств. Сзади было еще рядов пять всяких начальников поменьше. За председательским столом сидел генерал-лейтенант, напустивший на себя суровость, подражая отсутствующему Королеву. После каких-то первых вопросов и обсуждений, генерал повернулся к моему шефу и сказал: «Ну, теперь пусть нам он доложит, долго ли мы будем возиться с его некачественной аппаратурой. Давай! Говори. Только без всяких профессорских штучек!» И тут мой шеф, вместо оправданий и уверений, сказал что-то вроде этого: «Да, будете возиться долго, потому что, во-первых, замены нашей аппаратуре в Союзе нет, и, во-вторых, без нее Сергей Павлович не будет пускать обитаемые объекты. А работает она ненадежно, потому что в ней вот там-то и там-то поставлены такие полупроводниковые триоды, без которых она тоже работать не будет. А наша электронная промышленность, и, в частности, «Светлана» других не выпускает. Мы и так делаем все возможное, чтобы она работала. Но полной гарантии, что она будет работать, я, как человек, отвечающий за свои слова и за работу нашей организации, дать не могу…».

И тут весь гнев Комиссии обратился на министра электронной промышленности. Который был явно не готов к подобной «рокировочке»… В результате Комиссия приняла соломоново решение: «Будем пускать изделие, даже если эта аппаратура откажет на старте».

Она и отказала. Именно тогда, когда уже заправленную ракету проверили последний раз, и когда на стапели уже подниматься было невозможно. Но, самое поразительное, что наша молчащая система по команде «Ключ на старт!» вдруг ожила и исправно работала все остальное время вплоть до посадки объекта на Землю. И это повторилось еще раз: при одном из последующих пусков такая же система сама включилась при отрыве ракеты от старта! На полигоне это стало называться «пяточным контактом». По аналогии со специальными датчиками, которые срабатывают при отрыве изделия со стартового стола. А месяца через три «Светлана» стала выпускать новые надежные транзисторы.

Это все случалось на объектах или на дополнительных разгонных блоках, а не на самой «семерке». После нескольких неудачных пусков она работала впоследствии, как часы. Ну, были, конечно, какие-то срывы и с ней на испытаниях, но, как правило, они проходили незаметно на фоне проблем с объектами, и она даже обслуживалась местной штатной командой. Мы, разработчики к ней и не подходили.  Работали с объектами.

ПОЛЕТЫ НА ЛУНУ

Почему-то нам очень не везло с лунниками. Ну, не хотели они работать и летать как надо и только!  После первых запусков искусственных спутников Земли следующей приоритетной задачей стала программа полета к Луне. Партийное руководство страны, осознав какую мощную реакцию во всем мире получило известие о первых спутниках и о пропагандистском поражении США, решило и «бить наотмашь» дальше — во чтобы то ни стало первыми полететь к Луне, заснять никем ранее не виденную обратную сторону Луны и даже оставить на ее поверхности хотя бы маленький вымпел. Очевидно, что такая программа имела бы намного больший эффект, чем запуск очередного спутника Земли, а запуск спутника с человеком на борту еще был далек от реального воплощения.

Потому стали спешно готовить лунные объекты. Для того, чтобы оторваться от земного притяжения уже мало первой космической скорости, равной 8 км/сек., надо разгонять объект до второй космической скорости — до 11,2 км/сек. То есть, требуется новый разгонный блок. Кроме того, мало разогнать объект до такой скорости. Надо, во-первых, начать этот разгон с определенной очень точно точки начальной орбиты, а, во-вторых, еще более точно направить объект в сторону Луны. Это можно сравнить с попыткой попасть из ружья в «яблочко» неподвижной мишени, стреляя из окна мчащейся с большой скоростью автомашины. Это только в кино так просто. А на деле, да еще в страшной спешке получалось не совсем здорово.

Американцы тоже торопились — они, во чтобы то ни стало, хотели получить реванш за их начальный провал и за шок, потрясший западный мир после наших первых спутников.  Они первыми попытались достигнуть Луны. 17 августа 1958 года стартовала их первая ракета, запущенная по программе «Пионер» в сторону Луны… и взорвалась на 77 минуте полета.

С отставанием в месяц, 23 сентября пускается наша ракета с космической станцией «Луна», и разрушается на 93 секунде. Не проведя основательного анализа причин разрушения, через двадцать дней 11 октября пускается вторая, и она разрушается на 104 секунде полета из-за появления опасных колебаний корпуса — новая третья ступень изменила компоновку ракеты. Только после этих двух неудач в 1958 году поняли, что надо дорабатывать конструкцию корпуса и кое-что в системе управления.

В тот же самый день, американцы запускают свою ракету с аппаратом «Пионер-1В». Третья ступень не сработала как надо, ракета пролетела 100 тыс.км и пошла назад. Через день 13 октября «Пионер-1В» плюхнулся в океан. Через месяц они пускают «Пионер-2» — третья ступень снова не запустилась, ракета с лунным аппаратом упала в океан.

В начале декабря 58-го наша третья попытка — преждевременно выключаются двигатели второй ступени. Тут же через два дня (6.12.1958) американцы запускают свой «Пионер-3». Опять, пролетев 100 тыс. км, аппарат возвращается назад.

Наконец наш успех! Сразу же после Нового года, 2-го января наша ракета срабатывает как надо и станция «Луна-1» летит к Луне. Но из-за неточной работы системы управления она не попадает в Луну, как планировалось, а пролетает в 6 тыс. км от Луны, однако передает много новой важной информации. Через три месяца, в марте 1959 года, американцам все же удается преодолеть земное притяжение и пролететь их 6-ти килограммовым аппаратом (наш-то — 390 кг!)… в 60 тысячах километров от Луны. Июнь 1959 года — наша ракета из-за отказа гироскопа подрывается после 150 сек. полета.

Автоматическая межпланетная станция "Луна-2"

Вот тут мы «добили» американцев — 12 сентября 1959 года наша станция «Луна-2» попала на Луну, принеся туда наш вымпел! С фантастической точностью! Всего на 800 км в сторону от центра Луны. Что делать, как доказать миру факт достижения Луны?  Говорят, что кто-то даже предлагал поместить на станцию атомную бомбу, чтобы с Земли люди могли бы видеть попадание лунника. К счастью, этому поклоннику «Гиперболоида инженера Гарина» отказали. Интересно, что в те годы мы еще не имели мощных приемных станций с огромными антеннами, которые могли бы принимать слабые сигналы на таких расстояниях с космических аппаратов. Частоты и виды сигналов с наших космических объектов являлись сов.секретными и охранялись весьма свирепо. Такую большую антенну имели англичане на их полигоне Джодрелл Бэнк, где директором был сэр Бернард Ловелл (Bernard Lovell), ученый с мировой известностью. И тогда якобы случайно данные по частотам были переданы в неофициальном порядке в Англию сэру Ловеллу, который, естественно, из научного и человеческого любопытства настроил свою аппаратуру и антенну на эту частоту и стал следить за полетом лунника, который длился около 34 часов. 14 сентября радиосигналы, приходящие от лунника, резко прекратились, что и подтвердило факт падения аппарата на Луну в районе кратера Архимеда. Американцы при всем желании не смогли опровергнуть авторитетное заявление Бернарда Ловелла! Сколько же было шума и восторгов по поводу этой победы! Можно представить, с каким злорадством Никита Хрущев, прилетев на следующий день в США на заседание ООН, вручал президенту  Эйзенхауэру копию лунного вымпела!

Автоматическая межпланетная станция "Луна-3"

А еще через месяц, 4 октября 1959 года, и ровно через два года после запуска первого в мире спутника, была запущена наша станция «Луна-3», которая пролетела над обратной стороной Луны и передала первые фотографии ранее никем не виденных лунных областей! Пусть их было мало, пусть не очень хорошего качества, но вот вам! Американцам нечем было ответить, их преследовали сплошные провалы.   

Но и у нас в последующие годы происходили частые неудачи. Если взять все наши запуски к Луне, начиная с 1958 года и до 1976 года (когда наша лунная программа была закрыта), то из 44 запусков только 16 были достаточно успешными, остальные или взрывались на активном участке, или оставались на околоземной орбите, или пролетали мимо, или разбивались вдребезги при ударе о лунную поверхность вместо того, чтобы мягко приземлиться.

Кстати, для того чтобы, например, лунный вымпел — это небольшой шарик остался на поверхности Луны, а не врезался при скорости порядка 2,4 км/сек в грунт пришлось придумать специальную систему, которая впоследствии стала использоваться на танках в качестве активной брони — при касании о поверхность оболочка взрывалась как граната и тем самым погасила скорость прилунения вымпела.

У американцев в те годы было еще хуже. В течение 2-х лет 8 ракет со станциями «Пионер» или взрывались, или не долетали до Луны или улетали далеко в сторону. Затем последовало 9 неудачных запусков ракет «Рейнджер». Вот так, почти восемь лет — до 1966 года американцы вообще не смогли выполнить ни одного удачного выполнения программы полета автоматических аппаратов на Луну. У них счет за все время до 1968 года: из 30 попыток только 12 успешных. Про полеты их астронавтов я здесь не говорю.

Только в 1966 году нам удалось осуществить мягкую посадку на Луне. Опять первыми! Американские «Рейнджеры» в эти же годы все время врезались в лунную поверхность вместо мягкой посадки, правда, передавая перед этим массу снимков лунной поверхности высокого качества. 

Даже на предполетных испытаниях с этими лунниками всегда что-то происходило! Как будто кто-то сглазил эту лунную программу, не хотел, чтобы открывались лунные тайны. Потом подобное стало происходить с зондами, отправляемыми к Марсу и его спутникам. Вот на Венеру или к кометам — пожалуйста, без проблем. А к Марсу — никак!  Вроде бы все идет нормально, до подлета к Марсу сигналы идут, «картинка» приходит, и вдруг, словно кто-то выключает питание — разом все пропадает, без каких-либо явных предпосылок! И такое происходило и происходит не только у нас, а и у американцев и европейцев тоже. Может быть действительно, кому-то ТАМ НАВЕРХУ это не нравится? 

Почему-то ракеты с собаками, да и последующие — с космонавтами на борту летали в те же годы надежно, а эти, мало отличающиеся от «семерки» модификации — та же компоновка, те же системы, такие же двигатели — «шли за бугор»? Вроде бы, проходят те же испытания, по тем же требованиям, те же люди готовят изделие? Невольно становишься мистиком.

Повесть о Юрии Гагарине. Часть 1

Продолжение следует...