Зеркала Тарковских. Эпизод 2: Маргарита Терехова

- Как вы познакомились с семьей Тарковских?

- На съемках фильма «Зеркало» и познакомились. «Зеркало» - это ни с чем не сравнимое кинопроизведение. Даже его мама Мария Ивановна согласилась там сниматься, что совершенно невероятно. Я приходила к Марии Ивановне, она сидела в своем пончо, невероятная была женщина. Я спрашивала у нее о том, почему они разлучились, что произошло, чтобы лучше понимать происходящее, особенно в тех моментах, где я играю брошенную жену. А потом я действительно бегала в его отцу Арсению Александровичу, с которым мы потом вместе сидели на озвучивании в тон-студии, где он присутствовал как артист. Все они обожали Андрея. Совершенно гениальное семейство.

В фильме все происходит достаточно документально. В кадре зеркала везде, за кадром звучит голос Смоктуновского, его разговор с бывшей женой о сыне. Оператор Рерберг подходил ко мне и проверял, все ли естественно, трогал лицо, следил, не намазалась ли я чем-нибудь, чтобы все было, как есть.

- Почему у фильма было такое название?

- «Зеркало» - это очень сокровенная история, про близких. Андрей не побоялся сделать историю про дом, про детей, про маму, рассказав эту историю через нас. На самом деле долго не могли придумать название к фильму. Оно было неясно до самого конца работы. Андрей обещал выставить ящик шампанского за придуманное название фильма. Сценарий назывался «Белый, белый день». Я не помню, кому досталось шампанское, но название «Зеркало» - это очень здорово. И зеркала вместе с голосом Смоктуновского были там органичны, я там тоже ходила между этими зеркалами.

- Вы помните ваши первые пробы у Андрея? Как это было?

- У Андрея мечтал сняться каждый актер. Дело в том, что не только актеры обожали Тарковского. Не только актеры, но и все операторы мечтали работать с ним. Он вызвал меня к себе на пробу на «Мосфильм». Я себе иду, у меня тогда были прекрасные длинные волосы, мчусь по прямой через небольшой садик. Одна дама пыталась мне дорогу преградить, но ей это не удалось, я ее обошла. Я слегка опоздала, но это было вполне возможно, поскольку я работала еще и в театре. И вот я выхожу и вижу двоих красивых мужчин. Гоша Рерберг и Андрей Тарковский, два потрясающих мужчины. Во время съемок все было спокойно, я очень уверенно себя чувствовала. И выйдя прямо на камеру, я сказала: «Ну, это ладно. А когда «Мастера и Маргариту» будем снимать?» Я не знаю, что было со мной, я не нахальный человек. Но при нем расслабление случалось у всех. Полная свобода. А он такой зеленоглазый, прищурясь, смотрит на всех... И никогда ни на кого не злился. Никто никогда не слышал, чтобы он с кем-то конфликтовал. А тогда он ответил мне: «Ну, кто Маргарита, я примерно догадываюсь. А кто Мастера сыграет?» Я говорю: «Как? Смоктуновский, конечно». И он сказал: «Смоктуновский... ну не знаю. Может быть, я?» И так у него это очаровательно получилось. Я засмеялась в ответ. В общем, больше никакой пробы я не помню, ничего, кроме этого разговора. Я была такая, какая есть, была сама собой, собственно говоря, такая и была нужна. И на Марию Ивановну в молодости я тоже была похожа. У нее тоже были потрясающие волосы. Поэтому все, что там происходило, было сказкой и сплошным наслаждением. Мне кажется, что внутри этого фильма было все, что он хотел сказать про свое семейство. В конце фильма Мария Ивановна идет вместе с детьми, сухонькая. Они с Арсением Александровичем познакомились, видимо, на Высших режиссерских курсах, она была успешной их ученицей. Несмотря на это, она целиком отдала себя детям, родив в 1932-м Андрюшеньку и в 1934-м Мариночку. Они же прожили невероятную жизнь, здоровые, интеллектуальные. И все это при том, что нищенство было вокруг. Да и Арсений нищенствовал. Я говорю это, чтобы вы знали, что все рассказанное в фильме - правда.

- Легко ли было работать с таким мастером?

- Легко - это не то слово, я повторяю. Это было блаженство, лучшее время жизни. Не просто не было трудностей, а была легкость, при которой хотелось летать как птица. Он никогда не говорил ничего лишнего. Конечно, мы все трепетали перед ним.

- А какие у вас еще были совместные работы с Андреем Арсеньевичем?

- Еще я играла в спектакле. Он ставил «Гамлета» в Ленкоме. Это театр имени Ленинского комсомола, его главный режиссер Марк Захаров. Работа Андрея была удивительной и там. Он поставил все, как сам считал нужным. Все яркое в этой работе - это Андрей. Мы выглядели на сцене достаточно ярко благодаря тому, что он придумал. Он заранее придумывал какие-то вещи. Сами должны были сделать пантомиму король и Гертруда. Гением пантомимы был у нас Александр Орлов, он очень быстро сделал нам пантомиму. Делалось затемнение, высвечивая, как Гамлет переходит от матери, я при этом тут же сползала в темноту, быстро переодеваясь, и после уже выходили на пантомиму. А он в это время еще говорит несколько реплик с Офелией. Вот за эти секунды мы с призраком умершего короля уже были готовы. Андрей очень боялся, что мы можем начать фальшивить. Это был бы для него острый нож. Поэтому где-то через пять репетиций он сказал: «Ну вот, через неделю - на сцену». Так просто не бывает в театре. А в театре это происходит чуть иначе, чем в кино. Короче, постепенно, не с самого начала, но интерес зрителей к спектаклю рос. Но надо сказать, что актеры все были хорошие. И мы начали играть. Сначала было много недовольных. Ведь это же театр Захарова. Марк Захаров возненавидел этот спектакль, хотите верьте, хотите нет.

- А почему?

- Это у него спросите. И он физиологически не понимал, почему народ валит на спектакль.

- Какие-то яркие моменты во время спектакля помните?

- Была замечательная сцена, где кучей валились все убитые по лестнице на меня. Конечно, все держались как могли. И первым из этой кучи встает Гамлет - Анатолий Солоницын с совершенно отрешенными глазами, у него это замечательно получалось. И с такими вот потусторонними глазами он начинал по одному немного замедленно всех поднимать. Каждый из нас вставал как в потустороннем мире. Зал замирал. Мы вставали все вот с этим ощущением, что и мы смотрим как бы совсем с другой стороны на этот мир, с мыслью о том, что нужно прекратить убивать. И вот здесь зал взрывался.

- В спектакле вы ведь играли две роли, не только Гертруду, но и Офелию?

- Да. Изначально я должна была играть только Гертруду, но в какой-то момент обстоятельства изменились, и мне пришлось сыграть еще и Офелию. Когда мы должны были ехать в Ереван, выяснилось, что Чурикова не поедет с нами. Там, в Ереване, сказали, что я буду играть не свою Гертруду, а Офелию. В течение полутора суток я учила текст. Мне нужно было хорошо знать текст сцены безумия, а текст остальных сцен Толя в костюме Гамлета подсказывал мне из-за кулис. Во время подготовки Андрей сказал о роли Офелии: «Хорошо было бы, если бы она глаза открыла». Я открыла их. И когда я играла Гертруду, должна была на Офелию сверху цветочки бросать, очень боялась попасть в ее большие глаза, потому что сама я должна была закрыть глаза. И вот когда я открыла глаза, темпераментная армянская публика живо среагировала: «Ааа! Уу!! Уууу!» Вот это буквально так звучало. К сожалению, это был последний спектакль. У нас с Толей Солонициным было предчувствие относительно спектакля, и, правда, это оказался последний раз.

- Что вы можете сказать о последнем фильме Андрея Тарковского «Жертвоприношение»?

- В своем деле Андрей был непревзойден. Он получил Венецианского льва, сняв «Иваново детство» в 1962 году. И когда Андрей был в Италии, все известные режиссеры, такие, как Феллини, стояли перед ним просто навытяжку. Все патриархи - Феллини, Антониони, Бергман - считали его богом кинематографа. Бергман говорил о том, что у него еще даже ключа нет в руках от той комнаты, в которой свободно чувствует себя Тарковский.

- Общались ли вы с Андреем в его последние годы жизни?

- Когда Андрею давали работать, он был только в том, что должен был сделать, подобрать тех, кто ему нужен, и после этого творить. Ведь столько времени он просил, подавал заявки, а ему не разрешали делать то, что он хотел. Такое при этом мученичество было им пережито. Его походы к председателю Госкино Филиппу Ермашу в то время были просто ужасны. Мне доводилось бывать у Ермаша. Он раскуривал сигареты «Филипп Моррис», чуть ли не в лицо дымя собеседнику. Он просто наслаждался своим высоким положением. Это была для кинематографа просто катастрофа. Он мучил Андрея. Потом уже Ермаш пытался оправдаться, но Мотыль и я, вы уж меня извините, мы оба написали, что было на самом деле.

Сестра Андрея Марина нам сказала, что, когда увидела его высохшим от болезни, действительно словно замученным, с ней началась истерика. К нему никого не пускали. И пустили только тогда, когда он был смертельно болен. Весь мир знал, что он болеет. Осталась с ним там Лариса Павловна и падчерица. Довольно страшная картина получается. Ведь довольно скоро и она там легла. Не зря Серафим Саровский говорил о том, что мир лежит во зле, мы должны знать об этом, помнить это, преодолевать насколько возможно. Мы не в раю живем, это правда. Вообще мне кажется, если бы Андрей немножко подождал, то потом столько снял бы... Он бы не умер. Ну что сейчас говорить об этом...

Маргарита Терехова родилась 25 августа 1942 года, училась в Ташкентском университете, в Школе-студии при Академическом театре им. Моссовета, где впоследствии работала. Из ее театральных ролей наиболее известны Клеопатра в «Цезаре и Клеопатре» Б. Шоу, Соня в «Преступлении и наказании» по роману Ф. М. Достоевского, Мари в спектакле «Глазами клоуна» по роману Белля. Маргарита снялась более чем в 30 фильмах, среди которых «Зеркало» Тарковского, «Д'Артаньян и три мушкетера» Юнгвальд-Хилькевича, «Собака на сене» Фрида, «Давай поженимся» Ефремова.