Почему не арестовывали диакониссу Татьяну, посещавшую христиан в римской темнице?

Ответы на этот вопрос мы найдем у авторитетов исторической и церковной мысли.

Римское государство было правовым государством. Осуждение Христа, вопиюще незаконное, – исключительный случай. Вспомним из «Деяний святых апостолов», как отреагировал тысяченачальник, арестовавший апостола Павла, когда узнал, что тот – римский гражданин. Он «испугался, что связал его» (Деян.22:29). Незаконные действия могли иметь для должностного лица весьма неблагоприятные последствия. Так и аресты христиан совершались только законным порядком. В «Лекциях по истории древней Церкви»  (далее - «Лекции»)  Василий Болотов пишет: «Гонения не были ни уличной бойней, ни народной травлей; и не всякий встречный и поперечный мог делать что ему угодно; напротив, с точки зрения римского уголовного права, преследования были облечены в форму судебного приговора, а всякий суд с его модификациями совершался по закону».

Неизвестный мученик. Римские катакомбы

Более того, как объясняют Василий Болотов и другие авторы, само возникновение каких-то законных установлений относительно преследования христиан связано со стремлением властей оградить своих граждан от бесчинства  толпы. В «Лекциях» В. Болотова, а именно в разделе «Церковь послеапостольская и Римская империя» есть подраздел: «Отношение к христианству простого народа». Христиане, по мнению последнего, 1) не почитали богов; 2) собирались на тайные ночные сборища, где, понятное дело, предавались разврату, а раз пили какую-то кровь, то значит – убивали младенцев! «Подозреваемые в таких преступлениях, христиане являлись в глазах простого народа ненавистными для богов и виновными отсюда во всех общественных бедствиях. В Африке даже сложилась пословица: «не дает Бог дождя, так пойдем на христиан». Разольется ли Тибр до городских стен — «христиан ко львам». Являлся вопрос: да может ли быть что-нибудь доброе от такого народа? не подлежит ли он истреблению?». Василий Болотов заключает: «Если бы народ имел свободные руки, то история христианства обратилась бы в уличную бойню, и христианство было бы истреблено без остатка. Но само государство поставило на первых порах свою державную силу между христианством и простым народом и свело ярость народа до minimum'a».

Другое дело, что, избавляя христиан от народной расправы, закон определял их как преступников, ибо почитание богов (а, главное, что как раз тогда распространилось, почитание гения императора) было главным проявлением лояльности, непочитание же – проявлением неблагодарности к кесарю и нечестием. «Вы не имеете права существовать» (non licet vos esse) — таким, не больше и не меньше, был приговор правительства христианам. Другое дело, однако, - живая жизнь. В. Болотов пишет: «Если христиане — враги государства: почему же гонения на них были относительно слабы (лучше сказать, не отличались постоянством – А.М.)? Так спрашивает и Тертуллиан: «Если ты христиан осуждаешь, то отчего же их не разыскиваешь? а если не разыскиваешь, то почему и не освобождаешь?» Действительно, это была логическая непоследовательность. <…> Но действительная жизнь по принципам составляет, можно сказать, идеал, к осуществлению которого народы только стремятся; чрезвычайно редки моменты, когда народ живет принципами и принимает сознательно меры к проведению их без послаблений в выводах и без уклонений в частностях. С этой именно точки зрения объяснять нужно и тот факт, что положение христиан ухудшалось в эпохи политического оживления, было особенно тяжело, когда на римском престоле восседали лучшие люди Рима, одушевленные национально-политическими идеалами. Политически преступник был безвреден; кровавые меры не гуманны. Когда христиане входили в столкновение с государственным законом, их казнили (нужно было поддержать авторитет государства); но когда их можно было игнорировать, их игнорировали. Но собственно только религиозное воодушевление могло вызвать систематическое преследование христиан, а этого воодушевления и не было. Поэтому-то правительство вначале само не вело активной борьбы с христианами, а при столкновениях с ними народной массы оно являлось лишь судьей и при этом скорее сдерживало массы, чем возбуждало их.. Положение христиан было трагическое, но не столько потому, что верховная власть была им враждебна, сколько потому, что под их ногами не было твердой юридической почвы. Христиане могли существовать даже открыто, могли даже благоденствовать; но достаточно было одного доноса из-за мелочного личного столкновения,— и их противогосударственный характер выяснялся на суде и их преследовали». Здесь очень важно выражение «из-за личного столкновения».

Христос Вседержитель. Римские катакомбы, III в.

Государственные гонения на христиан были редки, самые крупные из них – это гонения при Декии (середина  III в н.э. ) и при Диоклетиане (конец III в – начало IV в). Но и тогда гонения не были бессудными. В книге «Исторические пути христианства» протоиерей Александр Шмеман пишет: «Сама структура римского судопроизводства давала возможность христианам существовать и под этим осуждением (как преступников – А.М.). Рим не имел государственного прокурора: против каждого христианина должен был выступить «частный» обвинитель, само же государство вначале отказалось взять на себя инициативу гонений. Этим объясняются, с одной стороны, довольно длительные затишья в гонениях, с другой же, их «индивидуальный» характер: арест одного христианина мог совершиться чуть ли не в собрании общины без того, чтобы пострадали другие члены ее».

Стоит иметь в виду при этом, что истец-обвинитель мог поступать лишь официальным образом и нес ответственность за свои обвинения.   Если обвинения не подтверждались, возбуждалось уголовное дело против истца. Василий Болотов пишет: «Истец должен был занести ad acta, что такой-то желает вести дело с таким-то по такому-то делу на основании такого-то закона. С этого времени он не мог уже прекратить дела. Судящиеся стороны с этого момента, по выражению римских юристов, «in actis haerebant», т. е. увязали в актах, и если бы истец намеренно ослаблял приведенные им раньше доказательства, то он подвергся бы суду за отступление на попятную».

Впрочем, существовала другая законная форма преследования христиан — это так называемое сoercitio (букв: «удерживаю» лат.), или «право обуздания», принадлежавшее административным лицам, — упрощенная во всех отношениях форма судопроизводства. Начальникам провинций вменялось в обязанность преследовать таким путем разного рода вредных для общества людей. К последним относились, например, разбойники, люди, занимающиеся ловлей живых людей для продажи их в рабство и др.

Болотов рассказывает: «Что главнее всего, само должностное лицо имело право по собственной инициативе приступить к расследованию, которое производилось в таком объеме, в каком это лицо находило нужным; причем как в дознании, так и в мере наказания и в самом наказании производящая coercitio власть не была связана законом. Поэтому здесь были иногда возможны явления, совершенно невозможные на суде. Лукиан рассказывает, как один проходимец явился перед трибуналом, объявляя себя христианином. Должностное лицо, узнав, что этот проходимец рассчитывает только произвести сенсацию, прогнало его от трибунала, и никакого исповедничества не получилось. Тертуллиан свидетельствует, что некоторые начальники провинций умели вести дело так, что христиане в их провинциях жили в безопасности. Один из них даже сообщил под рукою формулу, как христианин должен был отвечать на суде, чтобы он (судья) имел возможность его освободить. Очевидно, дело касалось общих мест, которые показали бы, что далее дело вести не стоит. Нередко случалось, что в то время, как в одной провинции воздвигалось против них лютое преследование, в другой они жили в полном спокойствии и безопасности. Случалось и так, что начальники провинций, даже враждебно настроенные к христианам, не предпринимали против них никаких репрессивных мер, если знали, что настроение центрального правительства идет в разрез с их личным».

Встречаются свидетельства того, как стражники шантажируют христиан, посещающих братьев в темнице: они вымогают у них деньги, говоря, что донесут на них правителю.  Скорее всего, тут имеется в виду тот произвол сoercitio, о котором только что рассказано.

Во всяком случае, даже в столь кратких замечаниях, с привлечением только лишь общих наблюдений историков, мы видим, что в древности был свой уклад жизни, в котором, точно так же, как и  в нашем укладе, все зависело, даже при самых строгих порядках  – от живых людей.