Диакон Августин Соколовски: Гонимая Церковь — Церковь процветающая

— Какие нравственные вызовы сегодня наиболее характерны для Швейцарии, и отличаются ли они от того, с чем встречается Церковь в России?

— Главный вызов выражается в том, что мы живем в цивилизации, называемой постхристианской. Это означает, что христианство для большинства наших современников воспринимается как часть прошлого. Человек празднует Рождество, но не помнит, с чем оно связано. Думается, что именно поэтому смысл Конференции раскрывается в рассуждении о том, как сделать, чтобы христианство вновь пришло в мир, чтобы постхристианская эпоха переросла в пост-постхристианскую. Это главный вызов и главная задача для Церкви, для общества, и для всех нас.

Что касается раскрытия этой проблематики на Западе, то, мне думается, что говорить в данном случае следует не только о православных христианах, но и о христианстве вообще и о всяком человеке. Утрата миром христианства — это трагедия не только для нас, но и для всего мира. Для тех, кто не слышал о Христе, главная трагедия заключается в растущей невозможности о Нем услышать.

Диакон Августин Соколовски

Разница между процессами в России и на Западе заключается в том, что в наше время в России Церковь пользуется большим уважением общества. Люди, в большинстве своем, не воцерковлены. Тем не менее, спонтанное упоминание о Церкви вызывает у них глубокое уважение, они иногда прибегают к Церкви, если есть на то жизненная необходимость. Число прихожан наших [«наше» диакон Августин говорит о России, — ред.] храмов медленно, но возрастает. Церковь пережила период гонений, и в сознании современников сегодняшняя Церковь отождествляется с той, что преодолела огромные испытания. Это Церковь, прошедшая через страдания.

Христианство на Западе, безусловно, также подвергалось гонениям, потрясениям и преследованиям, но они не были связаны с пролитием крови, с физическим преследованием. Поэтому в сознании людей Церковь не отождествляется с гонимой и преследуемой Церковью, они живут и мыслят вне этой перспективы. Для них Церковь — это структура, которая раньше обладала влиянием и властью, а теперь оказалась в стороне от общества. В этом разница. Наблюдается своего рода движение в противоположные стороны: в России Церковь возвращается, а там удаляется, у нас [в России] христианство старается вернуться, а там — уйти, потому что нет смысла оставаться.

Эта разница не так принципиальна, как кажется. Потому что главная проблема одна и та же: и здесь и там общество стремительно секуляризируется. У нас — вопреки возрождению Церкви, там — параллельно с отказом от христианства. Этот факт налицо, и наша задача — осмыслить это явление секуляризации. Надо найти его причины и корни, богословски проследить его динамику и логику, которая есть, но пока не выявлена, а затем попытаться не допустить тех ошибок, которые, возможно, были совершены в истории. Нужно действовать с учетом накопленного опыта. Необходимо стараться делать свое дело. Без уверенности в собственной победе свидетельствовать о Христе. В этом заключается то общее, что может объединять православных в России и вне России. Подобное ответственное размышление необходимо, оно должно нам сопутствовать и становиться предметом нашей работы.

— В России сейчас все чаще говорят о том, что кредит доверия и уважения, который Церковь получила в обществе, пережив эпоху гонений, практически или даже полностью исчерпан. Сегодня общество уже не готово, например, сразу отдать Церкви то, что было отобрано в советские годы, только потому, что когда-то это Церкви принадлежало; любая публикация на церковную тему, если есть возможность комментирования, собирает сотни далеко не благожелательных откликов. Церковь возрожденная и не гонимая уже не очень нравится нашим современникам. Поэтому эксперты предостерегают, что возлагать надежды в будущем на тот же кредит доверия к Церкви не следует.

— Мне кажется, что есть и другие критерии, которые не менее важны. В частности, это количество призваний — священнических и монашеских. Процентуально весьма велико количество молодежи, приходящей служить в Церковь, готовой посвятить себя этому. Это принципиально важно.

— А число обратных уходов?

— Уходы — это несколько другая проблема. Если мы обратимся к проблематике призваний на Западе (и здесь нет разницы между католиками, протестантами и православными), то увидим прямо противоположную ситуацию. Человек готов ходить в церковь, готов быть христианином навсегда, но не готов посвятить себя служению. Даже в тех исповеданиях и традициях, где разрешено женатое духовенство, где возможны разнообразные практические послабления, человек больше не может себя на всю жизнь отдать служению Церкви. Эта проблема, на мой взгляд, является важным показателем.

Когда публикации на церковную тематику вызывают неоднозначный интерес в обществе, это можно воспринимать по-разному. Самое печальное — это когда не возникает никакой реакции. Если вы на севере Европы скажете: «Я получил благословение Патриарха», а католик скажет: «Я непосредственно слушал Римского епископа», то ответом будет: «Да, ну и что». Ответом будет полное безразличие. Это означает, что Церковь во всех своих проявлениях, своих добродетелях и недостатках, своих подвигах больше никому не интересна. Это главная трагедия, которую пока нам [в России] к счастью не дано пережить. Мне кажется, что негативные стороны современного развития, вызывающие отрицательный интерес к церковной действительности, помогают Церкви взглянуть на себя со стороны и исправить ошибки. В этом нет никакой трагедии, это указывает, что в обществе есть поиск, есть желание истины. А истина всегда одна. Здесь важно правильно анализировать процессы.

Проблема возвращения имущества требует политической корректности. Во-первых, определенные интересы всегда были и будут, они заставляют Церковь сталкиваться с трудностями. Во-вторых, наличие проблем — благо для Церкви. Гонимая Церковь — Церковь процветающая. Этот парадокс раскрывается нам в Библейском Откровении. Думается, что тот факт, что у нас наряду с раскрытием глубокого интереса и уважения к Церкви, имеется осознание проблем и критика со стороны общества, следует воспринимать позитивно.

— Часто говорят, что христиане даже не пытаются приложить к себе высокий идеал Евангелия, что даже проповедь в современном храме сильно отличается от той высокой планки нравственности, которую ставил Спаситель.

— Мне кажется, что в поиске ответов на такие вопросы нужно всегда обращаться к Слову Писания. Читая книгу Апокалипсиса, мы видим, как Господь Воскресший обращается к церквам: Он говорит о церквах, которые совершенны в любви, в стоянии в истине, и о церквах, удалившихся от первоначального огня веры, данного им. В этой диалектике полноты истины, полноты обретения правды и несения ее, и недостатков, об исправлении которых Господь говорит церквам, и нужно пытаться найти ответ на подобные вопросы. Несоответствие между проповедью и жизнью будет иметь место всегда. Все те учения, которые настаивали на полном соответствии первого и второго, в итоге оказались еретическими. Жизнь и правда никогда не совпадут до наступления эсхатологического свершения, пока Царствие Божие не пришло в окончательной полноте и силе. Здесь нужно научиться понимать себя и мир, понимать, что реальность нашего бытия не может быть совершенной — иначе получится утопия или антиутопия.

Мы, принадлежащие к Церкви, должны стараться осмыслить происходящее, видеть признаки времени и анализировать ситуацию, быть живыми членами общности — Небесной и Земной организации Церкви. В этом раскрывается смысл наших конференций.

— А если обратиться к конкретике: Христос говорит, что блаженны кроткие и гонимые, а в Церкви постоянно сейчас звучит идея, что православный должен быть лидером, что он должен быть успешным, показывать пример. Нецерковному человеку кажется, что здесь нет соответствия. Христос сказал: раздай все и следуй за Мной. А мы говорим, что обладать богатством можно, только нельзя к нему прилепляться. Но насколько честно мы не к нему не прилепляемся — как это измерить?

— На самом деле нет того человека, который мог бы ответить на этот вопрос и снять противоречие. Дело в том, что заповедь, о которой говорит Христос, это прежде всего Его словесная икона, это образ Его Самого. Христос, Который говорит о счастье для кротких, бедных, нищих и гонимых прежде всего указывает на Самого Себя. Это блаженство, являемое в Нем, — единственный пример исполнения всего в истории. Мы же достигаем этого вхождением в реальность сакраментальной жизни Церкви. Мы в той или иной степени можем приблизиться или отдалиться от сказанного, и вся наша жизнь будет состоять из этих приближений и отдалений.

Мне кажется, что слова о лидерстве и успехе надо понимать в несколько ином ключе. Действительно, мы должны свидетельствовать о Христе, свидетельствовать адекватным образом, чтобы наш христианский образ заключался в способности быть. Стараться нести в себе ту правду, которая достижима, и правда эта должна проявляться во всех человеческих призваниях, во всех человеческих буднях, в каждом измерении простой и обыденной жизни. В этом смысле, христианин, руководящий предприятием, безусловно, должен стараться быть успешным, чтобы благополучие было и у его сотрудников. В отрыве от контекста слова об успехе могут шокировать, но при правильном их понимании и расположении, все становится на свои места. В противном случае происходит моралистическая редукция сказанного в Новом Завете, отход от христологического постижения слов. Евангельские слова — не система правил, а указание на реальность, явленную нам в Человеке Иисусе Христе. В нее мы входим не путем повторения неповторимого, а путем вхождения в правду Бога.