Рай в алюминиевом дворце

- Призрак бродит по Европе, – завывал мой одноклассник Мишка Копейкин, вызванный на уроке обществоведения рассказывать про Манифест Первого Интернационала, - призрак коммунизма….

Поскольку знания его на этом обрывались, он вздыхал и, надеясь, что проклятый звонок все же прозвучит, затягивал еще заунывней: «При-и-израк… бро-о-оди-и-ит…».

- Хватит уж, Копейкин, - вздохнула немолодая учительница, - хватит про призрак. Что там еще написано в Манифесте? Да не тяни, отвечай или садись с двойкой…

- Такие философы, - продолжал завывать Копейкин, которому никак нельзя было получать еще одну двойку, - такие философы как Карл, как Маркс…

- Как Фридрих, как Энгельс, - передразнила учительница, - все, сил моих больше нет, садись, два!

- Про общность, - вдруг услышал Мишка спасительный шепот отличницы Большаковой, - про общность они писали, - средств производства…

- Про общность, - оживился Мишка, - про общность они писали, Елена Григорьевна, средств этих, как его, производства…

- Ну да, - вздохнула учительница, понимавшая, что ничего хорошего из этого продолжения не получится и лучше бы Копейкин сел на место, - ну, еще про какую общность?

- Ну, вообще, про общность… про общность всего… это же коммунизм… про общность жен, - кажется, Копейкин сам понимал, что заехал куда-то не туда.

- Ага, - неожиданно согласилась учительница, - про общность жен, и про общность мужей…Это ты, Копейкин, Антонине Александровне на литературе рассказывать будешь. Пошел на место, четвертый сон Веры Павловны!..

Так и прилипло к Копейнику с самого того несчастного урока прозвище «Четвертый сон Веры Павловны», которое быстро сократилось до «Четвертый сон».

Четвертый сон Веры Павловны из романа Н.Г. Чернышевского казался в те времена нудной утопией, не имеющей никаких шансов на осуществление. Ну, утопия утопией, однако же, классик революционной демократии в своей жизни кое-что из нее воплотил. Недаром же издевался Набоков: «Любовный треугольник, любовный треугольник…Знаем мы этот любовный треугольник: Чернышевский, Ольга Сократовна и весь Саратов…».

Сын саратовского протоиерея оказался прозорливцем. Фантастическое сновидение сделалось реальностью и, вероятно, без революционных преобразований, без «Бога нет и все позволено» не обошлось. Сбылось все: алюминий и хрусталь, передовые технологии, развлечения и праздность, коммуникации и путешествия… Описание праздника в хрустальном дворце с алюминиевыми колоннами – ведь это же современная дискотека с акцентом на одной очень узнаваемой детали: «Ты видела в зале, как горят щеки, как блистают глаза; ты видела — они уходили, они приходили; они уходили — это я увлекла их, здесь комната каждого и каждой — мой приют, в них мои тайны ненарушимы, занавесы дверей, роскошные ковры, поглощающие звук, там тишина, там тайна; они возвращались — это я возвращала их из царства моих тайн на легкое веселье. Здесь царствую я».

Это «я» - вымечтанная Чернышевским свободная любовь без каких бы то ни было обязательств, ограничений и предрассудков. В контексте самого популярного в России революционного романа именно эта затаенная мечта Чернышевского становится «идеалом и орудием всемирного разрушения», ради которого Русь призывалась и была-таки призвана к топору.

Ну, ладно. Четвертый сон – все же утопия. То, что происходит, порой, на дискотеке – к счастью, не стало еще нормой жизни и проходит пока по разряду «всяческих безобразий».

«Всяческие безобразия» это, конечно же, эвфемизм. Другой эвфемизм придуман для обозначения того же самого дела, только не минутного, а растянутого во времени. Это – так называемый «гражданский брак».

Не тот гражданский брак, который, в отличие от церковного, заключается в соответствии с гражданским законодательством, а свободные супружеские отношения, протекающие без всякого «расписывания», без всякой фиксации, без каких-либо взаимных обязательств.

Еще лет десять назад перед не чуждыми Православной Церкви и желавшими пожениться молодыми людьми неизбежно вставал вопрос: венчаться или «расписываться»? При этом «расписываться» означало заключить брак в соответствии с гражданским законодательством в ЗАГСе с соблюдением всех цветистых обрядов, которыми работники госучреждения пытались украсить вполне формальную процедуру.

Священники тогда неустанно объясняли, что брак, заключенный в ЗАГСе – это вполне правильный, законный, ни коим образом не греховный брак, который для людей верующих должен естественным образом завершиться церковным таинством Венчания.

Прошло время. И пресловутый «четвертый сон Веры Павловны» оказался самой обыденной реальностью. Достаточно большое число супружеских пар не желают ни венчаться, ни расписываться. Молодые и не очень молодые люди предпочитают жить «просто так», придумав лживое, но удобное и благозвучное удобное словосочетание «гражданский брак».

Что ж, в условиях, когда нравственные ориентиры потеряны, плюрализм общественного мнения считает такое явление вполне допустимым. Однако многое из того, что считает для себя допустимым мир, недопустимо для Церкви, недопустимо для верующего человека. Здесь никакие эвфемизмы не помогут, и человек, признающийся на исповеди в том, что он живет «в гражданском браке», должен быть готов услышать, что это заблуждение, и живет он, на самом деле, в блуде… Да-да, в самом настоящем блуде, поскольку стремится к любви без обязательств и в любую минуту готов поменять партнера.

Для верующего человека «гражданский брак» - грех. А для неверующего? Для того, кто не считает себя обязанным выполнять все требования христианской морали?

Основополагающий принцип права утверждает, что незнание закона не освобождает от ответственности. Для человека, не признающего понятия греха, его последствия столь же тяжелы, как и для человека богобоязненного. И наказанием за грех «гражданского брака» является то, чего «герой нашего времени» стремится всеми силами избежать, -  однообразие и скука!

Конечно, и семейная жизнь в правильном, даже церковном браке может превратиться в ад. Но может и не превратиться… А вот «гражданский брак» скучен и уныл по самому замыслу, по самой сути. Ведь как бы мы себя ни обманывали, такая жизнь устраивается не ради сохранения личной свободы, а ради безответственности. Свобода ценна, когда она окружена несвободой, когда ее можно потерять. И особенно ценна – когда ею можно пожертвовать! А здесь, в «гражданском браке», кто ж на нее покушается? И может быть, за этим стремлением быть свободным любой ценой скрывается страх перед возможной несвободой, а там, где страх, какая же свобода?

Кажется, из всех читателей романа «Что делать?», сумевших продраться через не сильно художественный текст до четвертого сна главной героини, был только один человек, назвавший его гениальным. Все остальные, от ленивого школяра до гениального Набокова, признавали его невыразимо скучным. Скучным, несмотря на лихо закрученный сюжет с исчезновением и мнимым самоубийством, несмотря на скандальную для средины XIX века проповедь свободного отношения полов.

Эта скука вечных риторических вопросов была язвительно высмеяна Розановым: «Что делать? Как что делать? Если лето – чистить ягоду и варить варенье. Если зима – пить с этим вареньем чай».

Но подлинная, адская сущность этой скуки открывается Достоевскому. Вечность ада – это «баня с пауками», тесная деревенская баня, которая страшна тем, что охватывает собой ВСЮ вечность.

Христос убеждал Своих учеников, что Царство Небесное находится в них самих. Но если Царство Небесное при определенных условиях может «прорасти» в нас уже в этой земной жизни, то ведь и ад начинается здесь на земле.

Одна «гражданская жена», другая… Один бойфренд, пятый, десятый…. И чем, в сущности, один отличается от другого? Не превращается ли вся жизнь в скучнейший четвертый сон Веры Павловны?

Образцом супружеской любви издавна считается брак благоверных Муромских князей Петра и Февронии. Супружеское ложе, которое не может разрушить даже смерть, наверное, самый яркий образ средневековой повести о жизни этих святых. Однако есть в ней еще один любопытный фрагмент, написанный в духе средневековых фаблио. Изгнанная из Мурома княгиня плывет по Оке на ладье и один из придворных, степенный женатый человек «смотрит на нее с вожделением». Мудрая Феврония просит незадачливого искателя любви попробовать на вкус воду с левого и правого борта корабля. И когда та оказывается совершенно одинаковой, говорит, что и женское естество тоже одинаково; имея жену бессмысленно искать утешения на стороне. Одно и то же!

Апологеты «гражданского брака», безусловно, буду говорить, что нет, не одно и то же. Однако все эти разговоры напоминают оправдания любителя крепко выпить, который на упреки жены, просившей его ограничиться одной лишь рюмкой, отвечал: знаешь, с каждой рюмкой я становлюсь другим человеком, но другому-то - тоже нужно!

Безусловно, одухотворенная плоть так же индивидуальна, как человеческая личность. Но захочет ли дышать дух там, где, кроме стремления к простенькому комфорту, нет никакого другого чувства?

Вероятно, большинство людей, избирающих для себя гражданский брак, уверены, что они не будут искать измены. Они просто не хотят брать лишних обязательств из-за возможной ошибки. А вдруг не сойдемся характерами? А вдруг не подойдем друг другу по каким-то параметрам? А вдруг откроются недостатки, которые невозможно терпеть? А вдруг….А вдруг… Не нужно торопиться, полагают они. Если супружеская жизнь не сложится, можно легко расстаться и поискать нового счастья. И вот когда это счастье, может быть, после нескольких попыток будет обретено, тогда можно и «расписаться», и даже повенчаться.

Однако логика такого рассуждения совершенно неубедительна. Супружеское счастье невозможно без любви. А любовь невозможно обрести путем проб и ошибок. Что бы ни говорили, любовь это дар Божий. А признак ее подлинности - это, прежде всего, готовность пожертвовать всем для любимого человека. «Крепка как смерть любовь» (Песн. 8, 6) - говорит Соломон. «Любовь долготерпит... не превозносится... не ищет своего... все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13, 4-7), - пишет апостол Павел. Прочность брака обусловлена практически одной только верой в его нерушимость. А если заранее предполагать возможность его расторжения, то он, скорее всего, действительно распадется.

 Задумаемся вот еще о чем. Все, что является причиной разрушения семьи в настоящее время, существовало и в прошлом. Супружеские измены, пьянство, безответственность, отсутствие общих интересов, психологическая несовместимость - все эти человеческие слабости были достоянием и предыдущих поколений. Однако вера в нерушимость брака учила терпению, уступчивости, состраданию, умению подчинить личный интерес высочайшей ценности семьи. «Носите бремена друг друга и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6, 2), - учил апостол Павел. Семейная жизнь невозможна без исполнения этого правила. А духовные силы для этого появляются только после освящения супружеских отношений в церковном браке.

«Вольному - воля, спасенному - рай», - с обескураживающей простотой говорит русская пословица. Каждый сам строит свой земной рай. Для кого-то это «гражданский брак» не то в алюминиевом дворце, не то в бане с пауками. А для кого-то освященное благодатью супружеское ложе, которое не в силах разрушить даже смерть.