Как бы видя Невидимого

Священномученик Владимир Амбарцумов принял Православие,  уже будучи зрелым человеком. Рожденный в 1892 г., он был активным, одаренным, поистине востребованным деятелем студенческого христианского движения в России 1910–1920-х годов. Движение это было, в основном, протестантским.

Листок Самарского студенческого христианского кружка

Для людей, не знающих Церкви, но «признающих роль христианства», протестантизм представляется религией «более приемлемой», чем православие, «освобожденной от лишнего». Но есть живые свидетельства обретения истины в Церкви, неповрежденно ее сберегавшей. Ничто не вынуждало великую княгиню Елизавету Федоровну принимать православие; более того, она слишком хорошо понимала, какое огорчение этим шагом доставит родному отцу. Ничто не вынуждало будущего священномученика Владимира Амбарцумова оставлять  широкую самоотверженную деятельность ставших тогда уже тайными студенческих христианских кружков и в 1926 году присоединяться к Церкви. Из огня героической опасности он попал в полымя не менее опасного, но отмеченного презрением «обрядоверия» (как смотрели и смотрят на православие многие наши соотечественники). Но истина важнее даже геройства, и к ней стремился Владимир Амбарцумович.

До конца своих дней он сохранил благодарную память о молодости. То было время и служения Слову, и глубокой личной любви. Владимир говорил о жене: «Не знаю, где начинаюсь я и где кончается Валя». Если случалось несогласие, он на своем настаивал нежно: «Валечка, уступи». Их соединяла общность взглядов и безоговорочная преданность общему делу.

1922 год. С женой Валентиной и Марией Жучковой

Они и познакомились в 1916 г. как члены студенческого христианского кружка — в то время Владимир завершал образование на физико-математическом факультете МГУ, который он успешно окончил в 1917 г. В том же году у молодой семьи рождается старший сын Евгений (+ 1969), через два года — Виктор, проживший всего два года, но оставивший о себе самую светлую память, в 1922 г. — Лидия, недавно почившая (в монашестве Георгия). В мае 1923 г., когда младшей дочери было чуть больше года, жизнь Валентины Амбарцумовой оборвалась трагически, от пищевого отравления.  Муж вернулся домой только к ночи, когда жена не могла уже говорить. На поданной ей бумажке она написала: «Володя, отдай меня Богу!». Он тотчас ушел в другую комнату и после молитвы сказал спокойно: «Иди, Валечка, к Господу, я тебя отдал Господу». Горе стало свидетельством веры. Ни Владимир, ни его друзья-христиане не омрачили памяти почившей сестры во Христе ни унынием, ни ропотом, ни единым неверным словом. Похороны на Ваганьковском кладбище, на которые собралось очень много народу, проходили под пение христианских гимнов, и Владимир Амбарцумович сказал на могиле: «Слава Богу за все!». В книге о священномученике Владимире (изданной московским Зачатьевским монастырем в 2007 г.) можно найти и письма  Владимира Амбарцумовича жене, и письма друзей в связи с ее смертью. …

Заботу о детях взяла на себя Мария Алексеевна Жучкова (+ 1956), подруга их матери, ставшая для них второй мамой. Они так и называли ее, только обращались на «вы», вслед за отцом. О том, чтобы выйти за Владимира замуж, Мария Алексеевна и мысли не допускала, поскольку знала о предсказании Марии Ивановны Дивеевской, что он должен принять священство. К тому же она боялась стать детям мачехой, если б родились свои дети. Так рассказывает Лидия Владимировна Каледа-Амбарцумова, присоединяя рассказ и о том, как ее отцу и Марии Алексеевне не верили, что они живут как брат с сестрой.

Духовный путь Владимира Амбарцумова связан, прежде всего, с именами протоиерея Валентина Свенцицкого и старца Георгия Лаврова. В декабре 1925 г. отец Валентин крестил детей, Евгения и Лидию, в Никольской церкви на Ильинке. Мария Алексеевна стала их крестной матерью. А в начале 1926 г. Владимир Амбарцумович перешел в православие. Он сразу же стал прислуживать и читать в церкви. В конце 1927 г. он отправился, с рекомендацией протоиерея Валентина, в г. Глазов, к епископу Ижевскому и Воткинскому Виктору (Островидову), единомысленному с отцом Валентином, будущему священномученику. 4 декабря 1927 г. Владимир Амбарцумов был рукоположен владыкой Виктором в диаконы, 11 декабря того же года — в священники.  После краткого служения в г. Глазове отец Владимир был перемещен в Московскую епархию и стал служить в московском князь-Владимирском  храме в Старосадском переулке.

Декларация митрополита Сергия Страгородского от 29 июля 1927 г., до сих пор вызывающая противоположные оценки церковных историков (см., например, «Историю русской православной церкви 1900–1927» протоиерея Георгия Митрофанова) и публицистов (сослаться на Зайцева) разделила священство на «поминающих» и «непоминающих». К наиболее непримиримым из последних относился и отец Валентин Свенцицкий (незадолго до смерти, в ссылке, раскаявшийся в своем убеждении) . Отца Владимира Амбарцумова порою также относят к «непоминавшим». В действительности, отец Владимир отказывался поминать на литургии безбожную власть, авторитет же митр. Сергия он признавал. В 1928 г., еще до ареста отца Валентина, из-за разногласий с ним, отец Владимир переходит, в плане собственного духовного окормления, к старцу Георгию (Лаврову) из Данилова монастыря.

И отцу Владимиру, и Марии Алексеевне с детьми приходилось вести жизнь скитальческую. Жили то в Подмосковье, то в Москве. Отец Владимир ночевал у знакомых. Если видел, придя в какой-либо дом, что и так уже много народу, уходил. Даже в кратких описаниях тогдашней жизни православных верующих чувствуются такая взаимная любовь и такое дружество, что поневоле завидуешь.

С детьми Лидой и Женей  в Манихино

Соскучившись по детям, отец Владимир ехал в «Лидино» — так называл он, по имени дочери, то место, где жили в тот момент дети с «мамой». Одно время они поселились в бывшем братском корпусе Данилова монастыря, в квартире у Наталии Амбарцумовой, сестры отца Владимира. Монахи давно уже были выселены, корпус был занят квартирами рабочих. Уберечь детей от дурного влияния грубой среды было практически невозможно, и как только стало известно, что Женя выругался так-то и так-то, семья перебралась в Новогиреево, где удалось снять две комнаты. Однако вскоре их выселили как лишенцев. Шел 1929 г., закрыли князь-Владимирский храм, отец Владимир остался без места. Старец Георгий был уже в ссылке, в Кара-Тюбе (Казахстан), и отец Владимир поехал к нему с сыном Женей, а Мария Алексеевна с Лидой поселились в Сергиевом Посаде, в доме отца Георгия. Там жила одна из его духовных дочерей, и дом стал служить не только пристанищем для православных, но и местом для совершения тайных служб.

Из-за голода, трудностей дороги и болезни сына, отец Владимир был вынужден вернуться в Москву, так и не добравшись до Кара-Тюбе. Лида радовалась и говорила, что Господь услышал ее молитвы, вернул папу. Здоровье Жени было сильно подорвано, и, чтобы избежать возможных инфекций, мальчик учился дома, что было тогда допустимо. Его учителями были отец и его знакомые, так что впоследствии, уже в институте, профессора его спрашивали: «Молодой человек, где вы получили такое образование?». Отец Владимир приезжал раз в неделю и по очереди проводил время с детьми. С сыном занимался физикой и математикой, причем задавал ему много задач на неделю, и Женя их решал. Впоследствии это ему пригодилось для того, чтоб давать уроки. С каждым из детей по отдельности отец Владимир занимался Законом Божиим, читал Библию, учил церковные песнопения. У него был хороший слух и прекрасный голос, петь он любил.

Будучи дружен с отцом Василием Надеждиным, настоятелем храма святит. Николая в Соломенной Сторожке, отец Владимир однажды заменил его на продолжительный срок, когда тот уехал лечиться, а после ареста отца Василия, выполняя его волю, стал настоятелем этого храма. Храм посещало много молодежи. Прихожанами были в основном жители поселка при Сельскохозяйственной академии, связанные с научной или преподавательской деятельностью. Профессора академии, сохранившие верность православию,  обратились к отцу Владимиру с просьбой организовать религиозно-нравственное воспитание их детей. Отец Владимир устраивал беседы с молодежью о православном вероучении, разбирал литературные произведения, посещал с молодыми прихожанами концерты классической музыки. Его усилиями был организован молодежный церковный хор. Он хорошо знал и любил богослужебное пение и часто обсуждал с регентом предстоящие службы. Его службы и проповеди были исполнены вдохновения и собирали полный храм.

Весной 1931 года благочинный предложил духовенству следовать формуле поминовения властей, введенной митр. Сергием и определить свое отношение к июльской Декларации 1927 г. В случае несогласия предлагалось уволиться на покой, чтобы не попасть под запрещение в священнослужении. Отец Владимир и отец Михаил Шик, клирики храма святит. Николая, выбрали последнее. Выйдя за штат, отец Владимир в сентябре 1931 г. поступил на службу в Научно-исследовательский институт птицеводства. О том, насколько активной и плодотворной  была его научная деятельность, говорит хотя бы тот факт, что, арестованный в 1932 г. и приговоренный к нескольким годам ссылки, отец Владимир был освобожден из-под стражи и, оставшись в Москве, отбывал срок условно, по ходатайству Академии Наук. Он был автором многих изобретений, в частности, усовершенствованной модели инкубатора. В упоминавшейся книге о священномученике Владимире есть воспоминания Глеба Удинцева, знавшего отца Владимира в 1930-е годы, когда Г. Удинцев был подростком. Мальчик мечтал сконструировать паровую машину, и отец Владимир писал ему: «Дорогой мой Глебушка. Если я тебя верно понял, то внутренний диаметр шарикоподшипников 1 см. … Паяльник покупать не стоит, надо поискать кусок красной меди, и тогда его сделают в мастерской или мы сами. … Магний можно бы купить для опыта… Детали машины сделают, но не сразу, мастера заняты (очевидно, отец Владимир заказывал «несерьезную» работу мастерам у себя в институте — А.М.). Теперь о другом. Всегда ли ты молишься и запоминаешь ли какие-нибудь новые молитвы? Есть ли такие, которые находят отзвук в душе? Молись и о людях близких, и о своих всех делах и мечтах».

Сам отец Владимир был настолько укоренен в молитвенной жизни, что ей не могли помешать никакие обстоятельства. Он мог сосредоточенно молиться среди шума и суеты. Близкие друзья, у которых он нередко жил, вспоминали, как он подолгу молился, стоя в углу комнаты, в которой жизнь шла своим чередом: кто-то разговаривал, кто-то ел, кто-то спал. Когда в 1932 году его привезли на Лубянку и оставили одного в помещении без окон, он первым делом встал на колени и стал горячо молиться, затем уничтожил все адреса и записи, бывшие при нем. «Вспоминая его, — писал протоиерей Глеб Каледа, — стыдно оправдываться и слышать оправдания других, что не было условий для молитвы».

Отец Владимир запечатлелся в памяти духовных детей как очень цельная личность; сосредоточенный взгляд его темно-карих глаз поражал окружающих; трудно было представить у него хаотическое блуждание мысли. С каждым человеком, за редкими исключениями, он разговаривал как с самым важным и дорогим, он был очень спокоен в общении и деликатен.  Обладая твердым, не терпящим компромиссов характером, он был в то же время очень миролюбив, не переносил ссор. Детей за ссоры он наказывал, так однажды не пустил их из-за этого на праздничный обед.

Находясь на гражданской службе, отец Владимир продолжал окормлять духовных чад, порою прикрепляя духовно неопытных к духовно зрелым. Он разыскивал семьи репрессированных и организовывал им постоянную материальную помощь. Как изобретатель, он имел неплохой заработок, значительную часть которого отдавал неимущим, не допуская в своей семье никаких излишеств. Л.В. Каледа вспоминает, как кто-то подарил ей резиновые тапочки, но отец отобрал их и отдал нуждающимся, поскольку у нее уже были туфли.

Последние три года дети прожили, не расставаясь с отцом. Поселились они  в Никольском по Горьковской ветке, недалеко от Москвы. В церковь ходили на станцию Салтыковская; отец Владимир во время службы стоял в алтаре. Появилась возможность привезти фисгармонию, принадлежавшую семье Амбарцумовых, и отец Владимир играл на ней и пел духовные и церковные песнопения, пел также песни и гимны студенческого кружка. Один из этих гимнов прислал автору настоящего очерка внук священномученика Владимира, Василий Глебович Каледа. Приведем его отрывочно:

Непобедимое дано нам знамя,
Среди гонений его вознесем.
Бог нас в удел приобрел Себе вечный
И нам победу дарует Христом.

Выйдем за стан, по Христу Иисусу,
Взявши наш крест, Его смерть возвестим,
Если страдали мы с Ним в этом мире,
То и во славе восцарствуем с Ним.

………………………..

Бог даровал нам державную силу,
Ею Христос сатану победил;
Ей Он и в нас совершает победу
Именем вечного Господа Сил.

Стоит заметить, что и всем известное стихотворение С. Бехтеева  «Пошли нам, Господи, терпенье…» также, на строгий эстетический взгляд, нельзя назвать безупречным. Вот и в  этих слова, быть может, самое главное то, что они оплачены кровью — и священномученика Владимира, и других «святых сродников наших», как говорится о новомучениках российских в молитве к ним.

С осени 1937 года, как пишет Л.В. Каледа, люди стали разделяться на «сидевших», «сидящих» и «будущих сидеть». Ареста ждали каждый день, точнее, каждую ночь. Отца Владимира арестовали в ночь с 8 на 9 сентября. Крошечные живые подробности ареста показывают жестокость тогдашнего времени. По воспоминаниям Лидии Владимировны, рядом с ней тогда спали котята, и «понятая, глядя на них, все умилялась». Когда провожали арестованного и шли через сад, дочь сорвала яблоко и подала отцу. «Не надо», — сказал чекист. «У вас есть дети? — оборвала его Мария Алексеевна. — Так дайте же детям проститься с отцом». До станции было идти минут семь, подниматься на платформу не разрешили, но дети увидели, как отец Владимир машет им рукой и садится в поезд.

Его продержали в тюрьме и на допросах два месяца. В фильме о Бутовском полигоне отец Кирилл Каледа обращает внимание на то, как за эти месяцы изменился облик его деда — это можно видеть по тюремным фотографиям, сделанным вскоре после ареста и незадолго до расстрела. Видно, что человек претерпел большие мучения. Взгляд, однако, сохраняет и ясность, и прямоту. И это также свидетельство веры.

В заключение мы опять обратимся к воспоминаниям Лидии Владимировны, которая пишет, что в неделю Святых Отцов перед Рождеством отец Владимир всегда читал Апостол и очень подчеркивал слово  «верою». Каждый год впоследствии в эти дни дочь священномученика обращалась к словам из послания к Евреям: «Друзии же руганием и ранами искушение прияша, еще же и узами и темницею <…> И сии вси послушествовани бывше верою…» (Евр.11.36, 39).  Но закончим мы отрывком в русском переводе: «Верою оставил он (Моисей — А.М.) Египет, не убоявшись гнева царского, ибо он, как бы видя Невидимого, был тверд» (Евр.11.27).