Храм Илии Обыденного в 20-30-е годы

Он читал на историческом факультете лекции о памятниках русского зодчества и о мастерстве устной речи, а главным, объединяющим эти два курса предметом, было воспитание духовности в молодом и трудном поколении. Андрей Чеславович умел зажечь и увлечь энергией, талантом лектора, блестящей эрудицией, очень твердой убежденностью в своих словах, что порой невольно заставляло задуматься над собственными, казалось бы, такими верными представлениями о жизни. Он никогда не навязывал нам свои взгляды, но и не заигрывал с аудиторией, не подстраивался под нее, а часто говорил открыто очень нелестные для нас вещи. Не подыскивал никаких мягких синонимов и «альтернативных» выражений, Андрей Чеславович прямо называл невежество

невежеством, хамство хамством, а бездуховность и бездарность ― бездуховностью и бездарностью. Он воздействовал на нас своей глубокой и чистой Личностью, интеллигентностью и искренностью, он стремился не « начитать» материал, а возделать души, заронить в них зерно духовности, которая одна только и имеет истинную ценность в человеческой жизни. Андрей Чеславович показывал нам красоту и глубину русской православной культуры, много говорил о Церкви, часто делился воспоминаниями, но никогда не рассказывал о своем личном пути в православии, о своем собственном религиозном опыте. Мне довелось провожать его домой в декабре из университета, где он в последний раз принимал у нас зачет. По дороге он сказал, остановившись: «Православие -это молчание. Я не сторонник исихастской мистики, но мне кажется, что когда человек получает благодать, он должен молчать о ней...»

Его очень любили студенты. С последней декабрьской лекции его провожали стоя под аплодисменты, а через три месяца многие пришли проводить его в последний путь. Он учил тому, что нельзя просто прочитать в книгах, и давал нам то, что нельзя взять из учебников. На похоронах кто-то сказал, что с его смертью «Университет стал ниже на целый шпиль».

Елена Лебедева, истфак


Когда б не смерть, так никогда бы
Мне не узнать, что я живу.

О. Э. Мандельштам

На юго-западной границе древнего Белого города, у Москвы-реки, возвышается храм Илии Обыденного. До начала XIX столетия он соседствовал с женским алексеевским монастырем, на месте которого в 80-х годах прошлого века был сооружен храм Христа Спасителя. (...) Трудно сказать, когда и по какой причине поставили здесь храм Илии Обыденного.

Среди старожилов ходила такая версия: некоего князя во время охоты в этих местах застигла сильная гроза; и он дал обет построить в случае спасения храм в честь пророка Илии. А может быть, сооружение его было связано с очередной засухой. Так или иначе, первый храм был "обыденным". Это значит, что поставили его за один день. Срубы "обыденок" сплавлялись по Москве-реке. Существующий храм - типичная постройка Петровского времени. Он был возведен в 1702 году на средства думного дьяка Деревнина. Основная часть его представляет собой конструкцию "восьмерик на четверике" с сильно выступающими гранеными апсидами.

Уже во второй половине XIX века появилась нынешняя трапезная с приделами- в честь Первоверховных апостолов Петра и Павла, праведного Симеона Богоприимца и пророчицы Анны. Тогда же по проекту Каминского была возведена Шатровая колокольня. Паперть напоминает застекленную террасу. Церковь обладала одним из лучших в Москве набором колоколов; особенно благородным, певучим звуком отличался большой колокол. Трудно сейчас без боли видеть пролом в южной решетке колокольни: через него в 1930 году сбрасывали колокола на землю... Храм Илии Обыденного опоясывали переулки, и , пока сюда не вторглось здание компрессорной станции, по ним, а не по садику шли крестные ходы. Особенно впечатляющим было шествие с плащаницей в Великую Пятницу. Казалось, весь мир притих в час погребения  своего Спасителя.

Войдя в храм, поражаешься высоте подкупольного пространства, его свету, а также уникальной акустике. Но сначала - об алтаре. На горнем месте в 20-е годы находился витраж - благословляющий Христос ( позже его заменили весьма распространенным изображением воскресшего Спасителя с хоругвью в руке). Древними были выносная икона Божьей Матери и запрестольный Крест - деревянный, резной, с пятью клеймами. Накануне войны эти реликвии уступили место поздним, довольно грубым по своему исполнению. В выдвижных ящиках двух больших комодов хранилось ходовое облачение, в стенных шкафах - богослужебные книги и утварь, в кованом железном сундуке - Ноты. За престолом стоял ларец - мощевик ( теперь он перенесен к амвону).

Каким был главный иконостас в Петровское время, судить просто невозможно. Теперешний, за исключением икон первого яруса, явно второй половины XIX столетия: фигуры фронтальны, статичны, их пропорции не учитывают зрительного восприятия снизу. Четко выдержана каноничная пятиярусная композиция иконостаса: местный, праздничный, деисусный, пророческий и праотеческий чины. Иконостас     увенчан великолепным скульптурным Распятием несколько католического толка. Бесценны иконы местного ряда, по-видимому, сохранившиеся от древнего храма: ушаковского письма Нерукотворный Спас с клеймами  и  Казанская  икона Богоматери. От этого образа (ему посвящена монография священника Л.Любимова) трудно оторвать взор: икона столь совершенна, что выделяется среди  работ   Симона Ушакова, для которого характерна несколько иллюзорная жизненная правдивость. Другие иконы: Иоанн Воин, Николай Чудотворец, «Усекновение главы Иоанна Предтечи» - тоже принадлежат XVII веку, а «Огненноевосхождение пророка Илии» датируют даже XYI столетием.

Местночтимым был Владимирский образ Божией Матери (письма Казанцева) у правого клироса Сени с просветами над иконами, конечно, позднее "усовершенство­вание". На царских вратах резьба раньше была более высокой, со временем выступающие части просто обломали. На месте нынешнего южного входа, про­рубленного в 40-е годы, находилась большая сень. Под ней помещалось распятие, ныне стоящее в правом приделе у свечного ящика, а сзади него висела закрытая стеклом плащаница изумительного шитья. Северный вход был заслонен дубовым киотом с образом Спаса Вседержителя, слева от него, у окна, находилась чтимая икона преподобного Серафима Саровского, а у левого клироса - Тихвинская икона Божией Матери, теперь висящая в проходе. Стены храма покрыты поздней масляной живописью, представляющей композиции на темы жития пророков Илии и Елисея.

В начале 30-х годов, когда время от времени разда­вались угрозы закрыть Ильинский храм (по странному совпадению обычно это происходило на Крестопоклонную седмицу) просвещенный настоятель, несмотря на чудовищные налоги, взялся расчищать фрески начала XVIII века и реставрировать иконы местного чина. Он сделал это в надежде доказать властям художественную ценность храма и тем.спасти его от разрушения. В алтарной части около жертвенника был обнаружен яркий орнамент, а на западной стене четверика успели открыть часть батальной сцены, исполненной с большой экспрессией. Все это сразу после смены настоятеля было забелено.

Четверик храма от трапезной отделяла арка из розового мрамора с белыми крестами в кругах. Надгробные плиты Деревниных у основания арки сохранились, но саму арку немилосердно замалевали масляной краской и поверх написали «благолепные» образы Николая Чудотворца и Сергия Радонежского. Некоторые иконы перенесли в Обыденскую церковь из закрытых храмов. Так, большая, под стеклом, икона Божией  Матери над правым  клиросом происходит из Успенской церкви  на Остоженке, образ Богоматери Милостивой в правом приделе - из Зачатиевского монастыря, оттуда же - иконы Зачатия Пресвятой Анны, Феодора Черниговского и Феодора Стратилата у правого свечного ящика, а также образ Божией Матери «Неувядаемый цвет» у левого клироса; в левом приделе у окна, - Успение Богоматери из Успен­ского храма, «что на Могильцах»: рядом - большой образ Нерукотворного Спаса из Спасской церкви в Чертольском переулке. Главная же святыня Ильинского храма, икона Божией Матери «Нечаянная радость», после разрушения церкви Похвалы Пресвятой Богородицы неко­торое время находилась и церкви Св. Власия, а затем попала к обновленцам, в храм Воскресения Христова в Сокольниках. После ликвидации обновленческого раскола она была перенесена в церковь Илии Обыденного в обмен на копию. Образ Спасите­ля, написанный в реалистической манере митрополитом Серафи­мом (Чичаговым), появился у правого столпа при входе сравнительно поздно.

В ризнице Обыденской церкви облачений из простой холстины, гардинной или обивочной ткани и в помине не было. С облачениями из парчи, бархата, шелка (причем все ткани были превосходного качества!) обращались с величайшей бережностью и тонким эстетизмом. Так, Страстную седмицу служили не в черных ризах, как в другие дни Великого поста, а в темно-лиловых. При очередной угрозе закрытия храма наиболее ценные ризы отдавали на хранение некоторым прихожанам. Неизвестна судьба церковной библиотеки, находившейся под колокольней. Там же была так называемая "рухлядная", где лежали старые богослужебные книги в кожаных переплетах.

До массового закрытия церквей в храме Илии Обыденного собиралось не так уж много молящихся. Но в пасхальную заутреню он был полон. Тут и появлялись специально подосланные хулиганы, которые свистели и раскачивали толпу, вызывая испуганные крики пожилых людей.

Церковную службу прихожане знали хорошо. Ведь это были, в основном, люди зрелые, воспитанные в православной вере. Словом, несмотря на гонения церкви, шла размеренная приходская жизнь, которую в наше время так необходимо возродить.