Что такое хорошо и что такое плохо

Тем более общеизвестным является тот факт, что когда ребенок вырастает и становится большим дядей (ну или тетей на крайний случай), то эта цепочка связей начинает как-то сама по себе рушиться, в ней вдруг оказывается больше вопросов, чем ответов, и вопросы все оказываются не очень-то хорошими. То есть эти самые друзья «хорошо» и «плохо» вдруг или не очень вдруг, но становятся не то чтобы и друзьями, только на них поделить всю окружающую действительность не очень, мягко говоря, получается.

И уж тем более загадочный процесс начинает происходить тогда, когда человек взрослый открывает для себя христианство в его сути. Тут тоже, конечно, все можно было бы разделить, как в детской, на друзей «хорошо» и «плохо», но возникает небольшая загвоздка: так делать можно и жить с этим чрезвычайно удобно только до тех пор, пока не прочитаешь Евангелие от начала и до конца. Всякий знает, что именно Евангелие делает невозможным деление мира на хорошее и плохое, на белое и черное - слишком много оттенков появляется и слишком многие вещи, кажущиеся до конца понятными, вдруг начинают играть новыми красками. Чего стоят истории про блудницу, про сотника, про разбойника, которому так повезло быть распятым рядом; как в этом смысле важны темы любви, предательства, человеческой слабости.

Вообще, быть может, такие правильные и красивые друзья «хорошо» и «плохо» через призму Евангелия могут быть скорее отнесены к логике фарисейской, а совсем не христианской. Ведь лучше гореть от ненависти или совершать ошибки от охватившей все сердце и затмевающей разум любви, чем быть теплохладным, как суп в столовой?

Постигать что-то новое в этом мире можно, только задавая вопросы, то есть, будучи неуверенным в том, что моя система координат верна до конца. Пока человек задает вопросы, он развивается, он живет и двигается вперед.  Если же «у матросов нет вопросов», то это скверный признак того, что человеку в этой жизни все стало ясно, он вдруг понял, где хорошо, а где плохо, он убедился в том, что понимает все до конца. Такие люди, конечно же, пугают. Пугают именно тем, что непонятно, чего от них ожидать, что еще они фарисейски омертвят навешиванием ярлыков «хорошо» или «плохо».

В этом смысле то, что сейчас происходит вокруг выставки «Двоесловие\Диалог», достаточно сложно назвать диалогом или, скажем, дискуссией. Так уж получилось, что гора родила мышь, и нет никакой дискуссии. Просто есть люди, которые, несмотря на возраст, церковный стаж и регалии, не боятся задавать вопросы,  не боятся сомневаться в окончательности своих оценок, не боятся ошибиться, зная, что всегда за ошибки можно не только извиниться, но и рассчитывать на прощение. И эти люди предлагают некую форму диалога, некий формат дискуссии в надежде, что найдутся и те, кто их поддержит, и те, кто скажет, что они, хотя и не вполне уверены, но быть может такой формат по субъективным соображениям не уместен. И вот тогда начнется диалог, тогда завяжется дискуссия, тогда люди духовного звания будут  полемизировать о духовной стороне поставленного вопроса, а люди искусства будут рассуждать о художественных достоинствах такого формата и его органичности в контексте притвора. Разумеется, что это не отменяет возможности высказывать свои суждения не обязательно по профессиональной принадлежности, но и по избытку сердца.

Единственное, чего не сделают христиане, готовые обсуждать и предлагать свое мнение, - не скажут, что это точно хорошо или, тем более, несомненно плохо. Так никогда не произойдет потому, что всякий человек, еще чувствующий неуверенность в собственных суждениях и имеющий запас вопросов по жизни, знает, что стоит ему решиться окончательно оценить кого-то, как тотчас же он сможет быть ровно также объективно оценен Богом.