Страхование от счастливых случаев

Первый вывод, вытекающий из почтенного международного правового документа, ратифицированного ООН двадцать лет назад, состоит в том, что детей нет. Второй вывод, интересы таких «исключенных», «отсутствующих» детей - высшая ценность и цель существования государства. Это не насмешка над здравым смыслом и не дурная диалектическая перверсия, это реальная политическая практика, с которой сообразуются многие явления не только российской социальной жизни. Впрочем, обо всем этом по порядку.

Известный факт, установленный Филиппом Арьесом в книге «Ребенок и семейная жизнь при старом режиме», и пока еще не оспоренный в истории культуры, состоит в том, что детство как период взросления и обучения, стало объектом пристального внимания благодаря философии Просвещения, тогда-то рождается новая аффективность и восприимчивость к феномену детства, ребенок и его образование становятся центром и смыслом существования семьи, взрослым делегируется всего лишь забота и защита безмятежного детства как их главнейшая социальная задача. Кант и Кондорсе рассуждают о правах детей: поскольку полнота осуществления humanite все же находится в состоянии совершеннолетия как развитии разумных способностей и овладением богатством наук, то детям пристало приписать права специфические, особые: право находиться на попечении у взрослых, право пользоваться их покровительством и защитой. Именно такое представление о праве ребенка закреплено в ранних версиях Декларации о правах ребенка, принятых в 1924 и 1959 годах. 

Много воды утекло с тех пор: период полной человеческой зрелости из-за идеи непрерывного образования становился все менее различимым, зато набрали силу голоса либеральных противников идеи специфических детских прав. В самом деле, как же она сочетается с идеалами равенства и свободы: права детей, отличные от взрослых - не более чем новая изощренная фигура секулярного угнетения и притеснения, новый трюк и фигура гегемонии, в таком виде она подлежит разоблачению. В новой редакции Декларации о правах ребенка хорошо заметны следы этой ультралиберальной критики: дети уравнены в своих правах со взрослыми, предельно расширен регистр прав ребенка, включая, например, права самовыражения и вероисповедания.

Это действительно любопытный факт: приравнивая ребенка в правах ко взрослым, международное право нивелирует и стирает различие между ними. Еще интереснее оказывается разрыв между практически полноправным правовым статусом ребенка и мерой его ответственности. Создается интересный с философской точки зрения прецедент явления автономного самоопределяющегося субъекта, не несущего ответственности за свои действия, что называется взятки гладки. Эта выгодная жизненная стратегия инфантилизма широко исследована современными психологами, с тревогой свидетельствующих о растущем количестве людей, отказывающихся взрослеть (так называемые «кидалты»). В самом деле, кто вправе заставить или принудить человека к взрослению, если это нарушение права на самоопределение?

 Что может означать эта двусмысленность, заложенная в один из самых серьезных и значимых правовых документов современности? Двусмысленность - это открытая возможность для манипуляции, игры на разности потенциалов, противоположности заряженных смыслов. Это один из многих примеров «политики спектакля», когда реальная проблема прогрессирующего неравенства возможностей детей из разных социальных групп,  реальная острая проблема незаинтересованнности взрослых в детях в том числе из-за их гиперответственности и априорной, навязанной идеологией «новых прав ребенка»  виновности перед детьми просто по факту своего старшинства, заменяется выдуманной проблемой неравноправия взрослых и детей. Похоже, что детство, точнее эфемерные интересы абстрактного ребенка, становится настоящей утопией государства с бесформенной идеологией модернизации. Маленький Другой следит за вами, берегитесь.