Еще раз о «жизни в Университете». Заметки не выпускника

Читайте также:

В Университете жизнь есть. Ответ на статью Алексея Сгибнева «Заметки выпускника…»

Заметки выпускника, или Есть ли жизнь в Университете?

Чтобы читатель мог понимать, на каком опыте основаны дальнейшие соображения, мне придется коротко сказать о себе. Я заочно получил два образования: педагогическое (учитель математики) и филологическое. 15 лет работаю в школе учителем математики, 7 лет преподаю в МГУ педагогический курс с условным названием «Режиссура педагогического процесса», 5 лет вел различные курсы на филологическом факультете УРАО. Таким образом, я не учился в МГУ, но последние 7 лет общаюсь с университетскими студентами. Многие соображения сложились у меня как раз от этого общения. В целом описание ситуации и ее оценка, которые есть в тексте моего коллеги Алексея Сгибнева, мне очень близки. Ниже даны некоторые мои добавления, разделенные на три важные темы. В четвертом разделе я коротко сравниваю два опубликованных текста: Алексея Сгибнева и Николая Солодова.

I. ЧТО преподавать и КАК преподавать? Школа и Университет.

В школе вопрос, что преподавать, решается в основном на «высшем уровне» и основной вопрос, стоящий перед добросовестным учителем – это как: как наиболее эффективно изучить данный материал с данными детьми за данное время? На эту тему издаются журналы, учителя добровольно или в рамках «повышения квалификации» ходят к другу на уроки и их обсуждают; время от времени возникают и обсуждаются новые идеи и технологии; проходят иногда формальные, а иногда вполне живые педсоветы. В обычной нормальной школе почти всегда коллеги обмениваются своими удачами и неудачами после уроков и т.д. Одним словом, проблема «современного урока» реально стоит перед учителем. Другое дело, насколько все эти разговоры помогают делу, можно ли прочитав даже толковую статью реально что-то изменить в своем индивидуальном случае и т.д. Я хочу только отметить, что проблема,как учить в школе есть, она осознана, постоянно идет поиск частичных ответов.

Что касается высшей школы, то я почти никогда не слышал активного обсуждения такой проблемы. Преподаватели высшей школы много обсуждают, что изучать и в каком порядке, но вопрос, как методически это делать, практически не ставится (еще раз хочу отметить, что это не общая картина, а только мой личный опыт). Я не слышал, чтобы проводились заседания кафедр на тему «структура современной лекции» или «пути повышения эффективности семинарского занятия» (пусть коллеги меня поправят, если я ошибаюсь). По моему ощущению, этой проблемы в умах преподавателей высшей школы не существует.

Сравним подготовку преподавателей школы и Университета. Прежде чем молоденькая учительница войдет в класс к первоклассникам, ее 5 лет обучают всяким педагогикам и возрастным психологиям, она проходит трехмесячную практику, где на ее уроках сидят методисты и пытаются ей помочь овладеть непростым искусством школьного учителя. Дает ли это хорошие результаты, я сейчас обсуждать не буду, но ясно, что человека готовят – как умеют. Вести же практические занятия в Московском государственном университете часто приходится аспирантам, которых, как правило, никто ни к чему подобному специально не готовил. И тут так: у кого талант есть, может, и получится, а с остальных и спроса нет.

Но так было не всегда. Я недавно проглядывал биографию М.В. Остроградского – лучшего русского математика середины 19 века. Он имел должность «главного наблюдателя за преподаванием математики в военных учебных заведениях страны». В качестве главного наблюдателя он не только составлял программы и писал учебные пособия, но и лично принимал устный экзамен у всех претендентов на звание преподавателя математики в военных учебных заведениях. После успешного прохождения экзамена претендент должен был еще прочесть публичную лекцию перед профессорами по теме, предложенной самим Остроградским. Но на этом обязанности главного наблюдателя не заканчивались, еще он должен был посещать лекции коллег и помогать им, как теперь бы мы сказали, «методически». Хочу подчеркнуть, что так отбирались и обучались преподаватели не Университета, а высших военных заведений, многие из них были и первоклассными учеными. Так было 150 лет назад.

II. Польза и интерес

Читая отзывы студентов и выпускников об обучении в Университете, я к своему огорчению замечаю, что в большинстве из них обсуждается, прежде всего, полезность или бесполезность этого обучения для будущей профессии и вообще будущей жизни (в этом контексте рассматривается и дихотомия: дает нужные знания / развивает мозги). 5 лет жизни (или все 8 лет, считая аспирантуру) воспринимаются даже самими молодыми людьми как, главным образом, подготовка к будущей жизни. Как будто это еще не совсем жизнь, а только ее репетиция. Я думаю, что это большая ошибка, навязанная стереотипами нашего современного общественного сознания. В три года мы отдаем детей в сад, чтобы они научились быть в коллективе, а то «будут проблемы в школе, как со всеми домашними детьми». В школе уже с 6-7-го класса мы говорим детям, что «нельзя запускать математику или русский, потому что тебе обязательно сдавать их в институт». В институте мы уже и сами учимся, чтобы «потом найти себе хорошую работу». Так проходят 20 лет жизни: с 3 до 23 лет! Многочисленные примеры людей, которые не ходили в детский сад, но прекрасно учились в школе, были троечниками в школе, но нормально поступили в институт, не окончили институт, но нашли работу по душе и с нормальным заработком - все эти примеры воспринимаются обществом как необъяснимые аномалии. И в целом мы привыкли, что «жизнь трудна» и нужно к ней готовить с раннего детства. Мне же кажется, что сама эта установка ошибочна, хотя бы потому, что безрадостна.

Пропустим детство и поговорим про студенческие годы. Эти прекрасные годы - вовсе не подготовка к взрослому хождению в лабораторию, офис или больницу, они время особой, очень интенсивной, наполненной и интересной жизни. И совсем нехорошо, когда студента Университета по-настоящему увлекает данный ему в общежитии ненадолго томик Борхеса, а не университетские лекции, вызывает волнение и энтузиазм скорый слет КСП или подготовка новой ролевой игры, а не эксперименты очередного практикума. Мы думаем о будущей пользе и прикидываем «стоит ли игра свеч» (то есть учеба – затраченных усилий), когда нет настоящего интереса. Если же интерес есть, мы можем блаженно забыть о сомнительной пользе и непредсказуемом будущем.

У меня на педагогическом курсе в МГУ есть занятие, посвященное разговору о том, что восхищает человека в его науке. К сожалению, для большинства студентов – это очень трудный и непривычный вопрос. Как правило, люди давно не думали, что их восхищает в их специальности, «как-то не приходилось об этом думать». Часто студенты вспоминают, что их восхитило в школе и привело к решению поступить на данный факультет. Но дальше… Дальше была работа, а восхищение куда-то делось. Я думаю, что это огромная потеря и ответственны за эту потерю, конечно, не студенты.

Боюсь быть неправильно понятым и на всякий случай добавлю. Интересно и увлекательно – совсем не значит легко, интересно – это в меру трудно. Легкость как раз скучна, так же как и непосильная трудность, которая к тому же и унизительна. Разумеется, в любой работе есть черновая составляющая, разумеется, молодой человек должен учиться делать многоступенчатую, порой однообразную подготовительную работу, но цель, ради которой он ее делает, и промежуточные достаточно близкие личные задачи должны его увлекать. Иначе, это не учеба свободного человека, а безрадостный труд наемника, от которого хочется улизнуть при малейшей возможности.

III. Выбор и трудовая этика

Отечественная средняя школа постепенно переходит на профильное обучение в 10-11 классе. Это значит, что ученик 10-11 класса сам будет выбирать себе около 20% курсов (которые соответственно называются элективными). Насколько удастся реализовать такую модель в массовых школах, покажет время. Но важно, что и педагоги, и министерские чиновники считают, что человек в 16-17 лет может делать вполне ответственный выбор, и что предоставить ему этот выбор полезно (на эту тему в концепции профильного обучения есть довольно дельное вступление).

На этом фоне положение в большинстве отечественных вузов выглядит удручающе и Университет здесь не исключение. Насколько я знаю, в них практически нет дисциплин по выбору. При этом объем обязательного (особенно на первых курсах) превышает реальные силы большинства студентов, если относиться к учебе добросовестно, то есть делать то, что положено и при этом не на бегу, а спокойно и вдумчиво. Но на такое добросовестное отношение, кажется, не рассчитывают и сами составители учебных планов: ведь за 5 лет, по их мысли, нужно «вложить» в студента, как можно больше. В результате у ответственных молодых людей возникает чувство беспокойства и вины, что они не все сделали достаточно хорошо, и эти чувства не снимаются даже отличными оценками на экзамене (порой даже наоборот: совестливые студенты понимают, что их «5» на самом деле не «5», а просто рейтинговая оценка на фоне общего разгильдяйства). Большинство остальных студентов приучается к халтуре, как естественному образу жизни. Все это не хорошо не только в смысле «усвоения знаний» - все, сделанное и сданное на бегу, так же быстро и улетучивается, но и в более важном и глубоком смысле: такая жизнь формирует трудовые привычки и модели поведения. Человек приучается, что он все время что-то не успевает и кому-то должен, что работу приходится делать наспех и кое-как, что учеба эта какая-то игра под названием «не пойман – не вор». Идти на экзамен недостаточно подготовленным настолько стало нормой, что люди, которые пытаются подготовиться к экзамену хотя бы на «внутреннюю четверку», порой воспринимаются студенческим сообществом как белые вороны.

Но дело здесь не только в недостатке времени у студентов или застарелых школьных привычках. Не ходя на лекции, не готовясь, как полагается, к семинарам, читая учебник по курсу в последние три дня перед экзаменом, студенты успевают сделать кучу более интересных дел. Например, выучить второй язык или заняться серьезно альпинизмом. И делают это они потому, что сами это себе выбрали. Время у студентов есть, но тратить его только на что-то обязательное никакой человек не в состоянии, а молодой и подавно. Совсем другое дело, если 30-40% курсов ты выбрал сам. Конечно, и к выбранному курсу можно охладеть, но все-таки здесь совершенно другой старт: ты его сам захотел, он, как книга Борхеса или авторская песня, – твое личное дело.

Человек в 18-20 лет может интересоваться, помимо выбранной специальности, кучей вещей, и было бы прекрасно, если что-то из этой кучи он мог бы изучить в стенах Университета. Математики, разбирающие стихи Цветаевой, химики, слушающие музыку барокко, филологи, думающие о парадоксах квантовой механики, экономисты, слушающие курс о психологических проблемах беременности и подготовке к родам - мне кажется, это норма жизни в Университете, если, согласно своему имени, он хочет предоставлять возможность получить хоть сколько-нибудь универсальное образование. И спрашивать, зачем это химикам и экономистам не имеет никакого смысла: им это нужно затем, что им так хочется. Этого вполне достаточно.

IV. Боль и разум

Мне было интересно читать оба текста, но, на мой взгляд, они существенно различаются по личной установке. Алексей не просто рассуждает об учебе в Университете, он делится своей болью и тревогой (хотя сдержанной и скрытой интеллектуальными аргументами). С ним можно не соглашаться, но нельзя не сочувствовать. Николай говорит гораздо более объективно, разбирает текст Алексея спокойно и системно, с ним во многом соглашаешься, а вот сочувствовать — нечему. Читая разумные и спокойные доводы, мы понимаем, что «сытый голодного не разумеет». Алексей говорит: по прошествии 8 лет мне жаль, что Университет, не дал мне чего-то очень важного, о чем я мечтал, когда поступал в него. А ему отвечают что-то вроде: «Парень, тебе просто не повезло с факультетом. Конечно, изучать математику на физфаке не стоило». Алексей недоумевает: «Но уж больно много нас – тех, кому не повезло, у кого остается чувство несбывшихся надежд. Наверное, с этим нужно что-то делать». А ему: «Нужно оставить эти свои юношеские неопределенные надежды. Жизнь проще и в чем-то скучнее, посмотрите и в Европе, и в Америке — все то же. Когда «механизм разваливается», все перемены ведут только к худшему». В этой полемике мне хочется быть на стороне Алексея. Живая душа не удовлетворяется видимым и взыскует лучшего.

Может быть, того, о чем рассказывает Мандельштам: «<…> филология – [это] университетский семинарий, семья. Да, именно университетский семинарий, где пять человек студентов, знакомых друг с другом, называющих друг друга по имени и отчеству, слушают своего профессора, а в окно лезут знакомые деревья университетского сада. Филология – это семья, потому что всякая семья держится на интонации и на цитате, на кавычках. Самое лениво сказанное слово имеет свой оттенок. И бесконечная, своеобразная, чисто филологическая словесная нюансировка составляют фон семейной жизни».

P.S. Не могу не сделать одно частное замечание по поводу текста Николая Солодова.

Он пишет: «Почему эта система (двухступенчатое высшее образование) не работает у нас сегодня, хотя и предпринимались попытки к ее внедрению? Потому что когда механизм разваливается, любое, даже самое полезное, нововведение его только разрушает. Кажется, это признак разлагающегося общества, когда любая активная деятельность идет во вред, какие бы благородные устремления ни лежали в ее основе: человек хочет работать для обеспечения семьи и на благо народа, а общество дает возможность зарабатывать деньги, только воруя и обманывая – явно или неявно».

Я не понимаю о каком «обществе» говорит Николай. Я начал работать в школе в 1990 году и работаю до сих пор. Полагаю, что моя работа вполне подходит под критерий работы «на благо народа». Конечно, часто нагрузка была довольно тяжелой: после дефолта 1998 года и рождения второго ребенка несколько лет я официально работал на 4 работах (кроме школы преподавал еще на курсах и в двух институтах) и, естественно, все эти годы я занимался частным образом с учениками. Но я могу уверенно сказать, что общество давало мне возможность зарабатывать, и, слава Богу, денег нам всегда хватало. Не приходилось «воровать или обманывать» и моим родственникам и друзьям – в основном учителям, ученым и медикам. Да, по сравнению с расслабленными 80-ми годами все много работали, но положа руку на сердце, я не думаю, что больше, чем русский крестьянин или фабричный рабочий в XIX веке, а жили мы безусловно лучше. Возможно, конечно, что ситуация в Москве сильно отличается от общероссийской: в Москве всегда можно было найти работу, чтобы прокормиться, а в маленьких городах это сделать гораздо сложнее. Но во всяком случае процитированное выше общее утверждение Николая вызывает у меня недоумение и несогласие. Я уверен, что большинство жителей России зарабатывают себе на жизнь, не воруя и не обманывая.

Мне хочется надеяться, что Николай просто неловко выразился и имел в виду что-то другое (наверное, более идеологически-абстрактное). Но все-таки в словах нужно быть точным, для будущего священника это очень важно, и математическое образование тут очень даже может помочь.

Читайте также:
Заметки выпускника, или Есть ли жизнь в Университете?
В Университете жизнь есть. Ответ на статью Алексея Сгибнева «Заметки выпускника…»