У истоков современной миссии

22 января 2010 года протоиерею Александру Меню исполнилось бы 75 лет. 

Сама возможность этой миссии в откровенно враждебных условиях и выживание самого отца Александра до 1990 года уже были чудом, которое настолько трудно постичь, что очень многие после его убийства решили просто забыть о нем, как будто его и не было. А как только выяснилось, что сама его фигура оказалась  проблемной в сугубо церковном контексте, то эти же люди тут же нашли повод объяснять свое забвение, как будто сами во всем руководствуются исключительно церковными критериями.

Количество людей, пришедших в Русскую Православную Церковь Московского Патриархата благодаря проповедям отца Александра Меня всегда больше, чем мы можем себе представить. Многие из них сейчас, полушепотом, на ушко признаются - "на самом деле, меня с самого начала  в Церковь привел Мень", и отводят глаза, как будто в чем-то извиняясь. Причем, речь идет далеко не только об "интеллигенции" - отец Александр был настоящим народным проповедником, к нему стремились вполне простые люди со всех концов советской империи, потому что именно из его текстов, случайно найденных у знакомых своих знакомых, они впервые узнавали о Боге. Убийство отца Александра 9 сентября 1990 года закрывает собою необъятный мартиролог священнослужителей, уничтоженных при советской власти и, при этом, открывает перечень убийств священников пост-советской России, который через девятнадцать лет составил уже 26 имен.

Вот слова об отце Александре Мене, сказанные митрополитом Антонием Сурожским:  "Мы не смеем говорить о своей оставленности, об одиночестве, о сиротстве! Отец Александр не умер, а приобщился к Жизни Божественной, остался для своих - знаемых и незнаемых, Пастырем добрым, молитвенником, ходатаем, заступником! И зовёт он каждого, кто его любил, кто в нем видел образ истинного христианина на Путь Крестный и к славе Воскресения! «Будьте мне последователями, как и я последователь Христов!"

Фото с сайта www.alexandrmen.ru

А вот слова Патриарха Алексия II: "Отец Александр был талантливым проповедником слова Божия, добрым пастырем Церкви, он обладал щедрою душою и преданным Господу сердцем. Убийцы сотворили свое чёрное дело в момент, когда он мог бы ещё так много сделать для духовного просвещения и окормления чад Церкви. Не все его суждения полностью разделялись православными богословами, но ни одно из них не противоречило сути Священного Писания. Где как раз и подчёркивается, что надлежит быть разномыслиям между вами, дабы явились искуснейшие (1 Кор. 11, 19)."

То, что убийство отца Александра не раскрыто до сих пор, не имеет никакого оправдания, а  объяснения этого позора звучат чудовищно. Как у первопроходца, проложившего дорогу народной миссии в современной России, у отца Александра было две проблемы - он был слишком прекрасен во всем и слишком добр к своей аудитории.

Первая проблема отражалась на том, что некоторые из его паствы видели в нем главного авторитета по всем вопросам и приходили уже не столько к Богу, сколько к самому отцу Александру. Необходимо признать, что сам он нисколько не был в этом виноват - он был очень скромен и являл собою прямую противоположность многим нашим "младостарцам", паразитирующим на человеческих слабостях.  Он был просто, объективно прекрасен и людям было уже трудно воспринимать само христианство вне отца Александра. Одна его поклонница признавалась мне, что ей очень трудно было ходить к нему на службы и, тем более, исповедоваться, потому что "он был слишком красив как мужчина" и его службы превращались в очень яркие "зрелища", как будто отвлекающие от Бога. Конечно, подобная впечатлительность -  это личная проблема самой этой поклонницы, а избыточное внешнее совершенство любой проповеди все-таки лучшая крайность, чем её бесцветность, которая встречается гораздо чаще. Но это совершенство стало причиной той бесконечной зависти, которую испытывают к отцу Александру до сих пор. Он явил собой исключительный пример слишком умного, слишком образованного, слишком красивого, слишком успешного миссионера, да ещё в эпоху, когда об открытой миссии в народе и мечтать было невозможно, и поэтому стал объектом не столько даже травли (потому что любая травля - это тоже реклама), а сколько даже планомерного замалчивания.

Двадцать лет я спрашиваю у всех - какие у вас конкретные претензии к отцу Александру Меню? И ничего, кроме общих слов, в ответ никогда не слышал. В лучшем случае указывают на мнимые или действительные недостатки его учеников, а точнее, тех, кто называет себя его учениками, но я ведь спрашиваю о самом отце Александре, а не о ком-то другом?

Вторая проблема отца Александра Меня, его излишняя доброта к аудитории, отражалась на том, что он больше искал общего с ней, чем готов был подчеркивать отличие православного христианства от тех тараканов, которые могли кишмя кишеть в голове позднесоветского интересанта. В этом был один из секретов успеха отца Александра, почему в эпоху 1960-80-х годов по количественным масштабам народной миссии его вообще ни с кем нельзя сравнить. Он был основателем современного миссионерства. После него, в эпоху 1990-х и отчасти 2000-х этот уровень занял только дьякон, а ныне протодиакон Андрей Кураев. И, как про самого отца Александра, так и про отца Андрея многие из его сегодняшних критиков говорят - "на самом деле, меня с самого начала  в Церковь привел Кураев", и также извинительно отводят глаза, то ли стесняясь самого этого факта, то ли своего нынешнего отношения к этому автору. Интересно, что именно отец Андрей Кураев в 2000 году написал весьма глубокую статью об отце Александре Мене - "Потерявшийся миссионер ", по самому названию которой многие думают, что он там больше критикует отца Александра, чем защищает. В конце этой статьи звучат такие слова: "В общем, трудно быть миссионером. Но все равно - надо. И опыт неудач должен не останавливать, а помогать идущим. Отцу Александру Меню можно быть благодарным и за его ошибки."

Какие ошибки? Приведу две обширных цитаты из статьи отца Андрея для тех, кто поленится читать её целиком: "Поднявшийся интерес ко всякой мистике, ко всему "чудесному" и "духовному" отец Александр расценил как попутный ветер для проповеди православия. Он не успел заметить тех угроз, которые этот ветерок, вскоре переросший в оккультный неоязыческий бум, нес с собою. И потому в каждой аудитории он старался быть "батюшкой "да". А ведь миссионер должен уметь говорить слово "нет!". У отца Александра это слово выговаривалось плохо... <...> Надо было во что бы то ни стало показать, что те лучшие ценности, что есть в подсоветско-светской культуре, не чужды христианству и разделяются им. Достоинство личности, творчество, свобода, дерзновение - все это есть и в христианстве и по большому счету только там и может быть логически обоснованно. В стране, в которой, по верному наблюдению Воланда, "из каждого окна выглядывает по атеисту", действительно было бы мало уместно выяснение отношений разных религиозных традиций между собой... Но сейчас-то страна иная. Сегодня мы живем в ином мире. На смену торжествующему атеизму пришел торжествующий оккультизм, и почти из каждого окна выглядывает уже не атеист, а только что вернувшийся из любимого им "астрала" представитель племени астралопитеков... И тут оказалась необходимой совсем иная интонация, не та, что была в книгах отца Александра Меня. Когда островкам христианства грозит быть проглоченными оккультной стихией, то уже не до поиска "общего". Время проводить границы, разделительные межи. Время конфликтовать. Христос не только Тот, Кого "ожидают все народы". Он еще и Тот, Кого отвергли жрецы всех народных религий. Он - для иудеев скандал и для эллинов безумие.  Но такова судьба миссионера: тот, кто говорит на языке современной ему культуры, оказывается слишком устаревшим, когда эта культура уходит. В нынешних же учениках о. Александра действует инерция мысли, инерция речи. Именно они слишком консервативны, слишком непеременчивы; и в новом мире они продолжают повторять миссионерские штампы ушедшей эпохи"...

Следует заметить, что ни один полемист не застрахован от этой инерции. Так многие из тех, кто боролся с советской властью, до сих пор борются с ней как с главной угрозой, а те, кто боролся с либерализмом в 90-е, также борются с ним до сих пор как с якобы единственной причиной всех бед России.

Если максимально точно сформулировать единственно адекватные претензии к отцу Александру Меню, то они заключаются в том, что он недооценивал догматические различия между православием и всеми другими конфессиями и религиями. Сами по себе эти претензии очень серьезны и открывают тему для отдельной статьи, но здесь необходимо сделать два важных замечания, без которых любое сравнение этих упреков с претензиями к настоящим еретикам будет бессмысленно.

Во-первых, при оценке догматической чистоты взглядов любого проповедника нужно четко различать его тезисы в изложении своего мировоззрения и его мысли, высказанные в достижении риторического  эффекта. Конечно, ответственный проповедник не должен себе позволять выходить за границы догматики никогда и нигде, но таковых идеальных "педантов" очень немного и поэтому всегда имеет смысл уточнять, что именно имел в виду автор, как часто и насколько серьезно он готов повторить эту же мысль. В любом случае, если хоть какое-то сомнение в его идеальной догматической чистоте существует, то "столпом догматики" его уже никто не назовет и если он и будет канонизирован, то уж точно не как "учитель Церкви". Поэтому при прославлении любого святого очень важно уточнять, за что именно он прославлен и не канонизировать вместе с ним каждый его шаг и каждую его мысль. Отец Александр Мень был как раз тем миссионером, который очень часто заботился о риторическом эффекте своих речей и текстов, тем более, что он писал для людей, которых он очень боялся оттолкнуть от христианства хоть какой-нибудь категоричностью.   

Во-вторых, необходимо также различать взгляды, напрямую и недвусмысленно отрицающие догматические положения Православной Церкви, пусть даже сам автор не знает об этом, и взгляды, которые не касаются сути православных догматов. Самый известный и наглядный пример - отношение к католическому лжедогмату Filioque: одно дело понимать Filioque как описание отношения Лиц в Божественной Троице и, тем самым, впадать в ересь, другое дело понимать Filioque как ниспослание Духа через Сына в энергийном смысле, в мире тварной реальности. Поэтому всегда нужно выяснять, что конкретно имеет в виду любой человек, когда по первому впечатлению он утверждает ересь. Отец Александр очень часто пытался доказать советскому человеку, что все религии в чем-то правы и в чем-то лучше атеизма - это действительно так, в чем-то все религии действительно правы и в чем-то все религии действительно лучше атеизма. Он пытался доказать, что во многих языческих религиях была интуиция единого Бога, но в этом нет никакого открытия и этот факт никак не указывает на их истинность. Единственное, что вызывает к нему реальные вопросы - это его недооценка догматических различий среди христианских конфессий, но все-таки, он был слишком искренним священнослужителем, чтобы обманывать паству, оставаясь в Православной Церкви. А ведь все основные его слушатели - это люди, пришедшие благодаря ему именно в Русскую Православную Церковь, а не куда-то ещё. Если же кто-то вдруг из его последователей уходил в те или иные расколы, то это значит, что пример самого отца Александра, остающегося до конца в канонической Церкви, для них уже не имел значения, а следовательно, сам он уже не был для них столь авторитетным учителем. Что же касается тех, кто сегодня любит лишний раз упрекнуть отца Александра Меня в "ереси", то, как правило, это люди, закрывающие глаза на куда более страшные прецеденты откровенного неправославия и сами же их распространяющие. Одно дело - упрек отцу Александру со стороны академического догматиста, другое дело - со стороны людей, верящих во что-нибудь типа Ктулху.

Но чем более будет развиваться Русская Православная Церковь, тем более будут вспоминать имя протоиерея Александра Меня, который положил начало широкому христианскому просвещению среди народа в то время, когда ещё ни один храм не был восстановлен. Поэтому главное чувство, которое сегодня и на все времена достойно испытывать к его имени - это чувство благодарности. Благодарности, прежде всего.