В чем смысл страдания?

Николай Сергеевич Арсеньев (1888–1977) — русский религиозный философ, литератор. Родился в Стокгольме 16 мая 1888 в семье дипломата. Окончив в 1910 историко-филологический факультет Московского университета, стажировался в университетах Германии. В разное время Николай Сергеевич был приват-доцентом Московского университета, профессором Саратовского университета, после эмиграции (в марте 1920г.) преподавал в Кёнигсбергском и Варшавском университетах, был профессором Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке. Серьезное влияние на Арсеньева оказало творчество Вл.С.Соловьева, С.Н.Трубецкого, С.Н.Булгакова. Основные работы: В исканиях абсолютного Бога (1910), Плач по умирающему Богу (1912) и др. Мы публикуем главу «О смысле страдания» из книги Н.С. Арсеньева «О жизни преизбыточествующей».

Мы окружены страданием. Со всех сторон, отовсюду врываются резкие ноты страдания в нашу жизнь. Ежедневная газета приносит сообщения о страданиях - странных, ненужных, казалось бы, ужасных: разбился самолёт, с ним столько-то пассажиров; столько-то людей сгорело живыми; столько-то разбилось в автомобильной катастрофе; такие-то умирают в страданиях в больнице...

Господи, зачем это нужно? А эти жертвы, павшие в войне, обезображенные, растерзанные трупы, или оставшиеся в живых, но изуродованные калеки? Не хочется слышать этого, но это окружает нас со всех сторон. А эти разрушения по всему миру? Половина Европы в развалинах; обугленные трупы, вытаскиваемые из подвалов разрушенных домов.

Великие произведения европейского искусства, соборы и замки Средних Веков и эпохи Ренессанса, дворцы 18-го века, музеи, библиотеки, великие русские национальные святыни и памятники древности - плод стараний и трудов десятков поколений - превращены в груды мусора и развалин. А надругательство над людьми в концентрационных лагерях - большевистских и гитлеровских, а пытки там и здесь. И - главное - система беспросветного большевистского террора, царящего над одной пятой земного шара. Как может все это быть? Конечно, человек сам виноват, но расплачиваются-то те, которые, может быть, менее всего виноваты, невинные жертвы чужой злобы и темных сил, захвативших власть в мире.

Что это? Слепой случай? Но тогда нет Провидения Божия. А если есть Божий план, Божие руководство миром и судьбой всего существующего, то, может быть, Бог в Своем знании о конечных судьбах мира и всей твари, как бы пренебрегает всеми предшествующими стадиями нашего существования, всеми страданиями нашими, что превосходят, казалось бы, нашу силу выносливости и терпения, и взирает лишь на конечный благой смысл всего происходящего, как бы оставляет нас пока одних в страдании и горе? Но это неприемлемо для религиозного чувства и религиозного опыта нашего. «Близ Господь сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет».

Нельзя же нам ограничивать ни милосердие ни всемогущество Божие, чтобы объяснить загадку страдания . Благой Бог, но не абсолютно всемогущий; всемогущий Бог, но взирающий лишь на общий конечный результат и равнодушный к страданию нашему - оба представления равно неприемлемы и приближаются к безбожию или искажению образа Божия. «Бог есть Любовь» - вот основной, центральный догмат христианства. Он - единый, всемогущий Бог, Творец и Владыка мира. Страдание Им допущено. Как это примирить? Это примиряется не рассуждением, не тонкостями богословия и философии, а фактом Его близости, Его близости даже в страдании нашем, Его близости к нам особенно в страдании нашем .

Близость Его в страдании - это не объяснение нашего страдания, но это - преображение страдания. Что-то новое открывается, что-то новое дается, какие-то двери распахиваются перед нами в глубину, в глубинную сущность бытия, в глубины Божий. Преображение страдания, освящение страдания. Для христианина - корень и основа этого даны в добровольном страдании Сына Божия.

Страдание есть дверь, но страдание не только - дверь: оно может быть и чем-то большим. Оно может быть выражением близости Божией к нам уж e теперь, быть началом присутствия Божия в нас: через Крест Господень . Есть огромное достоинство в страдании, в нищете и лишениях, которые смиренно и послушно принимаются из рук Божиих. Есть радость в наготе от всякого личного имущества, в утрате всякого земного достояния; тем сильнее ощущается и понимается, что Бог - есть достояние мое и сокровище мое, что Он - то, что единственно пребывает из всех благ мира, и что, чем больше мы теряем их, тем ближе Он к нам, тем больше мы можем приобрести Его.

Труднее это, по-видимому, при физических страданиях, тут сдвиг из нашего «я» должен быть, пожалуй, еще сильнее, тут еще труднее, пожалуй, бывает, я своей силой мы часто этих страданий преодолеть не можем: просто не хватает сил. Но бывает просветление и этого страдания, преображение и этого страдания. Даже и Сын Божий молился, чтобы миновала Его чаша сия. Но выпил ее, и победил, вися на Кресте, и ужас страдания и одиночества и самую Смерть.

«Да будет воля Твоя!» - в этом сдвиг, в этом - ключ к иной, новой плоскости, в которую мы переступаем, или вернее, врастаем: через подчинение, сознательное и вольное, нашей воли воле Божией. В этом - тайна, и благословенность и центральный смысл страдания. Поэтому Крест Христов , принятый нами, становится для нас источником жизни.

В Кресте Христовом излилась безмерная любовь Божия. Кресту Христову нет параллелей, нет ничего в духовной истории мира подобного ему. В действительности физической он был окружен двумя крестами - двух сораспятых разбойников. В плоскости духовной он высится одиноко, он не сравним ни с чем. Он один - путь примирения между Богом и миром. Это есть событие совершенно исключительное, парадоксальное, поражающее нас, смутительное и радостное, ни на что не похожее. В том-то и дело, что это - исключительно и неповторимо.

«Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе». Сие сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он имеет умереть (Ин. 12. 32-33). И в том же Евангелии говорится, что последним словам Распятого на кресте было: «Совершилось» (ТЕТЕЛЕСТАИ, Ин. 19. 30): решающе совершилось. Прорыв Божий в мир совершился до конца - до смерти. Дальше идти некуда, большего сделать нельзя: Большей любви нет. Вот в этом - смысл распятия на кресте. Большей глубины нет, до которой смогла бы снизойти Любовь Божия. «На землю снизшел еси, да спасеши Адама, и на земли того не обрет, даже до ада снизшел еси ищай» - восклицает Церковь на утрене Великой Субботы . Крест есть «мир наш», примиривший мир, человека с Богом, близких с дальними. Все привлекаются: преграда, «средостение», разделяющее нас, снимается.

Совершилось! Излилась до конца Любовь, проявилось до конца послушание Сына Божия, - Он же и Сын Человеческий. Поэтому и встретились на кресте, в Кресте Божием, в нем одном - отдающая себя до конца Любовь Божия ради спасения мира («так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего...») и послушание до конца, предание Себя до конца воле Отца, даже до смерти крестной. Встретились Любовь Божия и полнота предания себя, полнота послушания человеческого - в лице Сына Божия. Пути от Бога к нам и от нас к Богу встретились на Кресте, слились в одно - в распятии Богочеловека.

«О глубина неисследимая! О чудо недомыслимое!» - так созерцает это Церковь. «Всякое познание превосходящая Любовь Христова», говорит апостол Павел.

Непонятно, но факт. Трудно себе представить, но покоряет душу, но живит душу - животворит и осмысляет даже и страдание наше. Почему и как страдание наше животворится, освящается и преображается Крестом Христовым? Это одна из самых великих тайн жизни христианской, не учебников богословия, а именно жизни во Христе, в Нем уже теперь скрытой, с Ним состраждущей, и с Ним и в Нем теперь уже сокровенно прославленной.

Состраждать со Христом - что это значит? Это нельзя объяснить теоретически, это гораздо выше всего теоретического. Это - Суть и смысл всей новой жизни. В этом - ее радости, ее слава; в этом - ее сокровища «Я решил ничем не хвалиться, кроме как Крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. 6.14). «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и стремлюсь восполнить то, чего недостает в плоти моей от страданий Христовых», - пишет тот же ап. Павел (Кол. 1. 24).

Как странно! Что это значит? И вместе с тем, как трезвенно, мужественно, уравновешено, геройски! В этом - загадка и корень жизни христианской: в общении с Крестом Христовым, в общении с послушанием Христовым, более того - в участии и в том и в другом. Здесь кончается «религиозная литература», здесь нужно остановиться. Здесь место только свидетельству, живому свидетельству, такому, как у апостола Павла, А нам только учиться нужно: входить в эту глубину - подъятия своей волей, подъятия всей своей жизнью Креста Господня. Но это также и то иго Христово, про которое сказано: «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мф. 11. 30). Другими словами, уже в этом самом страдании отметания своей воли ради Него, во имя Его, в этом подчинении своей воли Его воле дается радость. Радость, вытекающая из служения Ему, из отдания себя Ему, из общения с Ним, даже - нет не даже, а особенно - в страдании и смерти, принимаемыми во имя Его.

«Что отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или опасность, или меч?... Но все сие мы более чем преодолеваем силою Возлюбившего нас»... (Рим. 8. 35-37).

Какая сила! Что может это преодолеть? Даже смерть становится радостью. Даже смерть заполнена, преображена и преодолена «силою Возлюбившего нас». Непонятно нам, но это так, и мы все призваны к участию в этом, - в этом потоке любви, объединяющем небо и землю на Кресте Христовом через отдание Себя Сыном Божиим.

И мы понимаем тогда слова апостола Павла: «Любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если Один умер, то все умерли, чтобы живущие уже не для себя жили, а для Умершего за них и Воскресшего».