rss
    Версия для печати

    Владимир Гурболиков: "Журналист должен знать свое место". Часть 2

    Продолжаем разбирать завалы мифов о православной журналистике. Как она сегодня выживает? Не рискует ли перейти целиком и полностью в пространство Интернета? Кому она нужна? Не дань ли моде - православные глянцевые журналы и Интернет-сайты? И вновь наш собеседник - заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков.

     "Нет такой всеобщей моды на Православие.

    Есть мода на обряды и суеверия"

     

    Миф № 5. Глянцевая бумага и Никита Михалков на обложке? Журнал процветает!

     - Владимир Александрович, просить о финансовой поддержке православного сайта или журнала стало нормой. Но многих это искренне удивляет. Одно дело - маленькая газетенка на черно-белой бумаге, другое - полноценный журнал с глянцевой обложкой и качественными огромными фотографиями. Как это противоречие объясняется?

     - По сути, православный журнал, сайт или газета - это всегда миссионерский проект. Он должен быть заметен, он должен обращать на себя внимание, быть презентабельным. Представьте себе, если, скажем, журнал «Фома» станет выходить на тоненькой некачественной бумаге, в черно-белом цвете, с ксерокопированными иллюстрациями, сможет ли им заинтересоваться человек с улицы? Да он его даже не заметит на прилавке среди десятков цветастых глянцевых журналов! Так что мы сохраняем лицо. Любой ценой.

     - Выходит, эти затраты не окупаются?

     - Я сейчас не поручусь за то, что есть хотя бы одно православное издание, кроме газеты «Возглас», которое можно считать окупающимся. Хотя, конечно, какие-то журналы более успешны, какие-то - менее.

    Я думаю, что вообще большинство изданий плохо окупается, и не только православных. Некоторые из них выживают за счет налаженного рекламного бизнеса, отношения с которым сложились давным-давно и идут по накатанной дорожке. Другие существует за счет постоянного политического или какого-то другого спонсора-заказчика, которому важен не факт окупаемости, а факт пиара через это издание: это приносит ему дивиденды, скажем, в виде положительной репутации.

     - А журнал «Фома»?

     - Журнал «Фома» продается, конечно же, ниже себестоимости. Она, слава Богу, в последнее время сокращалась - и за счет менее качественной бумаги, и за счет резкого сокращения объема - аж на 40 страниц. Кроме того, снизилась и оплата труда, переезд в более тесные помещения и рост тиража сыграли свою роль - такие шаги всегда способствуют сокращению себестоимости. Так что у нас сейчас соотношение такое: 77 рублей - себестоимость, 55 рублей - средняя цена, по которой мы отпускаем журнал. Кому-то мы отпускаем еще дешевле, кому-то - особенно светским сетям - дороже, и вот такой получается баланс.

     - В метро его продают никак не меньше чем за сотню!

     - Да, естественно, что светские сети и также те, кто перепродает журналы в другие города, очень сильно накручивают цены. Этот процесс контролировать трудно.

    Но во всем этом нет ничего такого, от чего можно было бы повесить нос и опустить руки! Когда мы только начинали создавать и продвигать «Фому», то в течение нескольких лет люди работали в буквальном смысле на «голом» энтузиазме. Гонораров никто не получал...

    Миф № 6. Печатные издания доживают свой век.

     - Большинство изданий сегодня присутствуют в Интернете: создают свои сайты, размещают там архивы из старых номеров... Судьба печатных изданий в будущем вас не пугает?

     - На мой взгляд, рассуждения о том, что все перейдет в электронный формат, сродни разговорам в фильме «Москва слезам не верит» о том, что кругом будет сплошное телевидение, а все остальное отомрет. Сейчас это выглядит смешно. Это заблуждение. Сколь бы долгой не была работа батарей, сколько бы уровней защиты не стояло на электронных носителях, все равно они зависят от электричества, от энергии. А книги, журналы, несмотря на то, что они горят, и что бумага со временем разрушается, на мой взгляд, более надежны и поэтому не потеряют своего значения.

    И потом, работа в электронном виде - это просто другой жанр. Да, можно создать театральный спектакль, а можно создать кинофильм, но кинофильм не отрицает спектакль, а спектакль не отрицает кинофильм. Возможно, будет происходить «сближение жанров». Например, очень может быть, что появится электронная бумага: это такая абсолютно плоская кристаллическая структура, которая некоторое время держит на себе электронные данные, а потом может загружаться чем-то новым. Но, по-моему, печатные журналы и книги никуда не денутся.

     - Интернетом Вы при этом не пренебрегаете?

     - Я считаю, очень важно заниматься развитием «Фомы» в сети - мы уже сейчас транслируем туда практически все наши тексты и будем стараться, чтобы там стало доступно буквально все, что когда-либо появлялось на страницах журнала. Но мне кажется, намного важнее, чтоб в Интернете было востребовано то ноу-хау, та культура диалога, та любовь к собеседнику, независимо от его позиции, которая свойственна журналу «Фома».

    Я думаю, нужно понять, зачем мы там, в сети, нужны, и какие мы там нужны. Для этого нужен свой режиссер. Но пока его нет, видно, что присутствие «Фомы» в Интернете намного меньше, чем хотелось бы. Я вижу, насколько быстро развиваются сайты «Православная книга», Предание.ру, «Православие и мир», Православие.ру. Мы на этом фоне, конечно, выглядим скромно.

    Миф № 7. Православная журналистика - дань моде.

     - Может ли так быть, что православные журналы и сайты - это временное явление, дань пресловутой моде на Православие?

     - У меня есть такое ощущение, что нет такой всеобщей моды на Православие. Есть мода на определенные обряды, есть суеверия, но они очень резко отталкивают от себя всякое подлинное православное мировосприятие.

    Другое дело, что большинству людей нужен смысл - вот что нам очень помогает. И хотя люди живут сиюминутными делами, они понимают, что где-то рядышком смысл-то есть. Совсем без смысла человеку тяжело. Многие - примерно 70 % населения России - себя называют православными... Ведь когда рассыпалась коммунистическая ересь - именно ересь, я считаю - они огляделись вокруг и ничего такого, на что можно было бы опереться, кроме Православия, не нашли (мусульмане - это отдельный разговор). И это не была экзотика, это было свое, родное.

    Я помню, когда у меня появилось понимание, что я верую во Христа. Когда я услышал за дверями перед Крещением, как люди поют, я стоял и плакал там в дверях. Это было все равно, что домой вернуться. Думаю, что человеку из другой среды, другой культуры это труднее дается: ему приходится культурные барьеры преодолевать, порывать со своими традициями. А у нас, в России, человек приходит и понимает: что ж я раньше лоб-то не крестил? Какой-то такой оттенок есть, но это очень мало похоже на ту моду, которая существует рядышком, т. е. на попытку приручить православную обрядовость, прикрутить ее ко всяким модным ритуалам. Тут вопрос только в одном: как бы не перепутать одно с другим.

     - И как?

     - Это внутреннее ощущение.

    Вот, скажем, есть чиновники, государственные деятели, которые со свечами стоят в храме в покаянии, осмысленно, а есть те, кого просто пригласили, которые из уважения стоят, потому что неудобно не прийти, потому что надо. И то, и другое имеет место. Не мне судить, кто и как делает. Для меня важно, что есть люди, которые делают это серьезно, искренне, стараются как-то иначе жить. Это очень малозаметно, поскольку в человеке дух осуждения очень силен...

     - У Вас есть чувство, что православные издания действительно востребованы сегодня в России?

     - Да, и это очень чувствуется. Люди ищут ответы на вопросы, с ними нужно разговаривать. Например, в момент полемики верующих или неверующих, в момент накала страстей, когда звучат фразы вроде: «Эти попы лезут, куда не надо, деньги загребают...» и т. д. и т. п... В этот момент ты вдруг рассказываешь, что видел плачущего священника в его реальной, живой ситуации. И вдруг кто-то замолкает... и ты видишь: человек задумывается и начинает смотреть на все совершенно иначе. На фоне абстракции живое свидетельство о вере очень мощно звучит, и, кстати, чем тише оно произносится, тем мощнее звучит.

     - А что значит «тише»?

     - Тише - это когда ты не абсолютизируешь свой опыт, не пытаешься растоптать позицию своего собеседника и его самого, как бы ты ни был далек от его мнения. Когда ты чувствуешь, что ты предельно честен с ним и при этом ты говоришь, потому что тебе очень важно что-то ему передать, даже если он этого принять не хочет.

    Вообще говоря, человек очень хорошо чувствует, когда его любят. Это ничего не значит - он может от этого и взорваться, и обозлиться, но главное, что это для него серьезно. И очень нужно.

    В Интернете на форумах можно наблюдать огромное количество споров, скандалов: люди ругаются, ругаются, ругаются... И чем больше ты это наблюдаешь, тем больше хочется сказать: «Слушайте, вы настолько друг в друге нуждаетесь, что просто не можете оторваться друг от друга! Видимо, рядом с вами нет кого-то, кто вам нужен. Пусть даже вы ищете, с кем бы побраниться - лишь бы человек был рядом».

     - Даже оппонент, который тебя изо всех сил ругает?!

     - Люди ищут серьезного отношения к себе, пусть даже негативного. Человеку очень нужен человек, ему хочется, чтобы поверили в его чувства, в его возмущение, гнев, радость и т. д. Поэтому в разговоре о вере, если ты не оскорбляешь человека и не хамишь ему, мне кажется, в большинстве случаев он будет с тобой очень серьезен.

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru