Мир, в котором мы живем

О чем могут беседовать люди за чашкой чая в редакции студенческой газеты? Был проведен эксперимент, включен диктофон. Оказалось, что за чаем разговор идет почти всегда о самом важном, о глобальных проблемах, о судьбах мира. Разговор с преподавателем кафедры японской филологии ИСАА В. П. Мазуриком — подтверждение этому.

...Единственное, что смущает, так это то, что человек все больше и больше утрачивает свободу. Чем больше цивилизационных протезов человек себе изобретает, тем больше он попадает под их воздействие. Скажем, в прошлом веке на принятие решений у полководцев были месяцы, в начале двадцатого века это свелось к дням, в середине века к часам. А сейчас к минутам и секундам. Человек не может за такой промежуток времени принимать решения. На мой взгляд, люди больше испугались именно этого, а не ядерного оружия. Часто говорят: «чего вы боитесь, машина делает то, что в ней заложено». Но это когда один человек — один персональный компьютер. А когда от компьютера зависит жизнеобеспечение городов и континентов, системы стратегической обороны — его уже отключить нельзя. Это он может отключить кого угодно. Стало ясно, что эти компьютерные сети поставили жуткие проблемы, которых раньше не было, например — моральные... Такие понятия, как цензура и контроль, потеряли всякую содержательность. Сети уже закрыть нельзя, на этом стоит мировая экономика. А если все открыто, тогда о каком контроле можно говорить, о каких секретах? О каком разумном контролировании информации? Это полное половодье, которое смыло всех.

— То есть мы уже живем в том, что называется открытое общество? Полная прозрачность и гласность.

— В природе должен соблюдаться экологический баланс. Когда что-то не видно, значит, оно так и должно быть. Когда все прозрачно для всех, теряется структура. Получается кисель, который может все затопить.

— Может быть, для описания новой ситуации не годятся понятия, выработанные традиционной культурой?

— Если появится не Homo Sapiens, а какой-нибудь другой Homo, тогда, может быть, это и сработает. Но пока для Homo Sapiens это смертельно. У него смещаются все ориентиры. В западном обществе по инерции все продолжают говорить о личной свободе, о privacy. Хотя какая может быть личная свобода в век пластиковых карточек? Наличными там платит мафия или новые русские. Каждым обывателем сегодня интересуется виртуальная машина. Любая крупная фирма должна знать болезни еще не рожденных детей, чтобы под них готовить фармакологический рынок. Эта система должна знать все. Понятие «тоталитаризм» связано уже не с политикой. Условия навязываются виртуальной машиной, а не политическим режимом. Это более жесткий тоталитаризм.

— Но может быть, этот контроль касается только внешних по отношению к человеку вещей?

— К счастью, пока человека до конца проконтролировать не могут. Внутренние ассоциации и прочее.

— Однако, с другой стороны, разве сама традиционная культура не накладывает на человека определенные стереотипы? Фрейд, например, при анализе бессознательного опирался на детерминированные культурой ассоциации человека...

— Традиционные культуры всегда имеют границы. Есть некое самоограничение культуры, запретная зона, табу, куда нельзя, где тайна. Те же системы, о которых мы говорим, развиваются не как природные организмы, имеющие экологический баланс со всей остальной вселенной, а как раковая клетка... Раковая опухоль не имеет границ и развивается до тех пор, пока не вытеснит собой все и не погибнет вместе со всем организмом.

— Может быть, есть смысл говорить о мультикультурности как идеале нового человека, который может себя комфортно ощущать в любой культуре. Культура существует для него, а не он для нее...

— Есть такая иллюзия, что человек может быть всеядным, что он может свободно переходить из одного состояния в другое, из одной системы координат в другую... Но опыт истории человечества это не подтверждает. За эту свободу человек слишком много платит. Может быть, он платит утратой самого главного, что является каким-то стержнем...

— А разве новоевропейская культура не учит, как пересечь границу, каквыйти к чужой культуре? Или вот взять музеи в Европе — из конкретных культур берутся какие-то артефакты, изучаются... В конце концов зрители получают эстетическое удовольствие от предметов, отвлеченных из своих первоначальных контекстов — культовых, политических, экономических и т. п.

— Все это похоже на биологические системы. Культура эволюционирует. Есть вещи, которые выводятся, есть вещи, которые усваиваются... Настоящие культуры что-то берут друг у друга, происходит укрепление этих двух культур и обогащение... И если можно предположить, что они сольются в каком-то одном надкультурном единстве, то это будет не на уровне этого мира, а где-то в трансцендентном... Мне кажется, что всегда есть иерархия, даже когда человек этого не осознает.

— Может быть, иерархия это только способ смотреть на мир, взгляд, сформировавшийся в традиционных культурах… Но если новый мир строится на каких-то своих принципах, которых прежде еще не было, то наше зрение здесь не будет работать... Просто пока нет тех техник выживания, которые позволят человеку жить в этой новой культуре...

— Подлинная культура всегда содержит в себе технику своей безопасности. Культуры всегда самопроверяются... Если культура созрела для того, чтобы воспринять нечто новое, то этот элемент быстро в нее входит. И это решает не кто-то один, а вся система культуры. Для этого существуют специальные системы опознания в здоровых культурах, начиная от интуиции и кончая саморефлексией культуры, теориями культуры. Есть такое понятие, как экология культуры. Если этого нет, мы имеем дело не с культурой, а с чем-то злокачественным… В этих новообразованиях безопасность никакими существующими внутри этой системы правилами и механизмами не гарантируется.

— Значит, все дело в технологиях. Если мы готовы, мы сможем принять нечто новое. Пока не подготовим, мы будем с этим биться... Само по себе чужое не может быть ни плохим, ни хорошим... Продолжая биологические аналогии, можно сказать, что проблема заключается в том, как взять нечто полезное из рака...

— Чтобы было понятней, приведу такой пример. Традиционный японский буддизм, даже при современных информационных технологиях не имеет шансов быстро закрепиться на нашей почве. К нам приезжают настоящие буддисты, принадлежащие таким старинным буддийским школам, как Сингон, Тэндай. И вот для нашего среднего, непосвященного человека даже Аум Синрике выглядит то ли как буддизм, то ли как синтоизм. Для японцев же Аум Синрике — это полная экзотика. Там используется буддийская, христианская и магометанская фразеология — а на самом деле там нет ни первого, ни второго, ни третьего. Это какое-то искусственное образование, ни на какой культурной почве не основанное. Это сконструированная вещь. Как какой-то генетический опыт в лаборатории. И вот это новообразование распространяется очень быстро, не встречая почти никакого сопротивления. У натурального буддизма так быстро распространиться никаких шансов нет. Он несет за собой всю культуру. Другие ощущения, воспитание, другие смыслы слов... А в Аум Синрике был потерян даже контроль над организацией. То, что случилось в токийском метро, — хотели ли они этого? Конечно, нет. Просто машина завелась, и остановить ее уже было невозможно. Люди заводят такие процессы, над которыми они потом теряют контроль. С чего это все начиналось? Аум собрало аутсайдеров, маргиналов, часто просто психологически отторгнутых людей. Секу Асахара сам, как известно, слепой, кажется, с рожденья. Он много думал сам, ездил в Тибет, Гималаи. И решил, как мне кажется, создать организацию, протянуть руку помощи, поддержать несчастных людей...

— Получается, что традиционная культура не охватывала этих маргиналов, не имела на них влияния, или ее влияние было очень слабым...

— Да, она потеряла влияние на массы...

— Значит положительный аспект Аум Синрике и прочих культурных новообразований заключается в том, что они указывают на слабости традиционной культуры...

— Несомненно! Он привлек внимание социологов, психологов. Об этом прямо говорили журналисты: несмотря на то, что погибло столько людей, Аум Синрике указало обществу на ту опасную зону, которая оставалась без внимания в течении долгого времени… Однако это положительный момент только потому, что есть люди, которые хоть что-то понимают и могут реагировать на эти ужасные раздражители! Иначе можно впасть в философский глобализм, и сказать, что все, что делается в этой жизни, то к лучшему, потому что все это по замыслу Божию...

— Я имел в виду только то, что мы только ищем положительную точку зрения, когда к каждому явлению мы можем отнестись прагматически, и извлечь из него то, что может быть нам полезным...

— Да, это несомненно. Но вот, например, возьмем чуму: 99% людей извлекут из нее больше минусов, чем плюсов, они все могут просто умереть. Медик может извлечь из нее научную пользу. Но долг его — помимо изучения — бороться с раком. Иначе он не медик. Люди-то гибнут! Это две стороны медали. У нас сейчас по статистике 30 тыс. верующих Аум Синрике.

— Это, наверное, быстро проходит?

— Нет, держится очень долго. Архиепископ Николай Японский трудился почти полвека, и вот — около 30 тысяч православных. Здесь же, с помощью масс-медиа, за два года — около 30 тыс. человек. И ужасная степень промывки мозгов. Я разговаривал с одной женщиной, она говорит: «Случай в токийском метро подстроен полицией, или конкурентами, завидующими резкому росту организации». В японской прессе были такие мнения: во-первых, это с политическими целями санкционировали спецслужбы, чтобы дестабилизировать обстановку и провести на очередных выборах определенные силы, во-вторых, что это конкурирующая организация Сока Гаккай, еще одна неорелигиозная буддийская секта...

— Это что-то типа буддийских протестантов?

Да. Буквально эта организация называется «Организация по изучению новой системы ценностей» — Сока Гаккай. Имеет статус общественной организации и несомненно связана с ничиреновской ветвью японского буддизма, прозелитически чрезвычайно активной... Если один член семьи стал верующим, то вовлечение остальных — вопрос времени... Так что все вопросы о том, что полезно, и что не полезно, могут быть решены только на каком-то конкретном историческом материале. А то ведь, как говорится, что русскому хорошо, то немцу смерть… Современное состояние нашего общества не назовешь здоровым, и любой вирус для нас сейчас может иметь тягостные последствия. Если бы мы были культурным, иерархическим, крепким обществом — тогда все было бы по-другому и проблем многих просто бы не существовало. Сейчас, когда все ориентиры потеряны, любая вещь становится вещью в себе, приобретает какой-то космический масштаб.