«И грустен наш Татьянин день…». Подробности закрытия университетского храма

Согласно одному из штампов советской истории, Октябрьская революция (или переворот, как ее называли сами большевики в 1918 г.) была мирной и бескровной. Но не в Москве. Две недели под грохот артиллерии шли кровопролитные бои на улицах. Две недели Москва жила без магазинов, без газет, без телефона. Только 7 ноября (здесь и далее ст. стиль) москвичи смогли выйти на обезображенные окопами и баррикадами улицы, не рискуя быть убитыми. Большевики обстреливали не только «буржуйские гнезда», но и церкви. Более всех пострадала церковь Бориса и Глеба на Поварской. Всего о том, что сделали с Кремлем, с кремлевскими соборами, в полном объеме так никогда и не написали.

 

Университетская церковь находилась между самыми горячими очагами московских боев — между Кремлем и Никитскими воротами. Обстреливали церковь со стороны Манежной площади. «Весь алтарь изрешетило пулями, кроме престола», — писал в своем дневнике профессор Московского Университета Юрий Владимирович Готье. Человек большой политической интуиции, историк Готье был одним из немногих, кто в то время был мужественным в своих мыслях и предвидел победу большевиков. Но и он не мог предвидеть наступления эры безбожия и об алтаре со следами пуль писал: «Хорошо бы, чтоб это было оставлено в том же виде на стыд всем потомкам». «На стыд потомкам» церковь превратили в клуб.

 

Покойницкие московских больниц были заполнены до предела. Тех, кто погиб около Кремля и на Никитской, свозили в анатомический театр Московского Университета; очередь на опознание трупов доходила до Тверской. Все лежали вместе — и те, кто сражался на стороне большевиков, и те, кто против. Но хоронили отдельно. Для погибших красногвардейцев на Красной площади около кремлевской стены вырыли две огромных братских могилы — вот когда начиналось «кладбище на Красной площади». Похороны проходили 10 ноября. На репортеров, начавших выходить московских газет, неизгладимое впечатление произвели грузовики со штабелями красных детских гробиков — детей тоже хоронили в братской могиле. Патриарх Тихон выступил с заявлением о том, что необходимо отслужить заупокойную службу и по тем, кто сражался на стороне большевиков. 10 ноября на Красной площади было похоронено 238 человек.

 

Точное количество погибших студентов, гимназистов, юнкеров и офицеров в те дни установить не удалось; многих погибших забрали родственники. 11 ноября в анатомическом театре московские репортеры насчитали 37 человек.

 

Первая панихида по погибшим была отслужена 7 ноября. Ю. В. Готье пишет: «Днем был на панихиде по убитым студентам и даже разревелся; церковь Университета была полна молодежи; наш богослов пр. Боголюбский произнес довольно сильную речь, вызвавшую рыдания, в конце он   потребовал, чтобы «Вечную память» пели все — это было сильно и величественно». Похороны студентов и юнкеров должны были состояться 11 ноября, но потом их перенесли на 13. В воскресение в 6 часов вечера в Университетской церкви состоялось заупокойное всенощное бдение. Похороны организовала общестуденческая комиссия, которая заседала в Новом здании на филологическом факультете, в аудитории Б. Пожертвования принимались в «профессорской» филологического факультета. В похоронах принимали участие Всероссийский церковный собор в полном составе, московская городская Дума, профессора, все московское студенчество, представители политических партий и обществ. Заупокойная литургия проходила в церкви Большого Вознесения при участии синодального хора Архангельского. Студентов отпевал сам Патриарх. Готье пишет: «При мне привозили тела с пением «Вечной памяти». Сознаюсь, что я плакал, потому что «Вечную память» пели не только этим несчастным молодым людям, неведомо за что отдавших жизнь, а всей несчастной многострадальной России». Похороны состоялись вечером на Братском кладбище.

 

На «Татьяну» 1918 года обычного акта не было, все торжества были связаны только со службами в Университетской церкви. 13 января Готье записал: «Вчера грустная печальная Татьяна, какой еще не было; был в Университетской церкви с таким чувством, что в последний раз, может быть...» Траур октябрьского переворота будто бы и не кончался. 11 января отслужили заупокойную литургию, а после панихиду «по основателям, усопшим начальникам, профессорам, преподавателям и должностным лицам московского Университета, а также по умученным тевтонами в текущую войну». Заупокойная служба была и в Татьянин день — служили панихиду по членам Учредительного собрания Ф. Ф. Кокошкину и А. И. Шингареву — их, раненых, привезли в больницу и там убили.

 

Вот скупая на подробности газетная хроника празднования 163-й годовщины Университета. В Университетской церкви были отслужены Божественная литургия и благодарственный молебен. Служил настоятель церкви профессор богословия протоиерей Николай Иванович Боголюбский с шестью молодыми священниками. Пели хористы Большого театра. Как солистка в хоре участвовала известная певица Большого театра Е. А. Степанова. За богослужением присутствовали ректор Университета (по другим данным, исполняющий должность ректора) М. А. Мезинбер, помощник ректора Д. Ф. Егоров, проректор А. И. Санин, члены Учредительного собрания П. Н. Новгородцев, С. А. Кот-ляревский, деканы медицинского факультета Н. А. Митропольский, юридического И. Т. Татарев и другие профессора, преподаватели, студенты Университета. В своей праздничной проповеди протоиерей Николай Боголюбский говорил о тяжелом положении России. И хотя акта не намечалось, после служб «в одной из зал Университета состоялось собрание профессоров, на котором произносились речи». Таким был последний Татьянин день. И об этом событии рассказывали последние номера уже нерегулярно, изредка выходивших либеральных газет. Пока «смольный папа и его клерикалы» были далеко (а ведь тогда никто не знал, что через 2 месяца Москва станет большевистской столицей), можно было писать все, что думаешь «о нынешних правителях, уничтожающих просвещение и просвещенных людей». Лучше всего о Татьяне, облекшейся в глубокий траур и по просвещению и по своим погибшим «за великое дело свободы борцам», написано в стихотворении Родиона Менделевича «Татьянин день», помещенном в газете «Московский листок» за 12 января 1918 года:

 

 

Готье не ошибся в своих предчувствиях — престольный праздник Университетской церкви справляли в последний раз.