Tweet |
Предлагаемый ниже очерк — рассказ корреспондента "ТД" о том, как встречали "женский праздник" 8 марта некоторые школяры Национального университета Колумбии, где студенческие организации имеют порой ярко выраженный характер политического экстремизма.
Весной 1991 года я находился в столице Колумбии и собирал в Национальном университете материал для своей дипломной работы. Национальный университет — крупнейшее высшее учебное заведение Колумбии, основанное в 1867 году. Университетский городок занимает несколько кварталов в центре Боготы. Центральный вход в университет находится у пересечения 30 улицы и 30 карреры, которая представляет собой широкий проспект с очень интенсивным движением. Сейчас там построили сложную систему развязок и виадуков: очевидно, не только для решения проблемы уличного движения, но и во избежание событий, подобных изложенным ниже.
Университетский городок по периметру огорожен высокой решеткой, проход на территорию университета ограничен. Попасть туда можно через несколько пропускных пунктов, расположенных на 53 и 19 улицах, а центральный — на 30 каррере. В университете существует внутренняя охрана, но и с внешней стороны университетский городок патрулируется силами военной полиции, которой запрещен вход внутрь. Центральный вход украшен блок-постом, усиленным двумя бронемашинами. Около входа со стороны 19-й улицы, на пересекающем ее пешеходном мосту, также установлен блок-пост с пулеметом, постоянно держащим под прицелом всех входящих и выходящих с территории университета.
Раньше университетский городок включал в себя еще и общежития, но потом их отобрали у студентов к великой радости окрестных домовладельцев и передали под административные корпуса. Официальным мотивом этой акции явилось то, что, по мнению начальства, в общежитиях выкуривается слишком много марихуаны и ведется слишком много антиправительственных разговоров. Так или иначе, но практически все жилые кварталы, примыкающие к университету, превратились в импровизированные общежития. Обычно студенту предлагались одиночная комната, комната на двоих или койко-место с трехразовым питанием — все это называлось пансионом. В одном из таких пансионов пришлось обитать и мне.
ENCAPUCHINOS
8 марта — обычный рабочий день в Колумбии, на который у меня была запланирована встреча с профессором Ф. Этайо-Серна — крупнейшим в стране специалистом по тематике, которой я тогда занимался. Встреча была назначена ровно на 12 часов; ради меня он готов был пожертвовать частью обеденного перерыва, причем меня серьезно предупреждали, что профессор — человек чрезвычайной пунктуальности и не терпит даже минутного опоздания (необычайное явление для Колумбии, где опоздание на 15 минут считается нормой). Меня это не особенно беспокоило. В университет я ходил пешком, что занимало не так много времени.
Утром я тщательно готовился к встрече, стараясь не ударить лицом в грязь в смысле знания как предмета, так и языка. Где-то в районе 11 хозяйка подала завтрак:
— А у вас-то в Национальном, опять стреляют.
Поначалу я не придал значения ее словам. Но из вежливости переспросил, о чем идет речь.
— Стреляют, говорю, у вас, в Национальном университете.
— ??? Как стреляют? Почему стреляют? В кого стреляют?..
— Студенты, 8 марта отмечают... Вот послушайте...
Действительно, со стороны университета доносились звуки, напоминающие выстрелы, — отдельные хлопки и целые очереди.
— Что же мне делать? Меня там ждут ровно в 12.
— Ох, не советовала бы я сейчас туда ходить. На улице беспорядки, разве не слышите? Опасно там.
— И часто у вас так бывает?
— А кто ж их разберет. Не часто, но случается иногда. Учиться нормально не хотят, вот и бузят.
Время, однако, поджимало. Ничего не оставалось делать, как идти в сторону 30 карреры — хотя было очевидно, что основные события разыгрываются у центрального входа на университетскую территорию.
По мере приближения к месту события становилось ясно, что происходит что-то экстраординарное. В кварталах, непосредственно примыкающих к месту событий, были закрыты все лавки, а их хозяева испуганно, но с любопытством выглядывали из-за железных штор. Вообще любопытных собралось довольно много, хотя толпы не было: все старались рассредоточиться, по переулкам, залезть в какую-нибудь щель, откуда можно было бы наблюдать за происходящим, оставаясь в безопасности. Какое-то непривычное чувство охватило меня при подходе к месту событий. Потом я понял — не было слышно шума идущего по 30-й транспорта: все движение, а это не менее 8 полос, было остановлено. 30 каррера — одна из самых оживленных магистралей Боготы, а теперь вместо десятков машин и автобусов, в обычные дни ежеминутно проносившихся перед входом в университет, единственными хозяевами ныне пустынной проезжей части были две уже знакомые бронемашины старого образца. Обычно они несли боевое дежурство по обеим сторонам главного входа, а сейчас совершали странные маневры, разъезжая взад и вперед по всему свободному пространству перед порталом центрального входа. Я не сразу понял, что это пространство ограничено как-то противоестественно, и лишь присмотревшись, увидел, что 30-я каррера с обеих сторон от входа в университет перегорожена баррикадами, наскоро сооруженными из какого-то металлолома, поваленных деревьев и прочего хлама. В двух местах виднелись даже перевернутые автомобили. Таким образом, броневики оказались как бы в ловушке, из которой безуспешно пытались выбраться.
Это сейчас, после событий в Москве 1991 и 93 годов, нас не удивишь уличными беспорядками, баррикадами и бронетехникой в городе, а тогда для москвича нечто подобное было в диковинку. Полная картина происходящего стала ясна для меня, когда из-за закрытого входа в университет (а проходить там надо через сооружения, напоминающие турникеты в метро) выскочило несколько человек в масках и с каким-то диким криком, обозначавшим то ли лозунг, толи индейский боевой клич, начали метать в мечущиеся броневики бутылки с зажигательной смесью, известной во всем мире как "коктейль Молотова".
Солдаты вяло отстреливались. Было видно, что стреляют они если не вертикально в воздух, то, по крайней мере, поверх голов, не на поражение. Бутылки со звоном падали на асфальт. То здесь, то там возникали лужи горящего бензина. Одна бутылка упала на броневик, но солдаты быстро сбили пламя. Стоявший рядом со мной человек так прокомментировал это событие:
— Ну encapuchinos дают, доиграются же так.
Encapuchinos (люди в масках — исп.) ретировались за ворота университета. Я успел разглядеть, что их лица были полностью закрыты платками на манер палестинских, оставалась только узкая щель для глаз. Через несколько минут атака повторилась. Ответные очереди солдат стали настойчивее и как-то ожесточеннее, хотя прицельного огня не было: видимо, солдат строго предупредили о недопущении кровопролития.
— Ну, точно доиграются, — продолжал комментировать мой сосед. Создавалось впечатление, что такие батальные сцены в этом месте — явление для него привычное.
— И надолго это? — мой вопрос даже мне самому показался несколько неуместным.
— Да кто ж его знает. Насколько терпения у солдат хватит... Похоже, не так долго осталось.
Очередной взрыв бутылочной бомбы заглушил последние слова моего собеседника.
— А что потом?
Мои вопросы, наверное, выглядели уж очень странно, потому как он посмотрел на меня и произнес что-то типа "посмотрим" или "увидишь".
— Но у меня там важная встреча в 12 часов.
Мой собеседник только пожал плечами: "Что, мол, я могу поделать".
Что мне делать я и сам не знал. Обходить с другого входа заняло бы не меньше часа — с учетом всего происходящего. Да и кто знал, не происходило ли там чего-либо подобного. И вдруг во мне появилась уверенность, и я вышел на открытое пространство. Впереди продолжали заниматься своим делом, т.е. метать бомбы и стрелять. Сзади я услышал громкий выдох толпы: "О-о-о!" — возглас не то удивления, не то восхищения. Даже не сразу понял, что это относилось ко мне. Только когда я пересек первую полосу движения и вышел на разделительный газон, меня заметили.
Оба броневика замерли на месте, подставляя себя таким образом под огонь, а ближайший ко мне солдат начал что-то кричать и размахивать руками. Стоявшие поодаль подняли автоматы. За работающим двигателем бронемашины ничего не было слышно, но я боялся, что меня примут за сообщника тех, что в масках, и элементарным образом арестуют. Я показал часы на левой руке, многозначительно постучав по ним пальцем, давая понять, что у меня нет времени и меня ждут там, в университете. Не знаю, поняли ли меня правильно. К такому жесту прибегают, когда хотят спросить время. К тому же меня могли ждать ребята в масках. Но так или иначе, когда я дошел до середины проезжей части, меня заметили и нападавшие. Как раз они выбежали из-за турникетов с очередной порцией "коктейля Молотов". Увидев меня на середине дороги, замерли на несколько секунд, потом сбились в кучу, видимо, совещаясь по поводу вновь возникшего обстоятельства. За эти секунды я обратил внимание на то, что вся поверхность забора около входа исписана лозунгами и изрисована символами, среди которых выделялся наш тогда еще родной серп с молотком. Тут меня осенило.
Точно такой же символ лежал у меня в кармане. Я достал паспорт и помахал нападавшим. Золотом сверкнули четыре заветные буквы — СССР и знаменитая эмблема под ними. Нападавшие, похоже, заметили это, а солдаты за моей спиной видеть уже не могли. Так, с высоко поднятым над головой "серпастым-молоткастым" я перешел улицу. В голове крутилось известное и вполне подходящее к случаю стихотворение Маяковского. Когда я поравнялся с людьми в масках, мне крикнули, чтобы я проходил быстрее и не мешал акции протеста. Повторять не требовалось. Через мгновение я был уже на территории университета.
Здесь, возле расписанной лозунгами стены, такие же ребята в масках готовили новую партию пиротехнических средств.
— Чем вы здесь занимаетесь? — мой вопрос был явно не ко времени.
— Что, не видишь? Мы протестуем.
— Да, но против чего? С какой целью? Что вы хотите этим добиться?
Мой собеседник в маске, за которой видны были только линзы очков (интеллигент, наверное), хотел что-то сказать, но тут снова раздался призывный клич-лозунг, и все в очередной раз бросились наружу.
На консультацию я опоздал минут на 15, за что получил выговор от профессора Этайо-Серна. Когда приблизительно через час я вернулся на место событий, то никого в масках там уже не было. Проход в университет был открыт, дворники сметали с мостовой груды разбитого стекла, а транспортная полиция при помощи крана, которым пользуются для буксировки машин на штрафную стоянку, растаскивала остатки баррикад. Минут через пять движение автотранспорта по 30-й каррере было восстановлено. Праздничное, в честь 8 марта, представление закончилось.
БЕСЕДЫ В АНТРАКТЕ
— Ну что, видел спектакль?
Я обернулся и узнал парня, с которым неоднократно встречался в университете. Он был учеником профессора Этайо-Серна.
— И часто у вас бывает такое?
— Да есть тут такие, кому делать нечего. Вон посмотри, что творится, — жест рукой, предлагающий оглядеться.
Все стены университетских корпусов были расписаны из пульверизатора. Преобладали синий и черный цвета, но встречался и красный. Если у нас таким образом в то время писали только лозунги типа "Спартак — чемпион", то здесь преимущество явно отдавалось политике. Среди положительных персонажей упоминались Фидель Кастро, Камило Торрес1, Мао Цзедун и почему-то Пабло Эскобар2. Главным отрицательным персонажем был, разумеется, действующий президент Колумбии.
— А стереть это или закрасить нельзя?
Можно. А что толку? Сегодня сотрешь, завтра опять появится. Это еще что. Вот в 84-м военные вошли на территорию университета, вот тогда было дело.
— И что было?
— 18 трупов. И во имя чего?
Этот вопрос меня тоже интересовал, хотя мой спутник неохотно разговаривал на эту тему. Видимо, чтобы ее сменить, он пригласил меня пообедать. Надо сказать, что на студенчество работают все прилегающие к университетскому городку кварталы. Там больше всего книжных и канцелярских магазинов, а что касается общепита, то в любом ресторанчике вам предложат т.н. "комплексный обед", состоящий из первого, второго и бутылки кока-колы. Стоимость его зачастую не превышает 1 доллара США И это при ресторанном обслуживании.
В ресторане, куда мы пришли, уже собралось много студентов — был разгар обеденного перерыва, и понятно, что главной темой для обсуждения стали недавние события. Меня поразило, что большая часть присутствующих относилась к происходящему не с одобрением, не с осуждением, даже не безразлично, а как к чему-то несерьезному, к какой-то игре, в которую, однако, лучше не играть. Похоже, также относилась к этому и администрация — на время проведения "акции" не было отменено ни одно занятие, и университет работал в обычном режиме. Вот какие мнения высказали по этому поводу студенты:
— Делать нечего, вот и бузят.
— Эти гуманитарии как марихуаны накурятся, так еще и не на такое способны.
— Почему только гуманитарии, среди них и естественники есть. И вообще, теология освобождения — вещь хорошая, только когда дело не доходит до " коктейля Молотов".
— По марихуане впереди всех философы. Вон и сейчас против своего корпуса на траве лежат, и кто знает, чего они там курят.
Это грозило перейти в извечный спор физиков и лириков, поэтому я попытался направить разговор в нужное мне русло — хотя бы приблизительно выяснить цель сегодняшней "акции протеста". Неужели просто отметили "международный женский день"? Или все же выдвигались какие-либо требования, пусть даже нереальные для выполнения. В качестве примера я рассказал, как студенты в России добились отмены обязательного посещения военной кафедры. Однако мои собеседники ничего подобного привести в пример не могли. Вот баррикады, бутылочные бомбы, стычки с полицией — это пожалуйста, а чтоб добиться чего-то...
Вскоре после описываемых событий многие атрибуты политической жизни Латинской Америки пришли и в Россию. Правда, бронетехники против главного здания МГУ еще не появилось. А может, стоит не доводить до этого. Может, и так договоримся?..
Поздравляем сотрудника нашей редакции и постоянного автора Юрия Баженова с вручением ему диплома Министерства образования и культуры Испании.
1Камило Торрес Рестрепо (1929 — 1966) — католический священник, преподаватель теологии в Национальном университете Колумбии. Основатель т.н. "теологии освобождения" — одного из течений в современной католической богословской мысли, которое рассматривает христианство как своего рода мистический социализм. Позднее вступил в партизанский отряд левого татка и был убит в стычке с правительственными войсками.
2Пабло Эскобар — глава т.н. Медельинского картеля, одной из крупнейших в мире преступных группировок, специализирующихся на производстве и транспортировке наркотиков. Изби-рапся депутатом парламента Колумбии, потом был арестован и совершил побег из тюрьмы. К моменту описываемых событий как раз находился "в бегах". Мзит в 1993 году при задержании.
Tweet |
Вставить в блог
Поддержите нас!