Беседы об Афоне(ч.3): В поисках святости...

Справка:

Горматюк Александр Анатольевич - художник-реставратор высшей категории, кандидат искусствоведения, сотрудник Всероссийского художественного реставрационного центра им. ак. И.Э. Грабаря, член Ассоциации искусствоведов и Московского союза художников, член ICOM - международной ассоциации музеев при ЮНЕСКО, руководитель реставрационной группы Российского института египтологии в Каире РИЕК  (полевая  реставрация археологических объектов, Миссии в Фаюме и Луксоре), лауреат премии Митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова) за труд "Царский лик. Надгробная икона Великого князя Василия III".

В поисках святых старцев

- Считается, что Афон - это место, где до сих пор живут «настоящие» старцы. Какое отношение к старцам на Афоне? Есть почитатели, приходящие за советом?

 - Взять старца Паисия, так он от паломников иногда сбегал. Рассказывали, что приходят к нему два грека, говорят: «Геронда, яви нам чудо». Греки в каком-то смысле люди очень прагматичные. Им порой нужно чудо в пределах житейской нормы. Он говорит: «Ну что ж, хорошо: ты бери топор, а ты голову на лавку клади; он тебе отрубит, а я прочитаю молитвы, и она обратно прирастет». Паломники в ужасе убежали.

Действительно, та борьба, которая была у прп. Антония, присутствует и сейчас практически у каждого монаха, и каждый как инок, наверное, должен пройти это. Хотя и кажется, что в наш век с мобильниками и нотбуками, когда уже не какие-то чужие корабли бороздят просторы вселенной, а сам, лично... это довольно странно. И когда, порой случайно, краем, тебе как стороннему свидетелю открываются отзвуки этой жестокой борьбы с бесами, со страстями, понимаешь подлинный смысл Афона и его воинов - монахов.

Помните рассказ, когда идет старец, и его просит неофит: «Можно, я буду твоим духовным сыном?» Старец отвечает: «Но я же никто, зачем тебе?» Но тот пристал к старцу и не отстает. Ну старец и согласился, только, говорит, иди впереди от меня, отдельно. Новообращенный идет, смотрит - на встречу язычник, тащит идолище на капище. Неофит начал его поносить, а тот его сильно поколотил и оставил валяющимся в канаве. Идет язычник дальше, на встречу попадается уже старец. Старец ему говорит: «О, труженик, такой тяжелый вес тащишь, давай помогу». Взяли вдвоем и пошли вместе, и пока они шли, язычник уверовал: «Я хочу быть с тобой, мне ничего не надо». Язычник встретил святого человека и понял это, почувствовал. Потом они вместе дошли до побитого новообращенного, вытащили его и понесли в келью.

- Как к нашим паломникам относятся? Свободно пускают в монастыри?

 - Конечно, свободно, но, как и везде, с нашими случается разное.

 - Паломники приезжают, чтобы исповедаться, побеседовать?

- По-разному: одни путешествуют по Афону осознанно, исповедуются, ищут вразумления, и... наверняка, находят то, что ищут. Есть и такие, знаете, сиромахи - что-то вроде беспризорных монахов или паломников. Они бродят в поисках святости, хотя чаще всего эти люди уже все для себя решили, и им в действительности тяжело что-либо услышать.

На Афоне особо ценно то, что там есть монастыри, в которых традиция сохранялась издревле. Это дает человеку ориентиры в любых условиях: в монашеской жизни, для кого-то даже в семейной, либо просто в обществе.

В России же традиционность и самобытность жизни церковных людей по понятным историческим причинам во многом были утрачены. И проблема, конечно, не только в том, что произошла революция, а в том, что к 1917 году многие русские люди были православными формально, утратили веру и были просто озлоблены.

- Другими словами, то, что можно получить на Афоне, в русских монастырях не найти?

- У каждого, наверное, свой путь. Кому-то нужен Афон, кому-то нет. У меня жизненный путь, как у солдата: призвали - я приехал, закончилась кампания - жду нового назначения.

- А своих желаний никогда не было?

- Знаете ... Я реставратором никогда не думал стать, в детстве я даже не знал что это такое. Вы же знаете, механизатор широкого профиля - это понятно, а реставратор - что-то вроде ресторана, но еще хуже...Так получилось, что когда я поступал учиться, я хотел быть свободном художником. Потом я сдал экзамены, смотрю - меня в списках нет. Отец говорит, смотри, ты вот в этих списках: реставрационная группа, 13 человек. С тех пор я и стал реставратором. Случилось так, что именно коммунистическое КГБ- шное государство позволило и даже заставило меня изучать икону, работать над ней и вообще вынудило меня за государственные деньги «служить Церкви». Такая вот реальность.

Работать на Афоне меня благословили, и я это делаю: стараюсь приносить пользу, вкладываю все, что могу. Человек свободен в своем выборе и свободен что-то изменить, он может не только двигаться по течению, но делать что-то свое: задаваться вопросами, начиная с того же электричества в условиях монашества, искать ответ, убеждать, доказывать, принимать решения.

Есть надежда у меня, что все действительно отрезвятся, увидев «свою правду» до того, как они ее совершат. Господь всех видит и всем благоволит. Другое дело, что человек, немилосердно себя используя, оказывается с другой стороны, против себя самого.

В 90-е годы я был в компании молодых художников, мы собирались в старом доме на Трехпрудном у Патриарших. Из этой мастерской вышли очень разные люди, пути наши разошлись.

Не так давно мы вновь встретились: делали вместе проект в выставочном комплексе «Винзавод» на выставке «Верю». Я там участвовал, выставляли совместную работу: реставрацию фрески «Апокалипсис» из затопленного города Пучеж на Волге, фрагмент назывался «Падение Вавилона». Надеюсь, это уместно и полезно даже в таком, порой шокирующем, поиске современных художников.

Арт & иконопись

 - Как в одном человеке может уживаться иконописец и современный художник?

Современное искусство ставит такие жестокие вопросы, что мимо них нельзя пройти, просто потупившись.

Вы «Черный квадрат» Малевича помните? Одна журналистка хорошо сформулировала, что самое потрясающее в этой картине то, что она воспроизводима.

Т.е. и ребенок может нарисовать, ему только объясни, и это будет тем самым манифестом, провозглашенным Малевичем, который возвестил в каком-то смысле отмену иконы, образа как такового, его сакральности, а в конечном итоге - и личности. Обратите внимание, как он повесил эту картину, представляя ее первый раз публике, - как икону, в красном углу. Это был новый образ, на который предлагалось молиться. Искусство Малевича - это поистине безОбразное искусство.

Икона - особая сакральная область, которую мало кто понимает. Вы можете объяснить, что такое идол, и вообще, в чем разница между идолопоклонством и иконопочитанием?

- Я понимаю, что надо поклоняться не самой иконе, а образу, который на ней изображен: Христа, Богородицы. Если предельно упрощать, что это как фото дорогого человека.

- К идолу так же относятся, через него обращаются к потустороннему миру, в чем же разница

 - Может, дело в колоссальной разнице между мирами, к которым можно обращаться посредством иконы и идола?

- Святые отцы говорят, что отношение к Богу может быть такое: человек дал пятачок и ждет за это ответных услуг; или отношение, как к долгу. А есть такое, что человек просто дает - по любви, ни за что. Вот это и есть самое главное. В первом случае он поступает как наемник, во втором - как член семьи, а в третьем просто любит, ему ничего не надо. А любовь личностна, бесконечна в своей единственности, и для этого нужна икона: чтобы и ребенок без всяких объяснений мог открыть эту любовь, ощутить теплоту «руцы Божией». А мотивация идолопоклонства - страх перед непредвиденным, желание изменить неприятную ситуацию на основе договорных товарно-денежных отношений. Именно тем и отличается, что ты приносишь кабана и ждешь за это чего-то конкретного, того, что заказал.

Как в анекдоте: новый русский едет на шестисотом - бах, шина лопнула. Видит рядом храм. Заходит, свечку купил, поставил Николаю Чудотворцу. Пока он ходил, шофер поставил новое колесо. Только отъезжает, опять шина - бах! Остановился, загоревал, смотрит - мужик на BMV подруливает к храму. Кричит ему: «Эй, там свечки не ставь, там не работает. Поезжай в другой храм».

 - Но верующий человек по пути духовному медленно идет, проходит разные стадии: сначала страх, потом корысть, потом...

- Важно с простого начать: чтобы злобы не было, озлобления. Еще мой знакомый с Трехпрудного, Валера Кошляков - у него была мастерская, из которой его регулярно выселяли. Придет бывало, а там все перевернуто вверх дном: «выметайся», мол! И так неоднократно. И каждый раз он все аккуратно расставлял и приговаривал: «Главное, не озлобиться!». Такой вот мудрец был.

Еще мне кажется, что умеренность нужна во всем - это, пожалуй, самое главное. А умеренность происходит от традиции, которой у нас порой не хватает. Передать традицию можно от человека к человеку. Приехал как-то утром в деревню, слезаю с автобуса: непонятно куда и сколько идти. Навстречу старичок какой-то с рыбалки, говорит: «Погодка-то солнечная, а водичка холодная». Ничего особенного - просто доброе слово. А так оно меня воодушевило - на весь день хватило настроения. До сих пор с улыбкой вспоминаю. А ведь сказал всего ничего. А другой, типа меня, посмотрел бы и сказал про себя: «Видно, что не наш, чего тут делает? Не воровать ли пришел?»

 - А причем здесь традиция? Старичок сердечный попался просто...

 - А традиция и есть от сердца...Она всегда естественна и уместна. Это не просто ограничение какое-то. Вот я в силу профессии пророков по иконным ликам узнаю, мне надписи читать не надо, если они написаны «в традиции». Потому что на каком-то уровне есть центральная грань, стержень, который делает возможным узнаваемость. Это и есть традиция.

Почему я считаю, что каноны - это очень естественно? Потому что в жизни ничего нового не бывает: природа человека, природа его переживаний всегда одна. Так и в искусстве: ничего нового, считая от «Илиады» Гомера, только перепевки, вариации. То, что я понимаю под канонами, еще можно назвать с определенным допущением архетипами. Поскольку они есть в человеческих представлениях о мире, неизбежны они и в искусстве.

Через все искусство проходят линии, которые используют функционально по-разному. Если человек вдруг понял, что он художник, и решил явить миру что-то, по его мнению, новое и свежее, то на самом деле максимум, чего он может достигнуть, - вычленить некоторую особенность и качество архетипа, увидеть канон сызнова. Сами архетипы даются нам в дар, и передаривать их от своего имени неприлично: все одно все узнают и будут смеяться. Ничего нового придумать невозможно. Даже то, что я говорю, уже заезжено и почти пошлость...

Давайте, я вам напоследок лучше анекдот расскажу. Едет семинарист в поезде, в купе к нему подсаживается батюшка. Семинарист раскрывает ноутбук, печатает. Батюшка говорит: «О, здравствуй, как тебя звать? Давай чайку попьем, мне тут матушка гостинец собрала...». Семинарист отвечает: «Батюшка, не могу, мне надо курсовик успеть закончить». «Ну давай, - отвечает батюшка, - милок, я пока пойду погуляю». Возвращается и говорит: «Слушай, тут в ресторане такая картошка по-домашнему вкусная, давай посидим, селедочка...». Семинарист отвечает: «Батюшка, ну никак не могу! Курсовик по догматическому богословию». «Ну ладно, - говорит батюшка, - пойду погуляю». Возвращается: «Слушай, тут через два купе такие православные девушки, я вот познакомился - пойдем посидим!» «Не могу, батюшка, сдавать курсовую в семинарии надо»,- отвечает семинарист. «Ну ладно, пойду пока еще погуляю». Через какое-то время они приехали. Выходят и семинарист говорит: «Батюшка, скажите, может я что-то не так делаю?» «Нет, - отвечает батюшка, - ты делаешь все так, но только зря!»