rss
    Версия для печати

    Вторая смерть Маяковского

    В 1935 году Иосиф Сталин пишет свою резолюцию на письме Лили Брик: «Товарищ Ежов! Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление». Эта реплика имела двоякие последствия в посмертной судьбе великого поэта.

    С одной стороны, практически сразу был открыт музей Маяковского, в Москве появилась площадь его имени, многомиллионными тиражами стали издаваться некоторые произведения поэта. С другой – власть подвергала тексты и жизнь Маяковского жесткой цензуре и навязывала людям только те образы и идеи, которые ей были выгодны. По точному сравнению Бориса Пастернака, Маяковского «стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине», что стало «его второй смертью».

    Бюст Маяковского работы С. Коненкова. 1947 год.Бюст Маяковского работы С. Коненкова. 1947 год.

    С этого момента Маяковский перестал быть живым и превратился в «мумию». Слова поэта о том, что он «наступал на горло собственной песни» предпочли забыть, зато активно стали тиражировать отдельные его строки в безвкусных призывов типа: «Ленин жил. Ленин жив. Ленин будет жить». Шагнув в народ с помощью подобных лозунгов и нескольких стихов в школьной программе, Маяковский превратился в символ советской власти и посмертно стал нести ответственность за все, что она творила.

    Между тем, отношение к власти у поэта было не такое однозначное, как это пытались представить в советских учебниках по литературе. Еще в 1922 году в беседе с сотрудником газеты «День» Маяковский говорит о своем желании уйти из политики: «Я хочу окончательно отойти от политической работы и заняться литературной в крупном масштабе. В данный момент я заканчиваю большую поэму "IV Интернационал", будущую жизнь мира, так как я его себе представляю».

    К сожалению, поэту не удалось в полной мере отойти от политической работы, а после своей смерти почти на 60 лет он стал восприниматься лишь как глашатай революции. Власть не сильно заботило то обстоятельство, что при жизни Маяковский разделял социализм как свой идеал и как реалии советской жизни, недостатки которых он жестко критиковал в своих произведениях. Однако власти не нужен был поэт-обличитель, поэт-лирик, а потому официальные биографии и исследования о Маяковском виртуозно обходили фигуры Лили Брик и других женщин, близких к Маяковскому. У пролетарского поэта никаких женщин быть не должно. Письма Лили Брик к Маяковскому впервые были опубликованы в России только в начале 90-х годов прошлого столетия. В полном собрании сочинений поэта был дан гениальный по-своему комментарий о причинах появления поэмы «Про это», которую Маяковский написал, находясь «в добровольном заточении». На самом деле поводом для написания одного из самых пронзительных текстов про любовь был ультиматум Лили Брик – поэт с декабря 1922 по февраль 1923 не мог ее видеть, но мог писать письма и в крайних случаях звонить. Эти два месяца стали одними из самых сложных в его жизни.

    Еще одной жертвой попытки власти приватизировать Маяковского стала Вероника Полонская. Поэт упоминает о ней в своей предсмертной записке, но по совету Лили Брик Полонская не приходит на похороны Маяковского, а затем уже власть исключает ее из списка наследников, предложив в качестве «компенсации» путевку в санаторий.

    Маяковский и БрикМаяковский и Брик

    Стоит отметить, что Маяковский еще при жизни не питал никаких иллюзий относительно того, как власть в целом относится к литературе. В своем стихотворении «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому» он говорит об одном из самых известных романов 20-х годов прошлого столетия:

    Вы

    и Луначарский —

    похвалы повальные,

    добряки,

    а пишущий

    бесстыж —

    тычет

    целый день

    свои

    похвальные

    листы.

    Что годится,

    чем гордиться?

    Продают «Цемент»

    со всех лотков.

    Вы

    такую книгу, что ли, цените?

    Нет нигде цемента,

    а Гладков

    написал

    благодарственный молебен о цементе.

    Еще более жесткую характеристику чиновников, которые пытаются сделать из себя центр мира, Маяковский дает в своей пьесе «Баня», одним из героев которой является «Товарищ Победоносиков – главный начальник по управлению согласованием, главначпупс». В одной из сцен главначпупс сперва долго выясняет, кто такой Микеланджело, а потом огорчается от того, что этот художник может его не знать: «А! Ну, он мог бы и знать. Знаете, художников много, главначпупс – один».

    Уверенность в том, что поэтов и людей много, а чиновник – один, – проблема, с которой постоянно боролся Маяковский и в своем творчестве, и в своей жизни. Власть после смерти поэта попыталась сделать его единственным советским поэтом, предварительно обезвредив, но история и жизнь показала правоту Маяковского, который смог пережить и собственную вторую смерть.

    Рисунки Маяковского к Советской азбуке.Рисунки Маяковского к Советской азбуке.

    Несмотря на все усилия школьной программы, он остался тончайшим поэтом-лириком. С помощью его стихов люди до сих пор объясняются в любви, и это ни с чем несравнимое удовольствие. За окном ночь и снег, а вы читаете строки из знаменитого стихотворения:

    Послушайте!

    Ведь, если звезды

    зажигают —

    значит — это кому-нибудь нужно?

    Значит — это необходимо,

    чтобы каждый вечер

    над крышами

    загоралась хоть одна звезда?!

    У каждого из нас есть свой Маяковский. У каждого из нас есть свое заветное стихотворение про любовь, но иногда наступают такие минуты, когда голос «агитатора, горлана-главаря» пробивает все защитные стены нашего привычного сознания, и поэзия врывается в нашу жизнь, переворачивает судьбы и властно напоминает о том, что в мире нет ничего важнее любви, а любовь является самым желанным и страшным оружием и для поэта и для читателя:

    Мне
    любовь
      не свадьбой мерить:
    разлюбила -
    уплыла.
    Мне, товарищ,
    в высшей мере
    наплевать
    на купола.
    Что ж в подробности вдаваться,
    шутки бросьте-ка,
    мне ж, красавица,
    не двадцать,-
    тридцать...
    с хвостиком.

    За показным пренебрежением этих, как и многих других строк, скрывается очень нежный и властный поэт, который захватывает вас в плен и переворачивает ваше сознание, советская власть попыталась обезвредить Маяковского, но вместо этого он сам невольно обезвредил советскую власть, которая не смогла пережить подобного гимна любви.

    Читайте также:

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru