Право- и ино- славие. Ч.2

   *Стенограмма встречи слушателей и профессорско-преподавательского состава ВШГА МГУ с отцом Максимом Козловым - протоиереем, настоятелем домового храма святой мученицы Татианы Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, профессором Московской духовной академии.

   Тема встречи - «Отношение Православной Церкви к иным мировоззрениям».

    Принципы отношения Православной Церкви к носителям других мировоззрений

   Далее, после этого краткого социологического и отчасти географического введения, перейдём к рассмотрению некоторых принципов отношения Православной Церкви к носителям других мировоззрений. Начнём с отношения к другому христианскому миру.

   В православном богословии есть некий общий термин, который определяет всю совокупность неправославного христианского мира. Этот термин звучит так - инославие. Протестанты бы сказали: «Очень триумфалистски». Да, мы, православные, признаём себя правильно славящими Бога. Термин «инославие» с одной стороны безоценочный, то есть, он неотрицательный, но с другой стороны - это те, кто по-другому славят Бога, те, у кого другие отношения с Небом с нашей православной религиозной точки зрения. Вот об этом инославном мире иногда можно услышать две крайние точки зрения, которые довольно шумно бывают представлены, но которые на самом деле не отражают церковного сознания.

   Первая точка зрения распространена даже не столько в среде православных людей, сколько в среде околоцерковной или аморфно-религиозной. Это утверждение о том, что перегородки, существующие на земле, до неба не достигают, что все в конечном итоге молятся одному и тому же Богу, что ценности у всех религий, по большому счёту, одинаковые, что существующее разделение происходит либо из-за специфики историко-культурного формирования тех или иных религий, из-за конкретных человеческих и политических факторов, и целью современного этапа глобального развития человечества является создание некоторого если не общерелигиозного комплекса, то, по крайней мере некоторого христианского единства, в котором эти разногласия уже никак бы не учитывались. В общем смысле это направление мысли, возникшее ещё в начале 20-го столетия и организационно оформившееся к середине 20-го столетия, получило название экуменизма, или экуменического движения, от позднегреческого слова «ойкумене», то есть «вселенная», в нашем понимании цивилизованный мир. Когда-то греко-римский мир назывался ойкуменой. В этом смысле - движение за всемирно единое христианство. Я сейчас не буду называть фамилии богословов, иерархов и философов, которые стояли на этой точке зрения. В русской религиозной философской мысли к идее экуменизма подходил ещё когда-то Владимир Соловьёв, в публицистике религиозной из известных имён близкого к нам времени можно ещё назвать трагически погибшего священника Александра Меня, который стоял на подобного рода позиции принципиально.

   К этой точке зрения оппонирует другая, по форме крайняя, которая утверждает то, что на самом деле, оставаясь последовательно православными, мы не можем признавать вообще никакого настоящего христианства вне ограды православной Церкви, и что термин «христиане» в таком случае к католикам, протестантам, вообще всем иным, коптам, эфиопам, армяно-григорианам и кому угодно прилагается условно или в историческом смысле, или в церковно-дипломатическом, дабы не писать «так называемые христиане» либо «так называемые католики», именующие сами себя христианами-баптистами, к примеру. Это другая, крайняя, ригористическая, или псевдоконсервативная точка зрения, которая, казалось бы, противостоит первой. Но со всей ответственностью можно заявить, что ни первая, ни вторая не выражают внутреннего мировоззрения православной Церкви так, как оно воплощено в её строе, жизни, в её богословии и в её церковном праве. Последнее, может быть, важнее всего, ибо право церковное, также как и право государственное, есть выражение на уровне практическом того, что принимается как абсолютное внутреннее согласие для того или иного общества. Я потом вернусь к этим двум точкам зрения.

   Формы принятия инославных в Православие                 

   1. Принятие через крещение

   Церковное право среди прочих моментов предполагает разные формы принятия в православие тех людей, которые обращаются к православию из других христианских конфессий. Эти три формы предполагают, что одних мы можем принимать через крещение, так же, как мы крестим неверующих или представителей других нехристианских религий, других принимаем через другое церковное таинство, которое те из вас, кто, может быть, когда-то бывал на крещении детей или взрослых, видели при совершении его сразу после крещения. Это таинство - миропомазание, совершаемое священником, всегда сопутствует таинству крещения. И третьих мы принимаем через таинство исповеди, или покаяния. Сейчас я поясню, в чём здесь дело.

   Принимаемый через крещение принимается так потому, что их свидетельство о себе как о христианах православной Церковью подлинным не признаётся. Дело в том, что в «Символе веры», этом основном доктринальном документе исторического христианства, и в частности православия, очень твёрдо постулируется, что мы признаём только одно крещение, которое раз в жизни у человека бывает «во оставление грехов». Оставаясь православным христианином, невозможно допустить, что можно креститься второй раз или третий раз. Так вот, если кого-то в ограду Церкви мы принимаем именно таким образом, через крещение, то это значит, что имеющиеся в этих общинах или сообществах обряды мы за крещение не признаём. В каких же случаях практикуется принятие в православие через крещение тех, кто называет себя христианами? Мы принимаем тех, у кого отсутствуют или серьезно искажены некоторые принципиальные для христианского мира религиозные положения, определяющие специфику христианства как религии в сознании самих православных и других традиционных христиан, к которым мы относим и католиков, и даже классических протестантов. Какие-то ключевые положения христианства, отсутствие или искажение которых не даёт нам возможности признать таких людей христианами. Например, отсутствие учения о триединстве Бога. Христианство - монотеистическая религия, но от всех других религий отличается принципиальным утверждением, что Бог есть не просто монада, единица, но есть такого рода сущность, которая едина в трёх лицах и в трёх ипостасях, если употребить греческий термин. Вот если от этого учения отказываются, то к традиционному историческому христианству такого рода доктрина уже нами не относится.

   Второе принципиальное положение любого исторического христианства, в том числе и православия, это признание того, что единый или триединый Бог не есть просто надмирный абсолют, высший разум, некоторым образом создавший мир и давший ему развиваться дальше по своим законам. Бог - это такого рода любящая личность, которая стала таким же, как мы, человеком. Сын Божий, Логос, Слово Божие становится человеком с такой же природой, как у нас, оставаясь Богом. Это принципиальное утверждение Нового Завета, выделяющее христианство среди других мировых религий.

   И, наконец, ещё один очень важный момент. В христианстве есть понятие Божественного Откровения, то есть основ вероучения, среди которых важнейшей является Священное Писание, Ветхий и Новый Завет, которые мы объединяем одним греческим словом Библия. Вот если в той или иной общине помимо Ветхого и Нового Заветов развита идея последующих заветов, Третьих Заветов, Богородичных, Святого Духа или заключённых через какого-либо конкретного человека, как, скажем, преподобного Муна, корейца, организовавшего своё сообщество, или Виссариона, последователи которого живут в Сибири, то таковые тоже не могут нами признаваться христианами. Чтобы не быть абстрактным, из известных сообществ, которые существуют, в том числе и в Российской Федерации, к упомянутым нами относятся, прежде всего, последователи двух крайних протестантских направлений, точнее исторически вышедших из протестантизма. Это последователи иеговизма, отрицающие то самое триединство и боговоплощение, и последователи учения мормонов, религиозной организации, у которой есть как раз дополнительная книга откровения, согласно которой воплощение Бога произошло второй раз не только в Палестине, как оно и описано в Евангелии, но и ещё один раз на американском континенте. Там дальше очень интересная история, описанная в Книге Мормона, о том, как это принесло удивительно хороший плод для жителей американского континента, но потом они разделились на две части: культурных и религиозных и одичавших и вернувшихся к язычеству. И потом одичавшие и вернувшиеся к язычеству на какое-то время разрушили цивилизацию культурных и религиозных. Но интересно, что по мормонской, на мой взгляд, совершенно неполиткорректной религиозной этнологии американские индейцы - это, извините, одичавшие евреи, потому что евреи переплыли Атлантический океан, собственно, им было там откровение ещё раз на американском континенте, и вот некоторые из них, одичавши, стали американскими индейцами. На мой взгляд, это гнусная неполиткорректная доктрина, которая не может быть терпима в Соединённых Штатах, и наличие штата Юта, где это практикуется и говорит о весьма особенном американском политическом устройстве, где, конечно, все религии равны, но для некоторых существует особенный статус.

   2. Принятие через миропомазание

   Вторым чином, или через таинство миропомазания в православие принимаются представители тех христианских конфессий, у которых мы крещение действительным признаём. Мы их не крестим. Я не хочу сейчас вдаваться в тонкости богословия, но что такое миропомазание? В любом случае, это таинство, которое в православном, а также в католическом или армяно-григорианском, или коптском, или эфиопском понимании совершит только священник. Священник, который правильно поставлен, мы говорим - рукоположен. А чтобы он был правильно рукоположен, он должен путём бесконечной, ну, не бесконечной, а 2000 лет существующей цепочки восходить к апостолам, ученикам Христа. Есть некая цепь передачи священства, которая подразумевает и передачу доктрины, учения, и непосредственную связь с первохристианской общиной. Вот в нашем православном понимании, чтобы священник был истинным, он должен быть преемником апостолов, в том числе и в таком, практически-жизненном смысле. Мы можем проследить всю эту цепочку от первых христиан до Патриархов константинопольских, антиохийских, московских. Традиционные протестанты отказались от принятия священства в этом смысле, сказав: «Это не нужно. Сама по себе община есть хранительница истины». Здесь мы имеем некое религиозное несогласие с протестантами, которое в данном случае выражается в том, что подлинного священства с православной точки зрения у них нет, и, соответственно, людей, переходящих из протестантизма, мы принимаем этим вторым чином - через таинство миропомазания. Это классические протестанты: лютеране, кальвинисты, англикане, другие формы основных классических протестантов, в том числе и возникшие в 18-м столетии. Русские старообрядцы, беспоповцы, с нашей точки зрения также относятся к этой категории, те, которые тоже отказались от священства в 17-м веке при Патриархе Никоне.

   3. Принятие через покаяние

   И, наконец, третьим чином, через таинство покаяния мы принимаем тех, у кого и наличие миропомазания признаём. А если признаём наличие миропомазания, значит, и признаём наличие подлинного священства. Это прежде всего католики и представители других исторических Церквей, назовём их древневосточными Церквями: армяно-григорианская Церковь, коптская Церковь, эфиопская Церковь, сиро-яковитская  Церковь и некоторые другие.

   Вот теперь давайте подумаем, а что вытекает из наличия этой практики трёх чиноприёмов, какой мировоззренческий вывод из этого можно сделать? Он очень важен. Он значит, что Церковь смотрит на окружающий её христианский мир в некоем двуединстве. С одной стороны, безусловно, приглашает этих людей к себе, потому что иначе не нужно было бы никого не принимать, можно было бы сказать «да ну зачем это?» Если ты носитель лютеранского благочестия, последовательный честный убеждённый, то не нужно тебе искать чего-то большего, если ты добрый хороший католик, что тебе морочить голову нашими богословскими разностями, если ты последовательный баптист, порадуемся тому, что ты не атеист и оставим тебя в покое. Но все 2000 лет истории христианской Церкви есть история борьбы свидетельства в разных формах о том, что истина не плюралистична, что да, существуют разные формы близости или отклонения, но что истин немного, что помимо относительных полуправд существует конечная правда, о которой Христос говорит в Евангелии, о себе говоря: «Я есть путь, и истина, и жизнь». Это всё-таки что-то очень небуддистское, это всё-таки не пригоршня истины, о которой говорил Будда своим ученикам, имея в виду, что другие учителя в других странах будут давать им истины другими горстями.

   Христианство в этом отношении очень требовательная религия, предполагающая за собой некую прерогативу на конечную истину. Формы этой проповеди, конечно, могут меняться, и формы терпимости по отношению к инакомыслию, безусловно, являются неотъемлемыми от современного общества. Но мировоззренческая установка тех религий именно такова - она монистична. С другой стороны, то, что приёмов инославных 3, а не 1, говорит о том, что Церковь не смотрит на другой христианский мир как на нечто от неё принципиально отделённое, словно между ней и этим миром проведена грань жёсткая и однозначная. Разные степени отдаления и приближения.

   Один православный богослов 20-го века, сам обращённый из католиков, служивший долгие годы епископом в Бельгии и в Нидерландах, Алексий ван -дер -Менсбрюгге, говорил об этом таким ярким образом, такой яркой метафорой: «Церковь как пламя свечи. Источником света и тепла - богословскими понятиями говоря, спасения и благодати - является только сама свеча, сама Церковь. Есть те, кто находится совсем рядом от этого источника, свет и тепло достигают их, по отношению к ним почти что невозможно провести границу. Есть те, которые ушли дальше, до которых долетают только некоторые искры света. Есть, наконец, те, которые погружены в абсолютную тьму». Вот это понимание сложности, многоярусности, окружающих Церковь страхов человеческого общества всегда было присуще трезвому православному мировоззрению.

   Дальше встаёт интересный вопрос, естественно, жёстко связанный с монистической позицией христианства, вопрос, который звучит часто: что же, в таком случае, вы признаёте весь остальной мир, имея в виду христианский и тем более нехристианский, некоторым вторым сортом человечества? Даже жёстче можно сформулировать: что же, все эти люди с точки зрения христианской доктрины обречены в вечности на гибель ради того, чтобы вы, некоторые, спаслись? Жёстко на этот вопрос отвечают только носители сектантского сознания. Вот иеговист скажет однозначно: «Да, спасаются только иеговисты. Да, весь мир создан для того, чтобы было создано некое сообщество правоверующих, по отношению к которому нужно принимать, что это промысел Божий, провиденция, а остальные есть некоторый вторичный материал». Трезвое исторически христианское сознание так не ответит.

   Христос в Евангелии апостолам давал заповедь проповедовать всем людям, в конце Евангелия, при этом очень знаменательно звучит конец его фразы: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И тот, кто примет веру и будет крещён, спасён будет. А вот кто не примет веры, тот будет осуждён». Так вот, условием спасения или осуждения, с христианской точки зрения, является встреча человека с адекватной проповедью, на апостольском уровне. Не просто со знакомством по газетам, что православие или христианство существуют, не просто с фактом прохождения мимо храмовой постройки и наблюдением, что есть золотые купола, церковь, и туда входят люди, осеняющие себя крестным знамением и совершающие другие непонятные сакральные действия, но такого рода встреча, во время которой или человек делает выбор «да, я это принимаю», или говорит «нет, не хочу, хочу жить по другому закону, закону вполне противоположному тому, чему Христос учит в Евангелии».

   Безусловно, если человек делает такой мировоззренческий выбор, вопрос о его спасении становится вопросом, который уже абсолютно вне человеческой компетенции. Но абсолютное большинство человечества никогда до сегодня не находилось и не находится в подобного рода ситуации: ни американцы до открытия Америки Колумбом, ни полинезийцы-африканцы до прибытия туда христианских миссионеров, ни, скажем, решительное абсолютное большинство наших соотечественников после Второй мировой войны, жившие в стране, где подавляющее большинство населения уже выросло вне какой-либо адекватной религиозной традиции. Все они попадают под другую категорию людей, описанных в Священном Писании. Апостол Павел говорит о язычниках, имея в виду тех, которые не знакомы с библейским мировоззрением, что таковые люди будут судимы по закону совести, который есть голос Божий в душе каждого человека. По закону совести, исходя из того, творил ли человек, исполнял ли этот закон или не исполнял, и будет определён конечный итог его жизни.

   Может встать вопрос: зачем тогда проповедовать, если все люди могут таким образом быть спасены? Это другая проблема. Искренний полинезийский язычник, некоторая часть полинезийского язычества, убеждён, что он исполняет нравственный закон, съедая сердце своего врага сырым. Понятно, что крайне желательно проповедовать полинезийскому язычнику, что такого рода нравственный закон является всё же принципиальным искажением того остаточного боговедения, которое существует во всём человеческом роде. Искренний советский коммунист был носителем определённого рода моральных максим, но эти моральные максимы, в части своей укоренённые в предыдущей христианской традиции, соединялись с другими, вполне аморальными максимами, которые приводили к жесточайшим и нравственным, и жизненным коллизиям людей вполне хороших, которые жили в советскую эпоху. Понятно, что соприкосновение не с полуправдой, а с до конца последовательным мировоззрением, может дать совершенно иную меру глубины такому человеку. На этом и основана проповедь православия, обращённая к представителям других мировоззрений, других вер.

   Несколько форм, вернее, краткие исторические примеры, которые могут говорить о формах этой проповеди или о реакции православия на нехристианский мир.

   В 19-м веке жил такой авторитетный для православия подвижник Феофан Затворник, ставший впоследствии очень известным духовным писателем. Какое-то время он был архиереем на Тамбовской кафедре. Это была середина 19-го столетия, где-то 60-е годы, время Александровских реформ, прогресс достиг и Российской империи, и самое трагическое было в том, что прогресс достиг и губернских администраций. Говорят, что развал государства начинается тогда, когда носители местной власти осознают себя носителями либерально-критического по отношению к государственному строю сознания. Вот нечто подобное было в Александровской России 1860-х годов.

   В Тамбове был вполне прогрессивный губернатор и ещё более прогрессивная его супруга-губернаторша. На одном дежурном мероприятии (именины или день рождения Государя Александра), епископ должен был присутствовать по рангу, по положению, так же, как и нынешние архиереи, которые не могут манкировать теми или иными государственными мероприятиями, тем более это не мог делать архиерей Синодальной эпохи. Вот представьте себе ситуацию приёма: бал, блестящее светское общество, музыка, и губернаторша подходит к епископу, который хочешь-не хочешь, а должен где-то там стоять, на всё это смотреть, и говорит: «Владыка,  Вы так много пишете книг, я знаю, Вы у нас учёный, и в этих книгах критикуете неправославных, католиков критикуете. А я так люблю Францию! Так мне нравится там бывать! Такая утончённая страна, нравится Нотр-Дам и католическая музыка, и так мне хорошо в католических храмах. Ну скажите мне, неужели все католики погибнут?» Представьте себе эту ситуацию: некое общество, не предполагающее богословского дискурса и лекции по сравнительному богословию с сопоставлением конфесссий. Отвечать нужно было кратко. Святитель Феофан Затворник ответил следующим образом: «Сударыня, я право же не знаю, спасутся ли католики. Знаю лишь одно, что я без православия не спасусь точно».

   Вот это очень важный, если угодно, методологический принцип. Не определение участи других людей с точки зрения вечности есть внутренняя логика православного мироощущения, но создание собственной ответственности за веру, которая тебе дана, которую ты должен хранить в своей душе.

   Другой пример. Совсем другой человек, 20-е столетие, гора Афон. На горе Афон среди русских монахов живёт простой крестьянин, который молодым мальчиком 18-20-ти лет ушёл на эту гору, прожил там десятилетия и стал человеком, к которому люди стекались во множестве, чтобы встретить живого святого. Он вошёл в историю Церкви под именем преподобного старца Силуана. Однажды к нему приехал русский архимандрит из Китая, где тогда, как мы уже сегодня упоминали, была пространная община русской эмиграции. Того архимандрита звали Кирилл, он был ревностным человеком и стремился заниматься проповедью среди китайцев. Среди китайцев-язычников получалось плохо, поэтому в основном он сосредоточился на китайцах-христианах, но неправославных - протестантах  католиках. Старец Силуан спросил его: «А как Вы, отец архимандрит, этим занимаетесь?» «Так. Я прихожу к их храмам, становлюсь перед мессой, и когда они начинают подходить, я им говорю, что вера ваша блуд, что Папа - антихрист, что вы, если не покаетесь, все погибнете, ну, и прочие обличительная глаголы». Старец Силуан спрашивает архимандрита: «А много ли обращённых?» Обращённых было не очень много, зато были плоды исповедничества, потому что иногда терпеливые китайцы, вызывали полицию, а пару раз и побили архимандрита довольно сильно, не выдержав его честных обличений. И он искал некоторого укрепления от святого человека, чтобы стоять в мужественном своём свидетельстве.

   Но старец Силуан сказал ему несколько другое: «Знаете, отец архимандрит, если Вы будете говорить им, что их вера блуд, они Вас никогда не послушают, потому что их душа знает, что они хорошо делают, что в Бога верят, хорошо делают, что чтут Божию Матерь, хорошо делают, что молятся, хорошо делают, что с благоговением относятся к богослужению. И они никогда не согласятся, что это не так. А вот если Вы им скажете, что они хорошо делают, что в Бога верят, хорошо делают, что чтут Божью Матерь, хорошо делают, что благоговеют перед службой церковной, любят святых церковных, но вот то-то и то-то глубже, красивее, последовательнее в Православии, то они к Вам прислушаются. И тогда всем будет хорошо, и все мы спасёмся милостью Божией, и Бог будет радоваться о Вашей проповеди».

   Вот если перевести это на более сухой методологический язык, то здесь озвучен очень важный принцип, заложенный в историческом православном отношении к представителям других мировоззрений - не обличение и не указание на заблуждение, но нахождение общего, пусть это общее пока кажется нам бесконечно малым, общего фундамента, на основании которого можно найти общий язык, и на этом общем фундаменте свидетельствовать о том, что есть построенное на нём здание православной веры.

   Ещё много веков назад древний святой Григорий Богослов, живший в 4-м веке, выразил это в краткой афористической фразе. Он говорил по отношению к отделившимся от Церкви сообществам: «Мы добиваемся не победы, а возвращения братьев, разлука с которыми терзает нас». Отсюда очень важно помнить, что всякое использование административно-государственного ресурса, всякое принуждение в вопросах веры неизбежно приводит к противоположному результату. Всякое насилие в вопросах религиозного мировоззрения неизбежно предполагает либо ответную реакцию протеста, либо конформизм, который на самом деле не предполагает сознательного мировоззренческого выбора человека, но становится приспособлением к системе взаимоотношений, которая на сегодня ему выгодна. Очень важно помнить это, потому что, одним из соблазнов нынешней эпохи является некое инструментальное использование Православия, православной религиозности и церковности в планах создания церковно-государственной или новой государственной идеологии, в которой православию отводится место мировоззренческой составляющей, но с изъятием основного фундамента, который на самом деле у Церкви есть. Нельзя пользоваться плодами христианства, не будучи христианином. Лечиться в Церкви можно, только если ты являешься её членом. Всякие попытки нравственного оздоровления общества с помощью Церкви, притом что сам-то я оздоравливаться не хочу, неизбежно обречены на поражение и являются одинаково отрицательными как для государства, так и для Церкви.