«Первоверх» Петра и Павла

Часами сидя возле письменного стола, на котором под оргстеклом лежал тот календарь, я смотрела на магическую фразу возле даты 12 июля – там было написано: «Первоверх. Петра и Павла». Что это за «первоверх» такой, не очень было ясно, однако я придумывала что-то высокое и светлое. Мама объяснила, что календарь – «божественный», что мы теперь аж до 2010 года будем знать, когда отмечать Пасху…

Надо сказать, что тогда шел год 1989-й или около того: в нашем селе не то чтобы церкви не было – мало кто себе (кроме бабушек, на чьих глазах рушили в 30-е годы красивый Покровский храм) мог представить, что это такое вообще. А уж о Христе и я, и мои сверстники, воспитанные на почитании хитро прищурившегося Ильича, чьи портреты висели в каждом школьном кабинете, вообще не имели ни малейшего понятия. Так что оставалось мне таращиться на таинственный «первоверх», совпавший с моим днем рождения, и размышлять, что бы это могло значить.

Когда мне исполнилось 12, мама дала мне яркую книжку с картинками – это было западное переложение евангельских события для детей. А еще в доме появились иконы – настоящие, старинные, оставшиеся от почившей прабабушки – баба Маша умерла в городе, у сына, а он не знал, что делать с образами и с легкой душой отдал их племяннице, моей маме, которой стало жалко бабушкиного наследства: «Ведь выкинули бы…». На одной из икон Иисус Христос, потемневший ликом, смотрел на всех печально и чуточку строго. Правда, потом мне стало казаться, что Спаситель всегда смотрит на тебя по-разному: в зависимости от того, что ты хочешь Ему сказать и о чем попросить. Еще Христос держал в руке книгу, на раскрытой странице которой было написано непонятными немного буквами «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы». Эту надпись я смогла прочесть уже совсем потом, когда стала учиться в университете и изучать старославянский язык с его юсами и ерами.  А пока мне было 12, я все еще посматривала с тайной гордостью на «первоверх» Петра и Павла и перечитывал книжку про Христа, доброго Человека. Мама, конечно, говорила, что Он – Бог, живет на небе и все видит, но в словах ее не было особого энтузиазма.

В моем 12-летнем январе меня крестили. Однажды ранним утром мама разбудила нас с братом и велела собираться. Было воскресенье – идти никуда не хотелось, особенно если смотреть на прямые как столбики морозные струйки дыма из печных труб. Но идти пришлось. «Куда мы идем?». – «Вас с Ильей покрестят». – «Это что такое?». – «Так надо».

И была чья-то чужая изба, в которой толпились такие же, как мы с братом, хмурые подростки, и разнообразные взрослые. И странный человек с бородой и с крестом на груди бегал туда-сюда и просил таз с водой побольше. И оплывали тоненькие свечи, которые таяли прямо на руки, и старушки что-то непонятное пели надтреснутыми голосами, и странный человек, которого все называли «батюшка», тоже что-то неясное читал по затрепанной маленькой книжке. И холод и мокредь ползли за шиворот, когда батюшка, нагнув мою голову над тазом, черпал оттуда воду ладонью и лил ее мне на макушку. И потом нам всем сказали, что мы теперь христиане и надели на шеи веревочки с простенькими крестиками…

Смысла события как-то никто особенно не объяснил. Но было ясно, что случилось что-то необычное – хотя бы потому, что до этого ничего такого необъяснимого в жизни не происходило. Мама велела нам с братом крестики хранить, обещая, что крест сбережет ото всего плохого. И я очень горевала, когда тоненькая перемычка кольца перетерлась, и мой самый первый крестик затерялся где-то в сельских лопухах. Другой, новый, появился у меня значительно позднее.

В студенческие годы я редко вспоминала о том морозном полуясном, но незабываемом дне, когда меня крестили. И даже гордо позиционировала себя атеисткой. И посмеивалась вместе со всеми над набожной преподавательницей русской литературы, которая всегда ходила в платке и крестила лоб перед началом лекций. И строительство часовни у окон нашего университетского корпуса вызывало только праздное любопытство – любопытство, замешанное на взрослом цинизме: часовня-то явно строилась на деньги проворовавшегося губернатора… Бог и вера казались такими далекими и такими незнакомыми, как непонятная галактика в другом конце Вселенной, которую невозможно представить.

Но однажды в каком-то бахвальстве, в сумбурном студенческом разговоре я вспомнила о своем «первоверхе». И гордо заявила во всеуслышание, что вот, мол, день рождения-то мой – в большой церковный праздник, который называется «первоверх Петра и Павла». Ну, пустая же похвальба! Ведь толком я и не понимала, ради чего это брякнула, да еще в той разношерстной компании… Там оказался человек, который тихо позвал меня в сторону и объяснил, что «первоверх» - это сокращенное слово «первоверховные», и что Петр и Павел – апостолы, и в мой день рождения заканчивается Петров пост. И посоветовал Евангелие почитать. И крестик носить, раз крещеная.

Стыд после того разговора заставил сделать и то, и другое. И еще третье – почитать все, что нашла тогда, в конце 90-х, о Таинстве Крещения и о первоверховных апостолах Петре и Павле.

Порог храма переступила я еще позднее, не сразу. Не было у меня ни просветления, ни озарения, скорее – необходимость. И память о такой, кажется, странной встрече со Христом, которая началась с таинственного «первоверха» Петра и Павла.