Ответ на вопрос как чудо

…Володя всегда был устремлен к творчеству, к созданию чего-то нового, радостного, понятного людям, помогающего им в жизни.

В детстве он рассказывал друзьям разные истории – с приключениями, романтикой, множеством героев, хитросплетениями сюжетных линий, чуточку парадоксальные и обязательно со счастливым, суматошным концом. Явных «моралей» он не любил, да и концовки в духе позднего Льва Толстого володиным друзьям были не нужны: им и так было ясно, кто хороший, кто плохой и отчего так хочется быть похожим на хороших героев и стыдно быть плохим.  

В юности Володя заболел театром и исторической наукой. Он вдохновенно играл в народном театре маленькие роли, мечтая сыграть Гамлета. Монолог про «быть или не быть» занимал в его жизни примерно такое же место, как книги о скифах, Древней Руси, как летние археологические походы вместе с учителем истории.

После школы Володя, не раздумывая, поступил на исторический факультет университета. Время было постперестроечное, голодное, книг было мало. Он гонялся за редкими изданиями в букинистах, с величайшими предосторожностями читал книги из личных библиотек преподавателей, сутками сидел в университетской библиотеке. Тут-то, в библиотеке, он наткнулся случайно на дореволюционное издание Константина Леонтьева и заболел философией. Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Павел Флоренский – на плохой бумаге уже изданные мыслители учили чему-то непостижимому и очень важному. Володя общался с однокурсниками, пересказывая им идеи из только что прочитанных философских трудов, по-прежнему обходясь без «моралей» и удивляясь высоте человеческой мысли.

Однажды Володя, который после обучения в школе решил все-таки прочитать по программе то, что осталось непрочитанным, взял с полки «Братьев Карамазовых». И буквально заболел этим романом Достоевского. Он не расставался с увесистым томом ни на минуту, переживая свое несовершенство и удивляясь, как он раньше не понимал простой мысли: вся жизнь человека должна быть служением Богу, иначе – все бессмысленно. В том числе - и чтение философских трудов, которые вдруг сузились до этой володиной аксиомы, не требовавшей доказательств и заполнившей сердце.

Служение Богу может быть разным – это Володя тоже понял. И сантехник может сделать свою жизнь и свои труды таким служением, а вот в чем его, володино предназначение? Ни история, ни философия для Володи уже не имели безусловной ценности. Пожалуй, театр… Или кино, важнейшее из искусств. Молодому человеку казалось, что именно с помощью театрального или кинематографического искусства можно легко донести до человечества мысль, вычитанную у Достоевского. Ведь так? Снова и снова задавал себе этот вопрос Володя, но ясности не было. Вот если бы был старец, как у Алеши Карамазова, который мог дать правильный совет… Но никакого старца поблизости не было, и Володя сам принял решение: после окончания университета ехать в столицу, получать еще одно образование – учиться на режиссера, поступать в ГИТИС.

И вот, вещи были собраны, родительское благословение получено, билет куплен. В автобусе, который вез Володю на вокзал, он заметил знакомого священника, который жил в соседнем подъезде. Батюшка был молодой, впечатление производил самое положительное, и поэтому, собравшись духом, Володя подошел к нему, поздоровался и выпалил: «А подскажите, пожалуйста, у нас в России есть старцы сейчас?». Священник даже бровью не повел от такого вопроса и посоветовал ехать в Лавру, к отцу Науму.

Москва встретила новоиспеченного абитуриента относительно приветливо – Володю на время вступительных экзаменов приютил друг, комендант общежития. В маленькой подсобке огромного здания общаги, заселенной самыми разными людьми, Володя прожил полтора месяца. В ГИТИС по конкурсу он не прошел. И неожиданно для себя… не расстроился. У него созрел план – ехать к отцу Науму, в Лавру, чтобы задать свой вопрос: на каком же поприще служить Богу? Пытаться ли снова поступать «на режиссера» или в чем-то ином попробовать себя?

В начале июля Володя прибыл на электричке в Сергиев Посад. В Лавре, которая поразила его всем, чем только может поразить Лавра, ему сообщили, что отец Наум в отъезде и прибудет в обитель только к престольному празднику, к 19-му числу. Но Володя и тут не расстроился – сердце его почему-то билось ровнее некуда. Он пришел в Троицкий храм, поклонился Преподобному, купил в лавке Евангелие и книгу о покаянии и вернулся в Москву. Все дни до приезда старца Володя готовился к исповеди – к первой в жизни. Готовился «вслепую», без руководства, но очень трепетно. Сердце его было переполнено желанием изменить все.

На престол в Лавре яблоку негде было упасть. К старцу Науму стояли огромные очереди. Не попал Володя к нему ни 19-го июля, ни 20-го. Зато исповедался и причастился. Невыразимое было в его сердце: и после ночевок на солее храма, и после слез перед иконой Спасителя, и после принятия Святых Христовых Таин… А еще Володя передал старцу записку со своим вопросом и уверенно ждал ответа.

21-го июля отец Наум вышел, наконец, из своей кельи. Окруженный народом, он следовал куда-то, а Володя все ждал: вот сейчас старец подойдет и что-то скажет, даст ответ на володин вопрос. Но отец Наум прошествовал мимо, не заметив требовательных и горящих глаз. И Володя почувствовал такую обиду, что вскричал внезапно и громко: «Батюшка, а как же я???». Старец остановился, оглянулся и посмотрел внимательно: «Что – ты?». - «Как же мой вопрос? Я вам записку передавал!». – «А что в записке-то?». – «Служить ли мне Богу искусством театра и кино?».  Спокойный ответ отца Наума решил все: «Тебе не этим надо заниматься»… Вечером того же дня Володя ехал с запиской от старца в подмосковный старинный монастырь – пожить и потрудиться.

Для володиных родителей весть о том, что сын, выпускник истфака и абитуриент ГИТИСа, вдруг «соскочил с катушек» и «ушел в монастырь» стала громом среди ясного неба. Они приехали за Володей в монастырь – правда, не сразу, только через месяц. А за это время, за время жизни в старинной обители, Володя успел пропитаться ощущением мира и покоя, царивших в его душе. Ощущение это он называл благодатью, Божиим даром и ни за что не хотел потерять. Но родителям покорился – вернулся домой, правда, с одним условием: что они не будут препятствовать сыну стать священником. Мама и папа согласились…

…Володя, а точнее, отец Владимир, живет сейчас в деревне, где построил храм и создал дружный приход, больше похожий на семью. Он ни капли не жалеет, что когда-то последовал воле Божией, изреченной устами подвижника. И часто повторяет слова о том, что снять кино о Христе гораздо легче, чем следовать Ему всю жизнь, радуясь и скорбя, падая и поднимаясь.