БОГОСЛУЖЕБНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ

Преосвященнейший Амвросий, епископ Гатчинский, ректор СПбДА, викарий Санкт-Петербургской и Ладожской епархии - многоопытный регент. С 1994 по 2000 год он управлял хором Московской духовной семинарии, с 2000 по 2005 - хором  Московского Сретенского монастыря. Сегодня владыка рассказывает о «клиросой школе» архимандрита Матфея (Мормыля) и истории создания Сретенского хора, размышляет о том, как регенту добиться профессионального и одновременно молитвенного звучания и что должно быть положено во главу угла у певчего.

С чего начинался хор Сретенского монастыря

- Владыка Вы стояли у истоков хора, слава которого прогремела по всему миру. Им восхищаются сегодня не только в России, но и в Западной Европе, и в Северной и даже Южной Америке. Это хор Московского Сретенского монастыря. Расскажите, пожалуйста, с чего все начиналось?

- Когда я закончил Московскую духовную академию, то ещё год провёл в её стенах и управлял хором. Однажды мне позвонил архимандрит Матфей (Мормыль) и попросил прийти к нему в келью. Он сказал, что наместник Сретенского монастыря ищет регента. Одновременно там открывались пастырские курсы, которые впоследствии отец наместник планировал преобразовать в семинарию. Ему требовался человек, имеющий духовное образование и способный организовать учебный и воспитательный процесс семинаристов. Отец Матфей дал мне телефон, но я пребывал в сомнении - стоит звонить или нет. 

- А почему сомневались?

- После окончания духовного учебного заведения очень трудно с ним расставаться. Любой выпускник семинарии пытается поступить в академию уже потому, что не хочет покидать лавру. Тем более не хотелось уходить из лавры мне, прожившему в ней 9 лет. И хотя я понимал, что пора дальше применять пусть и небольшие, но полученные знания, всё-таки решил подождать. Я взял у отца Матфея телефон и хотел прощаться. А он говорит: «Подожди, давай позвоним». На что я ответил: «Отец Матфей, мне надо подумать». «Нет, - говорит, - сейчас и позвоним». И, не спрашивая больше ничего, он набрал номер, соединил меня с отцом Тихоном (Шевкуновым). Между нами состоялась краткая беседа. Отец Тихон всегда отличается тем, что быстро вникает в ситуацию и принимает решение. Мы договорились, что я приеду в Сретенский монастырь (в котором, кажется, был единственный раз в 1996-м году во время крестного хода из Кремля) и посмотрю, «понравится мне там или нет», как сказал отец Тихон.

- Какой это был год?

- Это был 2000-й год. И через несколько дней я отправился в монастырь. Отец наместник красочно рассказал о жизни братии, показал наглядные достижения его пребывания там - братский корпус, училище (правда, тогда в преподавательскую могло поместиться не более трёх человек!). И когда он спросил меня: «Ну что, переходишь?», то я, не отдавая отчёта своим словам, ответил положительно. И после соответствующих переходу процедур получил распоряжение Его Святейшества о назначении проректором пастырских курсов и зачислении в братию Сретенского монастыря с испытательным сроком на один год. Этот «испытательный срок» длился у меня пять лет.

- А как получилось, что Вы ещё стали управлять и хором Сретенского монастыря?

- Из обители тогда ушёл прежний регент, и мне достался в наследство его хор. Но после семинаристов мне было очень трудно работать с этим хором...

Профессионалы на церковном клиросе

- Это был профессиональный хор?

- Да. И хотя хор, которым я управлял в семинарии, был непрофессиональным, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разучивать с ним произведения (некоторые не знали нот и просто запоминали наизусть!), но там был огромный плюс - вера студентов-будущих священнослужителей, положенная во главу угла всего, что делалось. Эта внутренняя искра, это понимание того, что через пение они должны донести до молящихся, с избытком восполняло не достающие им профессиональные навыки. И думаю, что молящиеся как никто другой могут подтвердить, что непрофессиональные хоры, монастырские или семинарские, подчас поют задушевнее и более трогают сердца, нежели искусные светские, обладающие профессиональными вокальными данными.

- В чём, на Ваш взгляд, заключаются трудности для профессиональных певцов, приходящих на церковный клирос?

- В профессиональном хоре поначалу я сталкивался с большими запросами и «условиями», выдвигаемыми певцами, при очень малой отдаче и абсолютном непонимании того, что происходит на службе, нерадивом и пренебрежительном  отношении к богослужению. Профессионалы постоянно жаловались: то не то время, они ещё не распелись, то уже оканчивается рабочий день, и голосовые аппараты уже устали. Они приводили любые доводы лишь бы не трудиться. И хотя я действительно был готов работать со всеми, кто остался, но потихоньку люди, не способные переносить нагрузки, которые семинаристы выдерживали с радостью и лёгкостью, уходили. Произошла смена состава. Когда я пришёл, в хоре пело около 14-ти человек, сейчас хор насчитывает от 30-ти до 40-ка человек. В мою бытность регентом постоянное число певчих в Сретенском хоре составляло около 25-ти человек.

- Но, наверняка, у профессионалов были и многие достоинства?!

- Конечно же, нужно сказать огромное спасибо - да упокоит Господь его душу - Виктору Сергеевичу Попову, который воспитал этих ребят. Он дал им потрясающий навык чтения нот с листа. Мне кажется, что выпускники Хоровой академии при Попове могут читать и схватывать ноты с листа в любое время дня и ночи, даже в перевёрнутом состоянии. Это не шутка, а потрясающий профессионализм! И вот, когда пришли молодые, готовые работать ребята, то первой моей задачей было соединить их профессиональные навыки с воспитанием церковности, церковного восприятия произведений, которые они и раньше пели с Виктором Сергеевичем как шедевры мировой классики, не задумываясь подчас над тем, что исполняют.

- И получилось?

- Это было очень трудно. Отец Тихон уже от первых служб ожидал результатов. Но я ему сказал, когда он меня спрашивал, сколько времени понадобится, чтобы хор запел хорошо: «Не меньше двух лет». Он недоумевал. Но действительно становление хора происходило в течение двух лет. Да, хор пел неплохо и вначале, потом пел всё лучше и лучше, но вот этой сердцевины, этого внутреннего стержня я не мог добиться от певчих довольно долго.

«Кто ны разлучит от любве Божия»

- Владыка, почти сразу стали появляться замечательные записи хора Сретенского монастыря. Расскажите, пожалуйста, о работе над этими дисками?

- Первым диском, который мы записали, был диск, посвящённый новомученикам и исповедникам российским. И это не случайно. Лубянка, где стоит Сретенский монастырь, это страшное место, это земля, политая кровью христиан. Но одновременно и место торжества веры Христовой. Поэтому тема новомучеников родилась естественным образом, и я ничего не мог поделать со своими чувствами до тех пор, пока не реализовал этот проект. Думаю, на то была воля Божия. Ведь именно через тему новомучеников, как мне кажется, и произошло становление нашего хора. Когда мы пели «Кто ны разлучит от любве Божия» на музыку диакона Сергия Трубачёва, то тенор должен был солировать «Яко тебе ради умерщвляемы есмы весь день, вменихомся яко же овцы ​заколения». Он очень красиво с вокальной точки зрения это исполнял, но за душу не брал. И тогда при всех мне пришлось к нему обратиться: «Представь себе, что ты ежедневно живёшь с мыслью, что твою жену и детей у тебя отберут. Может быть, их убьют. А может, тебя отправят, и они тебя никогда больше не увидят!» И тогда он понял, что значат эти слова.

Крушение стереотипов

- Другой Ваш диск с записями русских народных песен «Вижу чудное приволье» напротив легкий и доступный для широкой аудитории. Как родилась идея его создания?

- Отцу Тихону захотелось, чтобы хор не только участвовал в богослужении, но занялся бы и миссионерской деятельностью, чтобы сломать ложный общественный стереотип -представление о верующем человеке как о забитом и неинтересном, через пение народных песен молодыми людьми, современными, задорными, которые могут и спеть, и сплясать, и повеселиться, в то же время оставаясь людьми верующими и нравственными. И тут после пяти лет управления хором я понимал, что эта тема должна развиваться, но не мною, а теми, кто справиться с ней намного лучше, чем я. И сказал отцу Тихону: «Отец Тихон, нужно подумать о том, чтобы найти нового регента. За богослужением я с удовольствием принимаю участие, это моё, а вот петь песни, выступать на концертах мне как иеромонаху внутренне тяжело. Для светского человека это нормально, но для священнослужителя и монаха не всегда естественно и зависит от внутреннего устроения».

Хотя идейно это очень правильно. Когда я оказался в городе Прокопьевске (с 26 марта 2005 по 19 июля 2006 года владыка Амвросий возглавлял епископскую кафедру в Прокопьевске - А.Н.), то приглашал хор на освящение собора, а второй раз с концертной программой, и именно народные песни вызвали ажиотаж по всему городу. Пришлось даже расставлять милицейские кордоны, потому что народ валом валил в Дом культуры, а все не могли поместиться. И именно после этих концертов молодёжь пошла в храмы. Не имея таких возможностей в провинции, батюшки не могли разом сломать тот самый стереотип, о котором я говорил, а хор приехал и вмиг это сделал!

От воскресения до воскресения

- Вы вспоминаете свой хор?

- Свой хор я всегда вспоминаю, я его очень люблю. Это отзывчивые и хорошие ребята. С ними всегда было, с одной стороны, и непросто работать, но с другой стороны - я всегда чувствовал отдачу, причём такую, которую иногда даже не надеялся получить.

Единственное, о чём ещё хотел немного сказать: идёт, например, первая седмица Великого Поста, почти ежедневные богослужения. Певчие входят в богослужебный ритм, и каждый в меру своего опыта и понимания церковнославянского языка вникают и пропитываются церковным духом. За несколько служб происходит шлифовка сознания, шлифовка звучания. Но наступает перерыв. Они бегают на подработки, принимают участие в концертах, уезжают в какие-то поездки, учатся, общаются со сверстниками, после чего приходят на спевку в субботу - и работа начинается с нуля. И снова приходится приглаживать буквально врывающийся в монастырские стены мощный мирской поток, гасить его, останавливать, приводить в состояние мира. Состояние мира даёт всем нам богослужение, участие в нём, гимнография, понимание того, что делается во время богослужения. Неделя от воскресения до воскресения буквально всё выветривала у певцов, и каждый раз приходилось начинать сначала.

Закваска певчих - участие в таинствах

- То есть, пение на церковном клиросе не может быть работой, это жизнь...

- Это жизнь, которая должна сопровождаться собственным подвигом и приближением к Богу и Его таинствам. Надо сказать, что я никогда ничего не навязывал, не заставлял ребят исповедоваться, причащаться, но они сами, видя, что происходит в обители, потихоньку подходили: кто-то что-то спрашивал, кто-то просил об исповеди. И вот это, пусть редкое, а у некоторых ставшее уже регулярным участие в таинствах переквашивало всё тесто и давало ему совершенно новое качество. И, надо сказать, что семенами, посеянными в основании хора, явились студенты Московской духовной семинарии, которых я на первых порах приглашал принимать участие в богослужении. Приходя в этот хор, они воцерковляли  и перерождали его. Благодаря их примеру удалось совместить высокий профессионализм, которому научает Хоровая академия, и духовное содержание, которого светское учебное заведение дать не может. Сегодня Сретенский хор - это высокопрофессиональный и церковный коллектив.

Не лоскутное одеяло, а драгоценное ожерелье

- А на Ваш взгляд, Владыка можно делить духовные произведения на более и менее подходящие для исполнения в храмах? Каковы Ваши собственные репертуарные предпочтения?

- В богослужении всё должно гармонично сочетаться. Многое зависит от того, в храме какого века и с какими росписями ты находишься. Богослужебное пение - это драгоценное ожерелье, которое не должно принимать вид лоскутного одеяла, когда «Благослови, душе моя, Господа» поётся знаменным распевом, «Хвали, душе моя, Господа» Бортнянского, а «Единородный Сыне» демеством. Этому вкусу и меня, и многих выходцев из лаврского хора учил отец Матфей. Если мы обратим внимание на то, как он организует программу своих записей, то увидим, что она всегда логически и богословски выверена, одно вытекает из другого, одна тональность обращается в другую. Невозможен диссонанс, когда ектения поётся в одной тональности, а потом берётся тон и без согласования со звучавшей ектениёй хор исполняет следующее богослужебное песнопение. Всё должно плавно переходить от одного к другому, от минора к мажору  в соответствии с теми музыкальными правилами, которые музыкантам хорошо известны.

Как бывший регент, а теперь архиерей, я очень либерально отношусь ко вкусу регентов, потому что регенту необходимо дать свободу выбора. Иногда можно его корректировать, но подстраивать богослужение только под себя нельзя, потому что ведь вместе с тобой молятся и певчие, и им тоже должно нравиться. И среди молящихся встречаются разные предпочтения. Поэтому я спокойно отношусь к любым произведениям и признаюсь, что после достаточно строгого монастырского пения с огромным удовольствием в Прокопьевске слушал концерты Бортнянского, Дегтярёва и других русских композиторов, служил под пение хора храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, регент которого Василий Мамчур подбирал не только интересные концерты, которые меня радовали, но и сам писал прекрасную музыку. И ему я тоже давал «зелёный свет», а он исполнял свои произведения с трепетом, и это трогало всех молящихся. Здесь, в Санкт-Петербурге, есть тоже замечательные музыкальные коллективы. Мне нравится, что они подходят к певческому делу творчески, исполняют произведения в том числе и санкт-петербургских композиторов. Поэтому, мне кажется, что репертуар нужно подбирать со вкусом, гармонично встраивая его в архитектуру храма, понимая, что равным образом неуместно петь знаменным распевом в Исаакиевском или Николо-Богоявленском соборе и исполнять Дегтярёва или Бортнянского в Троицком соборе Троице-Сергиевой Лавры.

В статье использованы фотографии с сайтов http://www.spbda.ru, http://www.pravoslavie.ru