– Отец Иоанн, телесериал «Раскол» стал первым художественным фильмом, широко поднявшим тему церковно-общественного разделения второй половины XVII века. Насколько, на Ваш взгляд, важен подобный прецедент?
– Вы совершенно правы, что мы имеем именно прецедент, и уже в этом заключается значимость этого события. Наконец, наш кинематограф начинает поворачиваться к важным вехам национальной истории, причем, не для создания очередного развлекательного зрелища, подчас с явно опереточным настроением, а в попытке осмысления истории, может быть даже для каких-то ассоциаций с сегодняшним днем.
Для людей, пытающихся серьезно вникнуть в историю русского народа, довольно быстро становится ясно, что XVII век был поворотным. Оценка этого поворота может быть весьма различной, вплоть до радикально противоположных мнений – для одних началось триумфальное вхождение России в семью европейских народов, закончившееся, однако, не триумфом, а катастрофой; для других все обернулось постепенной утерей национальной самобытности, а потом – и национального самосознания. Говоря словами Святейшего Патриарха Кирилла, начиная с середины XVII века России усилиями власти прививался иной цивилизационный код, иная система духовно-нравственных ценностей. Каковы же результаты? В какой точке внутреннего развития мы находимся сейчас? Куда идти дальше? Разве эти вопросы сейчас не актуальны, и разве можно подойти к их решению без осмысления событий XVII века?
Сейчас можно слышать много сетований о том, что фильм показан не по главному каналу ВГТРК «Россия», а по каналу «Культура». Эти сетования сопровождаются всевозможными догадками и попытками увидеть в этом чьи-то интриги. Жаль, конечно, что «Культура» не столь доступна, как центральные каналы, но мне представляется принятое решение разумным. Испытываю большую боль от того, что фильм «Раскол» получился внутренне очень далек от нашего массового зрителя. Причем, вина в этом вовсе не создателей фильма, а качество нашего зрителя, не готового погрузиться в атмосферу духовной жизни своих предков, не способного смотреть и д у м а т ь. А фильм мыслился именно в таком, видимо, новом для нашего кинематографа жанре – фильм-фреска: смотри, настраивай свои чувства на погружение в эпоху; созерцая, неспешно размышляй.
– Уже по первым сериям картины ясно, что режиссер Николай Досталь достаточно основательно подошел к исторической составляющей, хотя художественный вымысел также налицо. Как Вам, человеку, который практически всю свою жизнь изучает историю Раскола, кажется: насколько корректна соблюдена эта грань - между исторической правдой и драматургией?
– Художественное произведение едва ли можно себе представить вовсе без авторского вымысла. Иное дело – помогает этот вымысел понять эпоху и характеры действующих лиц или уводит от исторической правды.
У меня есть критические замечания к создателям фильма, но об этом чуть позже. Главное – и это было для меня очень приятным открытием – общее впечатление весьма неплохое. Даже неожиданное для нашего кинематографа, который, как казалось, абсолютно не готов к съемке исторических фильмов. Действительные и мнимые «знатоки вопроса» размещают в различных информационных ресурсах и своих блогах множество замечаний к каким-либо деталям, но редкие из них заслуживают серьезного внимания. Мне трудно судить, велик ли был материальный ресурс создателей фильма, исходя из его объема и поставленной задачи, но к делу они подошли профессионально и добросовестно.
Будучи абсолютным профаном в кинематографическом искусстве, мне трудно судить об игре актеров, но субъективно мне их работа очень нравится. А главное – она исторически достоверна. Особо хочется отметить образ патриарха Никона в исполнении Гришко. Именно таким мне Никон и представляется – человек необычайной силы воли и твердости характера, способный во что бы то ни стало добиться выполнения своих планов. Видна вся его личная трагедия: царь Алексей Михайлович и побирающиеся греки смогли убедить его в необходимости грекофильской реформы, он всем сердцем поверил в ущербность иных родных традиций, но, когда маховик реформы был запущен и патриарх все чаще стал раздражать самодержца, тот немедленно был лишен власти и удален.
Просто великолепны греки. За это низкий поклон авторам фильма. Вполне убедителен Аввакум, но не могу освободиться от ассоциации с небезызвестным Виссарионом, коего однажды привелось увидеть воочию еще до его отъезда в Минусинск.
Не могу согласиться с мнением, что основной исторический сюжет снят необъективно, с явным преобладанием старообрядческой версии осмысления происходящих событий. Да, старообрядцы принимали участие в консультировании съемки богослужебных и иных сцен, где это консультирование весьма уместно. Такое решение создателей фильма мне представляется правильным и позволяет с большой степенью достоверности воспринимать происходящее на экране. Возможно, многим непривычно иное – демифологизация событий. Если зритель плохо или вовсе не знаком с историческими источниками, то он, скорее всего, находится в плену конфессиональных стереотипов и упрощенных схем (новообрядческих или старообрядческих). Здесь же основная сюжетная канва достаточно тщательно выверена – в результате непредвзятый зритель сочувствует и Никону, и Аввакуму, и даже Алексею Михайловичу.
Правда, в том, как именно разыгрывается в фильме тяжелейшая драма национальной истории и большой, на мой взгляд, недочет его авторов. Ведь зрителю, пытающемуся вникнуть в загадку века, совершенно непонятна подоснова какого-то рокового, безудержного трагизма. Откуда такие страсти и такая непримиримость? Неужели только из-за обряда? И зрителя можно понять – ведь многие из даже великих наших историков происходящее объясняли личными качествами главных действующих лиц: их ссорой, ревностью к успехам друг друга, невежеством и т. п. Сразу заметим, что перед нашими глазами только первая фаза церковного раскола, когда многое еще, казалось бы, можно было повернуть назад, а все действующие лица, независимо от места и знатности происхождения, представляют собой элиту московского общества, которая обучалась в одних и тех же «университетах». Все они были в одинаковой степени «обрядоверы» и иными быть просто не могли. Из последующих веков, секулярных по своему духу, подверженных десемантизации и десакрализации, мотивация поступков средневекового человека становится малопонятной. А ведь для героев фильма борьба велась не за букву как знак, а за обряд или букву как символ, то есть знак, имеющий мистическое значение. И главное, что борьба эта происходила во время необычайно сильного эсхатологического напряжения. Еще до Никона, при патриархе Иосифе, Московский Печатный двор огромными по тем временам тиражами издавал во множестве святоотеческие сборники с толкованиями св. Ефрема Сирина о Втором Пришествии Господа, противолатинские трактаты киевских ученых, в которых прямо предсказывалось (Стефаном Зизанием) постепенное завоевание православного мира антихристом. Заметим, что это были не анонимного происхождения листовки, а внушительного размера официально издаваемые книги – Соборники, «Книга о вере», «Кириллова книга» и др. Даже год пришествия антихриста в них был обозначен – 1666. А тут еще бунты, стрелецкие восстания, эпидемии чумы. Добавим, что Третий Рим для мирского сознания звучал иначе, скорее в политическом смысле, а в первоначальной, филофеевой формуле акцентировалось его эсхатологическое значение: Москва – Рим последний, апокалиптический. А если теперь вспомнить, что любимый свой монастырь патриарх Никон назвал «Новым Иерусалимом», что в семантике эсхатологических теорий занимает свое немалое место, можно хотя бы отчасти понять психологическое напряжение того времени. По мне, так это надо было хоть как-то объяснить.
Может быть, еще одно замечание, литургическое. В фильме многогласие на «дониконовской» службе представляется как гвалт из множества голосов и полная какофония царившая за богослужением, но это очень далеко от реальности, показано в явно утрированной форме. Хотя многие сегодня даже в духовных школах так себе многогласие и представляют. Но надо лучше понимать литургическое благочестие того времени, чтобы иметь верное представление - разные части одной и той же службы едва ли могли произноситься одновременно (кроме кафизм), но вполне могли в разных частях храма, включая притвор, читаться и петься разные службы дневного круга, которые должны были служиться перед Литургией – помимо великой, и малая вечерня, полунощница, павечерница, причастные часы, правило перед причастием и т.п. Какие-то фрагменты богослужения могли служиться с наложением, примерно как на второй малой ектинии в начале современной Литургии. Могла петься одна кафизма (они в то время обычно пелись), а другие в это время читались. То есть отголоски прежнего многогласия можно и сейчас увидеть как у старообрядцев, так и в обычных храмах. Не думаю, что во времена особого внимания к богослужению всё могло происходить настолько бессмысленно, как показано в фильме. Но тут авторы не виновны – им явно подсказали такое прочтение исторических источников.
Есть особая тема – право авторов на «кинематографичность». Мне, например, еще в разгар работы над фильмом был показан небольшой фрагмент из последних серий, где совсем молодой царь Феодор Алексеевич исповедуется у своего духовного отца. На мое возражение, что на коленях не исповедуются ни по старому, ни по новому русскому обряду, один из создателей фильма ответствовал, что так кинематографичнее. Полагаю, что «кинематогграфичностью» мы обязаны длинным волосам у белого священства, их простоволосию (без скуфейки, прикрывающей выстриженное гуменцо) и другим деталям, не соответствующим реальности. Не стану спорить – конечно, развевающиеся волосы определенно воздействуют на восприятие зрителя. Возможно, такие отступления обоснованы. И их немало.
Наверное, не только у меня возникают вопросы к музыкальному сопровождению фильма. Есть хорошие находки, а есть и полные несоответствия.
– Отче, насколько мы знаем, Вы принимали участие в консультациях на уровне доработки сценария фильма. Не могли бы поделиться, какие конкретно замечания и предложения были сделаны Вами?
– В первый раз мне довелось рецензировать первоначальный сценарий. Моя рецензия была достаточно критической. Поразили две вещи – полное незнание сценаристами особенностей старого обряда и соответствующих богослужебных текстов. Это было затем полностью исправлено. Второе – самые серьезные претензии к общеисторическому контексту, когда в сценарий вводились откровенные «клюквы» в расчете на неискушенного зрителя. Это авторы частично исправили, частично, из каких-то своих соображений оставили в фильме.
Приведу примеры. Сцена в женской тюрьме, когда ее посещает Алексей Михайлович и раздает милостыню. Если сцена нужна, чтобы показать вороватую стражу, то и тогда непонятно, почему то же самое нельзя было снять в обычной мужской тюрьме (женская тюрьма в Москве появилась уже в XIX веке). Но в фильм вошла мельком брошенная фраза, что день мол для посещения выдался удачным, спокойным, а то все бояре норовят в женскую тюрьму заскочить, чтобы поразвлекаться. Это как нужно понимать?
Еще пример. Совращение монахиней (!) молодого пастушка. Может быть, это важно для сюжетной линии? Ничуть. Могло быть просто знакомство. Зато с каким убеждением монахиня разъясняет пареньку, что ничего греховного они не сделали. Все видите ли естественно, по- Божьи. Я такие мысли не готов воспринимать от русских людей XVII века, тем более от шатающихся вне всяких монастырей монахинь. Такого просто не могло быть.
Соитие в храме (!). Авторы ссылаются на одно из писем Аввакума, свидетеля сцены. Но у Аввакума был не храм, а «храмина». Можно ведь справиться в словаре, что это вовсе не одно и то же.
Зачем-то совершенно голый Аввакум купается. Это важно для сюжета?
Вообщем, есть сцены, которые нельзя понять иначе, как своего рода обязательства перед некой гильдией кинопроизводителей. Без г-ца у нас никак нельзя. Иначе свои не поймут? А ведь у фильма будет свой зритель, которому эта «клюква» совершенно не нужна.
– В одном из своих последних интервью господин Досталь отметил, что ожидает от «Раскола» общественной дискуссии. Насколько, по-Вашему, сегодня подобное широкое обсуждение актуально и важно? Или же, как отметил накануне телесериала - в ходе обсуждения в блогосфере - один московский протоиерей, «зачем расчесывать там, где не очень чешется?»
– Общественное обсуждение уже идет. Для меня очень важно, насколько оно окажется широко, насколько глубоко. Возможно, мы теряем интерес к своему прошлому, даже к переломным вехам? Как тогда жить дальше?
Несколько озадачило меня высказывание этого протоиерея (не знаю имени). Он что, не встречался в Москве в своей практике, когда к нему обращались за отпеванием или поминовением старообрядцев, а то и венчанием с ними? Разве не к русскому народу принадлежит по меньшей мере ещё миллион верующих православных людей, находящихся вне РПЦ только в силу «исторических ошибок»? Отвлекают от блогосферы? Мне как-то не по себе от такого равнодушия. Разве не на всех практически Соборах Русской Православной Церкви вновь и вновь поднимается вопрос взаимоотношений со старообрядцами? Или это не всех протоиереев касается? У иных какая-то другая христианская совесть? Вообще, позиция высказана просто бесподобная, о ней можно говорить много. Видно что-то в самом деле меняется. Был такой чудак, Иоанн Предотеча, память усекновения главы которого, надеюсь, и вышереченный протоиерей молитвенно только что отмечал. Так крестил бы и крестил, да стало ему чесаться, где не очень чешется?
Но, может, и зря я так строго. Ведь правда не всегда удобоприятна, а пробуждение совести и к себе-то применить трудно, что уж там про XVII век говорить…
– Как Вы считаете, может ли телесериал «Раскол» поспособствовать углублению диалога между Русской Православной Церковью и старообрядчеством?
– Сам по себе телесериал такой диалог не углубит, но косвенно повлиять может. Если в обществе после фильма оживится интерес к историческим источникам. А без источников трудно вести диалог, слишком довлеют штампы и предубеждения.
– Есть ожидания, что фильм может пробудить в зрителях желание более серьезно ознакомиться с историей Раскола и старообрядчества. Какую литературу по данной теме Вы могли бы посоветовать в первую очередь?
– В первую очередь ту, которая по возможности вызывает доверие своей объективностью. Из церковных историков это профессора духовных академий – Н.Ф.Каптерев, Е.Е.Голубинский, А.А.Дмитриевский, Н.Д.Успенский. Есть очень добротная работа православного автора профессора С.А.Зеньковского – «Русское старообрядчество». Переведен на русский язык с французского знаменитый труд Пьера Паскаля «Протопоп Аввакум и начало раскола». Появились современные монографии по исправлению (точнее – редактированию) книг в XVII веке – протоиерея Георгия Крылова и томского профессора Н.И.Сазоновой. Очень интересны такие работы Б.А.Успенского как «Царь и Патриарх» и многие другие. Надо заметить, что число работ, в том числе глубоких исследований, по тематике фильма быстро растет. «Чесаться», видимо, придется.
Фото о. Иоанна Миролюбова – журнал "Нескучный Сад", Юлии Мельниковой в роли боярыни Морозовой – личный архив режиссера Николая Досталя.
Вставить в блог
Поддержите нас!
