rss
    Версия для печати

    Олеся Николаева: "Деньги для Саваофа"

    На творческом вечере 24 декабря в храме святой Татьяны Олеся Николаева прочитала новый рассказ "Деньги для Саваофа", который еще не публиковался и войдет в будущую книгу. Мы предлагаем Вам этот рассказ и видеозапись авторского чтения.

    Деньги для Саваофа

    Когда мой муж стал священником в середине девяностых, народ был совсем религиозно непросвещен, а подчас и вовсе дик. И с него стали спрашивать «за всю Православную Церковь» во все времена ее существования: почему она гнала протопопа Аввакума, почему участвовала в «сергианстве», почему не раздала нищим по рублику из тех денег, который пошли на строительство Храма Христа Спасителя и т.д. Но и этого мало — круг претензий к нему сильно увеличивался за счет братьев-католиков: а как же Крестовые походы? А Галилея зачем сожгли? А Жанна д’Арк! Православных и католиков среднестатистическое сознание бывшего советского человека не различало, как двух китайцев, которые казались на одно лицо...

    Как-то раз мы пошли с моим мужем в гости, и там слово за слово очень интеллигентная дама, искусствовед, вдруг сказала:

    — Нет, в православную церковь я теперь ни ногой! Как-то раз мы проходили с подругой мимо храма. Дай, думаем, зайдем. Только вошли, и тут же прямо к нам как направится священник, идет, да еще на нас дымящимся кадилом машет: мол, пошли отсюда, пошли! Вот я вас! Дым коромыслом! Ну мы отпрянули и — оттуда бегом. А за что он нас гнал?

    — Так он кадил образу Божьему, который в вас, — пояснил мой муж.

    — Вовсе не образу Божьему! Он замахивался! Ударить хотел!

    И много у него было, особенно поначалу, скорбей, недоумений и просто курьезных случаев.

    Пришел как-то к нему на беседу молодой человек с хвостиком — по всему видно: монашествующий. Но не «профессионал» — не монах, а так сказать — любитель и по всему — самочинец. И говорит:

    — Батюшка, как так получается, что масоны уже не стесняются и повсюду свои знаки расставляют. Что уж говорить — вон даже на иконе Преображения Господня в Благовещенском Соборе, в Московском Кремле — проглядывается перевернутая пентаграмма. А на Суздальском Соборе — пятиконечные звезды... А на центральном куполе Архангельского Собора — так там тоже... Они — везде, везде!

    — Ох, — вдохнул мой муж. — Не надо такое уж значение этому придавать — разрежьте яблоко: там вы тоже такую звезду увидите...

    — Ну вот, пожалуйста, — оживился молодой человек, — а я о чем говорю — да они повсюду, эти масоны, вон даже в яблоко и то залезли. Интересно, как это им удается?

    В другой раз пришел к нему как-то на исповедь один чудик и произнес:

    — А у меня грехов нет.

    — Как это нет?

    — Да так! Нет грехов. Педагог я.

    Мой муж растерялся. Его смущало даже то, что порой приходят к нему на исповедь немолодые уже женщины, пожившие много лет в атеистической советской действительности, знавшие, как говорится, полеты чувств и горесть падений, и каялись они только в том, что у них «нет чистой молитвы». Такие признания казались ему верхом гордыни и лицемерия: то есть во всем эта исповедница считала себя совершенной — всем хороша, и кротость у нее, и смирение, и терпение, и любовь к ближним, и жертвенность, и милосердие, а одного только не хватает — чистой молитвы.

    Но с таким случаем, как этот педагог, он сталкивался впервые.

    — Ну, даже у святых были грехи, — начал он, — даже им было, в чем каяться и о чем сокрушаться! Единый безгрешный — это только Господь!

    Может у святых были грехи, а у меня нет! — заявил педагог и даже нагнул голову, показывая; клади, клади на нее епитрахиль, мол, чего тянешь?

    Да? Так, может, вы и в самом деле — святой, — мой муж решил, что, возможно, такое доведение этой мысли до абсурда несколько отрезвит исповедника.

    Но тот, не поведя бровью, кивнул:

    — Может быть. Я и сам об этом уже думал.

    Мой муж чуть не поперхнулся, закашлялся даже, потом подумал, что педагог, должно быть, шутит, юродствует, испытывает его, поэтому он двинулся дальше по тому же опасному пути, руководствуясь логикой абсурда:

    — Ну тогда, раз вы святой, может быть, мы на вас молиться будем? Приносите свою фотографию, мы ее вставим в иконостас... Молебен вам послужим! Поклонимся!

    Маразматичность такого предложения, казалось, должна была все расставить на свои места — педагог теперь уже мог бы и догадаться, что священник раскусил его юродство, и пришел бы, наконец, в столь подобающее для исповеди покаянное состояние...

    Но тот стоял перед ним и невозмутимо кивал, что-то наматывая себе на ус.

    — Раз вам не в чем каяться, тогда ведь вам и нет необходимости, чтобы я разрешал вас от грехов, — сказал батюшка, давая понять, что разговор закончен.

    И что? Мой муж уже успеть забыть о странном исповеднике, как через некоторое время тот неожиданно появился с большой папкой в руках.

    — Вот, — сказал он, протягивая папку.

    — Что это? — удивился мой муж.

    — Мои фотографии. Увеличенные. Как вы и просили. Для иконостаса.

    Далее последовала немая сцена.

    ...Часть своего рабочего времени мой муж проводил в пресс-службе Московской Патриархии в Чистом переулке. И вот идет он туда как-то раз и видит, что все пространство перед воротами Патриархии запружено народом: вроде как демонстрация или «стояние».

    Увидели его — в рясе, с крестом и стали умолять:

    — Батюшка, проведите нас к Патриарху, а то нас милиция не пускает.

    — А что такое?

    — Вот тут у нас — подписи, воззвания.

    — А чего вы хотите? К чему взываете?

    — Мы добиваемся, чтобы Патриархия срочно канонизировала Григория Грабового. Он мертвых воскрешал, а на него открыли уголовное дело. А ведь он святой. Вот мы и пришли требовать его немедленной канонизации.

    Муж мой вспомнил, что этот Грабовой был какой-то то ли сектант, то ли вообще мошенник, то ли и то и другое: он пообещал убитым горем матерям воскресить их детей, которых убили в Беслане террористы, и уже взял с них за это огромные деньги. Но глядя на этих неистовых поклонников Грабового, которые уже готовы были разнести Патриархию в пух и прах, мой муж понял, что никакие аргументы против их гуру не будут ими услышаны, а лишь еще больше распалят страсти. Поэтому он сказал:

    — А что — разве Гробовой умер?

    — Как это умер! — возмутились они. — Он жив!

    — Тогда его нельзя канонизировать! — ответил мой муж, радуясь, что ловко увернулся от дальнейших разговоров. — Канонизация совершается лишь посмертно.

    — А при жизни — что, никак нельзя?

    — Не положено, — строго сказал он.

    — Что — только после смерти?

    — После смерти, — сказал он.

    И — странное дело: только что они шумели, возмущались, а тут вдруг притихли и быстренько разошлись — так на них подействовало это «после смерти». Они поняли: надо отложить. Вот преставится их гуру, и тогда...

    А вскоре туда же, в Чистый переулок, к моему мужу пришел лысый дедок и положил перед ним стол свою визитную карточку. На ней было написано: Бог Саваоф.

    — Ну, здравствуйте, — сказал мой муж. — Зачем пожаловали?

    — Мир надо спасать, — горестно вздохнул посетитель. — Мир-то — гибнет!

    — Так вы и примите меры, — посоветовал ему мой муж. — Кому как не вам.

    — Да вот и надо бы это обмозговать, — стал делиться своими замыслами пришедший. — В Иерусалим собираюсь, а не то ведь погибнет мир-то!

    Мой муж сочувственно покачал головой.

    — Но — проблемы! — всплеснул руками гость.

    — Как проблемы? У вас?

    — Ну да. До Иерусалима ведь надо как-то добраться!

    — Но вам, я думаю, это не составит труда...

    — Это если деньги на билет есть, — доверительно пояснил гость. — А если их нет? А мир — погибает! Так что — пусть себе гибнет, да?

    Муж промолчал.

    — Жалко мир-то! А я его с такой любовью творил! Так и хочется им сказать: что же вы наделали, эх, подлецы, подлецы! — он даже сжал небольшой сухой кулачок и энергично потряс им в воздухе.

    Моему мужу стало жутковато.

    — Вот я и пришел в Патриархию, — гость перешел к делу. — Вы вроде бы должны быть заинтересованы, чтобы мир-то не погиб, так?

    — Ну да, — кивнул мой муж.

    — Так не тяните кота за хвост, дайте же мне на билет в Иерусалим! Где у вас тут бухгалтерия?

    И мой муж с облегчением указал ему путь.

    ...Недавно, убирая у него в кабине и складывая в коробку визитные карточки, я прочитала на одной из них жирным шрифтом: Бог Саваоф. Под именем курсивом значилось: Творец. И в левом нижнем углу — адрес. Коротко и понятно: Иерусалим, гора Сион.

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.
    Наталья, Москва7.01.2011 18:52 #
    Прекрасный рассказ! От души посмеялась! Рекомендуется как средство от уныния)))
    Дмитрий, Москва1.01.2011 16:00 #
    Мораль сей басни такова:
    вот какие темные и глупые люди бывают среди христиан, а мы с моим мужем напротив - люди умные и весьма просвещенные. Мысль глубокая и неожиданная! А сколь она полезна для широкой публики...

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru