Единственная реальность

В 1997 году на экраны вышел фильм молодого ленинградского режиссера Лидии Бобровой «В той стране», сразу вызвавший споры в среде кинокритиков. Картина снята по мотивам рассказов Б. Екимова и повествует о жизни северного поселка Веркола, о чудаке Николае, которого бьет жена и которому неожиданно дают путевку в южный санаторий, о зеке, приехавшем к своей невесте по переписке, о том, как друг за другом умирают от пьянства несколько приятелей-собутыльников... Все роли сыграли непрофессиональные актеры — простые жители той самой деревни. Сыграли самих себя. Авторов обвиняли в том, что они исказили жизнь современной российской глубинки, показали только нелицеприятные и темные ее стороны. Тем не менее, картина получила несколько призов на фестивалях.

 

В обсуждении фильма приняли учатие священник Максим Козлов, настоятель университетского храма мц.  Татианы, сотрудники редакции газеты Алексей Сагань, Сергей Сысоев, Максим Большаков, Игорь Палкин.

 

Когда я впервые увидела Верколу и этих людей, у которых совершенно детское отношение к миру, к жизни, друг к другу — то, что мы уже утеряли, — я поняла, что не полюбить эту землю невозможно. Может быть, потому что здесь нет суеты, у веркольцев совершенно иное, чем у нас, горожан, отношение к любви, к свободе, к смерти... Здесь потрясает ощущение какой-то действительно соборности, на чем наша страна веками держалась и благодаря чему мы выстояли в самые страшные времена.

 

Лидия Боброва

 

Алексей Сагань: На меня фильм «В той стране» не произвел впечатление произведения искусства. Возникало такое же ощущение, как тогда, когда я смотрел телемосты «СССР — США». Мол, давайте посредством кино посмотрим на нашу русскую деревню. Не думаю, что по картине можно составить верное впечатление о сегодняшней народной жизни. Перед нами какой-то живой труп. О той деревне, уже начинающей разлагаться, прекрасно писал Чехов — вспомним его рассказы «В овраге» или «Мужики». И еще мне хочется провести параллель с фильмом Пырьева «Трактористы». Я понимаю, что это не вершина киноискусства, но там видишь, что перед тобой, как это понимать и с этим работать. Фильм Л. Бобровой — просто киноэкспедиция, нечто среднее между документальным и игровым кино. Важно решить, какой смысл вкладывали авторы в свои действия, какого эффекта они ожидали?

 

Игорь Палкин: На этот вопрос я попытаюсь ответить. Когда я смотрел «В той стране», мне вспоминался другой фильм, о котором все говорили и говорят, что это правда, что именно так мы и живем. Это «Особенности национальной охоты». Там тоже практически во всех сценах фигурирует бутылка с водкой и народный псевдоколорит. Что осталось от «Особенностей» — масса фраз из него перешла в настоящие пьянки, ну и то, что это своеобразный образец того, как наши люди любят отдохнуть. А в фильме Л. Бобровой, кажется, показано то же самое — те же люди, те же застолья. Вот только не возникает желания также «оттянуться». От пьянства умирают друг за другом несколько персонажей фильма. Их собутыльники приходят на кладбище, выпивают там, кажется, сожалеют о смерти приятеля. Но бросают ли они пить? Нет. Это безысходность. И выхода никакого нет. По крайней мере, герои его не видят и относятся к этой безысходности так же, как к реальности смерти. Притом, что там нет ни одного отрицательного персонажа.

 

Максим Большаков: Да, появляется такое скорбное чувство — будто чего-то у нас не хватает, не только у этих мужиков, но и у нас. Это никакое не кино. Просто люди сыграли свою жизнь. Даже вообще не играли, а жили перед камерой... Странно, обычно деревенские люди стесняются камеры, а тут... Я думаю, что это очень важный этнографический источник. Фильм очень добрый, очень душевный. Мы, горожане, больше производим впечатление трупов, чем деревенские жители. И неужели вы не увидели призыв к покаянию в фильме? На меня он произвел именно такое впечатление.

 

Сергей Сысоев: Есть много разных искусств и критерии блокбастера нельзя прикладывать к критериям авторского фильма, а критериями авторского фильма нельзя мерить домашнее кино. Фильм называется «В той стране». Но, по большому счету, непонятно, мы смотрим про «ту страну» или просто другое кино, «то» кино. Существует огромное количество домашних фильмов — все снимают свои свадьбы или юбилеи. Есть даже фестивали такого кино. Мы не можем отнести этот фильм к произведениям искусства только потому, что мы мерим его категориями «настоящего» кино. Но это другое кино — как бы домашнее, где сами снимают, сами играют.

 

Священник Максим Козлов: Я почему-то видел фильм немного по-другому, чем вы. Я его воспринял абсолютно как произведение искусства и как трагедию. В нем есть катарсис. Вот эта череда смертей от пьянства, которая проходит через весь фильм. Есть безысходность — ничего не изменится в жизни тех людей. Но ощущение очищения души после просмотра присутствует. Наверное, это странный результат, присущий произведениям искусства, -фильм говорит сам за себя... Не думаю, что нужно формулировать различия между этим фильмом и «Трактористами» — как раз там авторы знали, что они хотят сказать, им это хорошо объяснили. Что они и сделали вполне, впрочем, искусно.

 

Думается, очень деликатно и достоверно показана деревенская жизнь и ее соприкосновение с жизнью Церкви сегодня. Очень хорошо, что ни одного священника в фильме нет, что на похоронах «Со святыми упокой» не поют, что тема Церкви проходит фоновым колокольным звоном и где-то вдалеке видны то ли руины, то ли возрождаемый храм. Вот эта реальность, точно почувствованная через деталь, в эпизодах фильма, в операторских съемках, в речи персонажей — она как раз показывает нам, что это настоящее произведение искусства.

 

Алексей Сагань: Я не увидел в фильме художественного порядка, есть только хаос. Думаю, что очень хорошо все упорядочить могло бы ощущение ада. Его-то я в фильме и не почувствовал. Без ада это все неправда. Если в фильме нет Бога, то нужно показать ад. Правда, присутствует что-то небесное в необычайной кротости главного героя — пастуха Николая, но через эту кротость художник не упорядочивает хаоса глубинки России. Чехову было проще создавать космос русской деревни даже в момент его разрушения, потому что у него в произведениях присутствовал сельский священник. Сейчас сельского священника, который бы одним своим существованием вносил смысл в народную жизнь, в русской жизни нет. Пока сельский священник не вернется в деревенскую жизнь, перед нами будет этот живой труп.

 

Священник Максим Козлов: В нынешней русской деревне есть сельские священники. Может быть, в этой Верколе, где снимался фильм, был и есть сельский священник, но только мир сельской церкви и мир народной жизни почти не соприкасаются. Они лишь где-то пересекаются — на крестинах, реже на отпеваниях, на уровне какой-то весьма специфической религиозности. И это правдиво показано в фильме. Авторам картины удалось уйти от этнографичности в духе «Клуба кинопутешествий», но это и не просто домашние киносъемки. Дистанция между создателями и жизнью на экране ощутима. Достигается она тем, что непрофессиональные актеры, простые жители северной деревни, играют авторский текст. В фильме есть некоторый сюжет, но, с другой стороны, люди действительно играют себя. Кажется, было бы любопытно сопоставить фильм Л. Бобровой с тем движением современного кинематографа, которое называется «Догма» — вспомним фильмы Лаоса фон Триера, «Праздник»...

 

Алексей Сагань: Но там как раз присутствует искусство. Фильм «Рассекая волны» производит жуткое впечатление. Но это фильм не о деревенской жизни, а о болезни режиссера. На мой взгляд, существует две линии кино про деревню: снять ксерокопию с русской деревни — это тот фильм, который мы увидели. И есть попытки построить модель «Трактористов». Идет пристрелка вокруг русской деревни, и пока никто не может попасть в точку.

 

Священник Максим Козлов: При просмотре «В той стране» у меня постоянно возникали в памяти слова Тертуллиана: «Душа по природе христианка». Смотришь на персонажей — все привнесенное в этих людях дурно, их поступки сомнительны. Но остается ощущение того, что это «хорошие люди современной Руси», говоря словами Ключевского. И в этом смысле это заслуга искусства, потому что, идя по улице, мы можем только аскетическим усилием себе напоминать, что вокруг идут «хорошие люди современной Руси». А в фильме это ощущение ложится на душу само по себе.

 

Сергей Сысоев: Мы постоянно возвращаемся к вопросу, как эта лента соотносится со всей другой кинопродукцией, а с другой стороны — насколько то, что мы видим, отражает то, что происходит на самом деле. Думаю, что смотря эту картину, мы получаем больше представления о современном кинопроцессе, чем о современности. Похоже, что фильм — это и есть та единственная реальность, до которой мы можем дотронуться.