Философия одиночества

В 1934 году Николай Бердяев опубликовал статью под названием «Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения». Философ делит ее  на размышления, и третьей по счету здесь становится мысль об одиночестве.

Сам философ говорит, что «я» - изначально, ни из чего не выводимо и ни к чему не сводимо... Основная проблема «я», которая бросает свет на все его существование, есть проблема одиночества, которая так мало исследована философски».

Мир, по мнению Бердяева, можно разделить на объектный и субъектный. Объекты - это все, что нас окружает. Не жалует этот мир философ из-за его определенности, из-за привязанности человека к конкретным вещам, если говорить уж совсем просто. Стремление к этой объектности порождает в душе человека чувство одиночества.

Человек погружен в существование, в объектность. И здесь важным событием в судьбе «я» становится рождение сознания. Оно во многом делает человека одиноким, но оно же и делает усилие соединить и преодолеть одиночество.
Одиночество начинается с выброшенности человека в мир вещей. Раньше в маленькой общине каждый чувствовал себя уютно, сейчас же индивид один на один со Вселенной. «Я» в мире, подвергается его влиянию, но при этом принадлежит не только миру. Но и себе самому. «Нет ничего противнее и разрушительнее, чем когда «я» эгоцентрически погружено в себя и свои состояния, забыв о других, о мире, о множественном и целом». Тут философ позволяет себе шутку, когда говорит об эгоистичности некоторых истеричных женщин, которые замыкаются только на себе.

В современном мире одиночество имеет свои цвета и оттенки. По мысли Бердяева, философ и пророк одиноки по-разному. Человек, как и философ, пытается преодолеть свое одиночество через познание. И через взаимодействие с такими же другими, как «я». «Чтобы не быть одиноким, нужно сказать «мы», а не «я». Одиночество - это тоска по общению. Его преодоление заключается во встрече с другим. Но человек часто воспринимает это событие как встречу с объектом, телом, а не душой и личностью. И здесь происходит столкновение, если хотите, конфликт, который философ именует «неверной отраженностью в другом».

Николай Бердяев рассуждает о значимости социального «я», о разновидностях человека социального, о его взаимодействии с окружающими. Истинная любовь и дружба, которая осознается ученым, как встреча личности с личностью, может спасти. Но не до конца, потому что во всех влюбленных есть не только соединение, но и противоборство, как у Тристана и Изольды. Может прийти на помощь в борьбе с одиночеством и коллектив, если жизнь будет подчинена социальному строительству. Религия и Бог - как средство и способ избавления от гнетущего чувства. Но Бердяев, называя религию воплощением объектного мира, утверждает, что только Бог может помочь. «Бог и есть преодоление моего одиночества, обретение полноты и осмысленности моего существования».
Ответ на вопрос лежит не на поверхности.

Бердяев Н. А. «Размышление III. Я, одиночество и общество» (отрывки)

Когда "я" переживаю свое одиночество в особенно острой и крайней форме, то все мне кажется чужим и чуждым. "Я" не у себя на родине, не на родине своего духа, в чужом мне мире. "Я" не у себя дома, не в мире моего собственного существования. И люди воспринимаются мной, как принадлежащие к другому, чужому, не моему миру. Мир и люди для меня объекты, принадлежат к объективированному миру, с которым я не только связан, но к которому я прикован. Объективированный мир никогда не выводит меня из одиночества. И когда Бог становится объектом, то и Бог не выводит меня из одиночества. "Я" одиноко не столько в своем собственном существовании, сколько перед другими и среди других, в чуждом мне мире.

Пространство и время нашего объективированного мира есть источник одиночества и вместе с тем призрачного преодоления одиночества. Люди разъединяются между собой пространством и временем и они соединяются в пространстве и времени не в подлинном существовании, не в подлинном общении, а в объектности, в социальной обыденности. Передвижение в пространстве и времени имеет для "я" основное значение. Выход из данного пространства и времени есть как бы выход из зафиксированного, стабилизированного одиночества. Но одиночество всегда предполагает потребность в общении, тоску по общению. Одиночество в известном смысле слова есть явление социальное.

"Я" имеет глубокую потребность быть верно отраженным в другом, получить подтверждение и утверждение своего "я" в другом, жаждет быть услышанным и увиденным. Но тот факт, что я выброшен в социальную обыденность, имеет огромное значение для судьбы "я", есть факт его внутреннего существования. Выброшенность "я" в социальную обыденность есть его падшесть. Но эта падшесть есть событие в его существовании. "Общество" есть судьба "я" в этом мире разобщенности.

Можно установить четыре типа соотношений между одиночеством "я" и социальностью. 1) Человек не одинок и социален. Это самый элементарный и распространенный тип. В этом типе "я" вполне приспособлено к социальной среде. Сознание наиболее объективировано и социализировано. "Я" не пережило еще разрыва и одиночества. "Я" чувствует себя дома в социальной обыденности, может занять в ней высокое положение и даже быть в ней великим человеком. 2) Человек не одинок и не социален. В этом случае "я" тоже приспособлено к социальной среде, находится в соответствии и гармонии с жизнью коллективной, сознание социализировано, но "я" не имеет социальных интересов, не проявляет социальной активности, равнодушно к судьбам общества и народа. Это очень распространенный бытовой тип. В нем нет конфликта, так же как его нет и в первом типе. 3) Человек одинок и не социален. Это тип не приспособленный или очень мало приспособленный к социальной среде, переживающий конфликты, не гармонический. Сознание в этом типе в малой степени социализировано. Этот тип не склонен делать революцию против окружающего социального коллектива, что означало бы социальный интерес и взволнованность, он просто уединяется от социальной среды, уходит от нее, отвлекает от нее свою духовную жизнь и свое творчество. Таким бывает лирический поэт, одинокий мыслитель, беспочвенный эстет. 4) Наконец, человек может быть одинок и социален. Это случай, который на первый взгляд может показаться странным. Как соединимо одиночество с социальностью? Но это есть профетический тип. Ветхозаветные пророки дают его вечные прообразы. Но этот профетический тип возможен и совсем не в религиозной сфере. Такими бывают творческие инициаторы, новаторы, реформаторы, революционеры духа.

Ошибочно думать, что общение, преодолевающее одиночество, возможно лишь человека с человеком, лишь для человеческой дружбы. Оно возможно с миром животным, даже растительным и минеральным, которые имеют свое внутреннее существование. Дружба возможна с природой, с океаном, с горой, с лесом, с полем, с рекой. Так было у святого Франциска. Самый поразительный пример настоящего общения, преодолевающего одиночество, есть общение человеческого "я" с собаками, которые являются настоящими друзьями, часто лучшими, чем другие люди.

Жажда познания есть жажда преодоления одиночества. Лишь то познание, "действительно преодолевает одиночество, которое построено в перспективе общения, а не в перспективе общества.

Одиночество онтологически есть выражение тоски по Богу, по Богу, как субъекту, а не объекту, как "ты", а не как "оно". Бог и есть преодоление одиночества, обретение близости и родственности, смысла, соизмеримого с моим существованием. То, чему я только могу принадлежать и довериться абсолютно, отдаться без остатка, и есть Бог и только Бог.

Один из главных источников одиночества человека лежит в поле. Человек есть существо половое, т. е. половинчатое, разорванное, не целостное, томящееся по восполнению. Пол вносит глубокий надрыв в "я", которое бисексуально. "Я" целостное и полное было бы муже-женственным, андрогинным. Преодоление одиночества в общении есть прежде всего преодоление одиночества полового, выход из уединения пола, соединение в половой целостности. Самый факт существования пола есть уединение, одиночество и томление, желание выхода в другого. Но физическое соединение полов, прекращающее физическое томление, само не себе одиночества еще не преодолевает, после него одиночество может сделаться более острым.

Биологическое соединение полов и социальное их соединение в институте семьи не являются окончательным преодолением одиночества и человеческого томления, хотя могут ослаблять и притуплять чувство одиночества. Существует настоящий демонизм пола. Этот демонизм проявляется и в загнанности пола внутрь и в его проявлениях вовне. В демонизме пола есть истребительность и смертоносность. Великая надежда человека на преодоление одиночества связана с любовью и дружбой. Любовь и есть преодоление одиночества, выход из себя в другого, отражение другого в себе и себя в другом. Любовь и есть общение персоналистическое по преимуществу, общение личности с личностью.

В любящих есть демонический элемент вражды. Окончательное преодоление одиночества можно мыслить в достижении целостного андрогинного образа. Но андрогинный образ означает преображение природы. Несомненно одно - преодоление одиночества наиболее обострено в точке пола.

Эта проблема исчезает для коммунизма. Одиночество преодолевается окончательно растворением всякого "я" в жизни социального коллектива, в замене личного сознания сознанием коллективным. Существование "я" окончательно объективируется и внедряется в процесс социального строительства. Жизнь пола окончательно подчиняется социальному коллективу, социальному строительству. Отсюда значение евгеники, механизация и технизация пола, полное отрицание личной любви. Это есть система скотоводства, которой хотят окончательно заглушить тоску пола, связанное с ним одиночество. Экономика и техника убивают эротику.

Религия означает связь, и она может быть определена как преодоление одиночества, как выход из себя, из замкнутости, как обретение общности и родства. В этом ее сущность. Религия означает соединение с тайной бытия, с самим бытием. <...> Мое одиночество преодолевается потому, что есть Бог. Бог и есть преодоление моего одиночества, обретение полноты и осмысленности моего существования. <...>

Глубина человеческого существования, глубина моего существования духовна, она не принадлежит к объективному принудительному миру, не внедрена в него. И лишь в этой глубине преодолевается одиночество, которое может быть знаком этой глубины.