Что мы будем делать в четверг, если умрем в среду?
Петр Мамонов.
 |
В Домжуре Мамонов появился даже раньше намеченных по программе семи часов и, на первый взгляд, не в «образе»: джинсы, пестрый свитер... «Потому что погода видите какая черная? Нет, думаю, свитерочек надо» (у него получается свитАрочек). «О чем с вами говорить? О православии? Ну, я могу сказать словами любимого моего митрополита Антония Сурожского: «Я очень плохой человек, но все, что я говорю о Боге - правда». Вот и я к нему присоединяюсь...».
Начал Петр Николаевич, правда, с разговора не о Боге, а "за жизнь": «Когда в девяносто восьмом нам этот... устроили... кризис жанра... а как раз конец сезона у нас, музыкантов, денег нет, - рассказывает Мамонов, разматывая шнур электрогитары, - я думаю: что делать? Семья у меня. Решил - в переход! Программу даже написали с Сашей Скляром. Но не сложилось, деньги откуда-то взялись...». А когда шнур, наконец, размотан, Мамонов сокрушается: «Такие приготовления... А вот ничего особенного - не будет!».
Но - было.
 |
Сначала - не очень понятные речитативы под резко-рваное гитарное сопровождение - эдакая словесная пляска святого Витта. Потом - вкраплением, пока надевает очки - стихи («сегодня утром написал»):
Старость. Все стал принимать за чистую монету.
Вслед за этим - хрестоматийные «Муха - источник заразы», «Великое молчание вагонов метро». И - чтобы представиться - «Аэробус любви» (см. аудиоприложение): «У меня волосы дыбом, ориентация точная. Жизнь чистая и абсолютно беспорочная... Я - практическая антитеза потреблению... Один из добрейших в солнечной системе... Я абсолютно нормален, муниципален и, можно сказать, федерален. Оу!». И вслед за этим - снова немного странных, но уже абсолютно понятных стихов вроде
Буду: ни читать, на спать, ни писать, ни есть.
 |
Наконец, артист откладывает гитару: собирается говорить.
«Я с вами, видите, как с родными делюсь. Любимый мой Алексей Ильич Осипов не любит рок-музыку. Ну что ж. Я думаю, что главное - не жанр, а мотив - зачем ты это делаешь». Для артиста, признает Мамонов, сцена - это огромнейшее искушение, огромнейшее тщеславие. Он даже советовался с протоиереем Дмитрием Смирновым. Но отец Дмитрий ответил: «Сколько концертов играть собираешься? Три? Ну, играй два. И все». «Мы все хотим сразу, - соглашается Мамонов, - Вот, мы сразу изменимся. Ничего не будет сразу, успокойтесь. Не надо обольщаться. Где призван, там и служи. Дело в иерархии: сначала Христос, а потом все остальное - деньги, кадиллаки. А мы все думаем: вот сейчас разденемся, пойдем по снегу босиком... Не в этом дело». И - исполняет «Коммунизм»:
Чем примитивнее существо,
Тем меньше оно мучается и страдает, поэтому
Коммунизм - это способ избавиться от страдания.
А без страдания нет любви.
Затем - «закорючки»:
Привычки.
Приходится жить самому.
Бабочка.
Бабочка все свое тело отдала в крылья.
Отдых не зависит от количества труда. И подобное.
Из «нефигуративного» словесного потока, который изливает и изливат на слушателей Мамонов сознание выхватывает очень четкие и тонкие мысли:
«Меня тут спрашивал один человек: как бросить пить? Я ему что-то говорил полчаса. А потом подумал: главное же понять, зачем»;
«Батюшки у нас работают «шлагбаумами»: можно-нельзя, можно-нельзя».
Под конец Мамонов рассказывает о том, как в 45 лет пришел к вере, читая дневники Льва Толстого. Как полюбил Исаака Сирина, которого постоянно цитирует. Что теперь не читает ничего, кроме Сирина и Евангелия, даже любимого Пушкина. «А в конце нас убьют, если все нормально будет - просветленно улыбается он. - Но зато потом все зальет таким светом, что все это покажется ерундой, аспирином... Радуйтесь, всегда радуйтесь!»
Вот такой. Ни на кого не похожий.
Аудиоприложжение:
Фото: Владимир Горбунов: http://cdrm.fotki.com/2010/shms/2010-10-20/
Вставить в блог
Поддержите нас!
