Вертеп и кальварий

Le calvaire de la chapelle Saint Laurent de Lannourec du XVIème siècle a été restauré en 1901

Никогда не знаешь, каким он окажется. Самый простой кальварий — небольшой каменный крест на искусственном либо природном холмике. Спереди — три-четыре ступеньки, по бокам и сзади шиповник, розовые кусты, боярышник… Но чаще это Распятие. Иногда высокое — в два или даже три человеческих роста. С двух сторон округло поднимается лестница, цветов или кустов уже побольше. Нередко кальварий представляет собой целую скульптурную группу: над лестницей — Распятие, под ним — рукотворный грот, украшенный раковинами. В гроте — фигуры святых или сюжетные сцены. Но едва ли не чаще Распятий встречаются статуи Богоматери. Всякие — каменные, металлические, гипсовые, деревянные, благословляющие либо перебирающие свои четки. Кто-то приносит к кальвариям цветы, кто-то ставит свечи. Не часто, но все-таки.

Le calvaire de la route de Lanouée

Как же берут за душу эти часовенки под открытым небом, среди полей и буковых рощиц! Словно оказываешься вне времени пред лицом двух вечных величин — дороги и места, где можно преклонить колени и прочесть молитву. Перефразируя ставшую классической фразу: зачем нужна дорога, если на ней негде помолиться? Пешком, на лошади или даже на велосипеде это сделать проще, чем проезжая в автомобиле. Но ведь и автомобиль можно остановить, не суть это важно.

Едва ли среди кальвариев встречается много действительно старинных. В годы революционного террора, когда статуям рубили головы точно так же, как живым людям, много их уцелеть не могло. Преимущественно это XIX столетие, время, когда Франция пыталась заживить нанесенные революцией раны. Не вполне успешно, увы. Но кресты над дорогами все же поднялись вновь.

Calvaire d’Huberdeau

Одна моя знакомая русско-французская православная семья живет уж вовсе в глуши, что называется с керосиновым интернетом. Они этим, впрочем, довольны: держат для троих детей двух пони. А в свободные дни совершают с детьми прогулку к самому, пожалуй, большому кальварию во Франции. Впрочем, тут уместнее было бы сказать не «к кальварию», а «на кальварий». Под городком Флер, в деревеньке с милым названием Кузницы-на-озерах, холмик кальвария разросся до размеров настоящей горы. Тропы, переплетаясь, серпантином вьются по склонам, поросшим дубами и остролистом. Статуи в человеческий рост прячутся в гротах, сложенных из валунов. Горельефы являют сцены Крестного пути. А между гротами и горельефами бушуют синими и лиловыми ярчайшими красками исполинские шары гортензий. Ах, хороши же эти гортензии — не кусты, а настоящие цветочные деревья… Подъем на вершину, к гигантскому Распятию, занимает не меньше получаса.

Уж не знаю, случайно ли, но как раз в гостях у этой семьи я по-настоящему открыла для себя другое явление французского религиозного быта — детский рождественский вертеп. Мне их и раньше доводилось, конечно, видеть, но ни в какое сравнение с увиденным на прошлое Рождество все предыдущее не идет.

Вертеп я заметила, едва переступив порог старинного каменного домика. Разместившись между камином и окном на добром квадратном метре, он занимал немало места в маленькой гостиной, она же кухня. Глава семьи явно не пожалел ни времени, ни трудов. Сама пещера, в которой теснились ясли с Младенцем, ангелы, Иосиф, Мария, ослик, корова и барашек, была устроена в корнях мощного пня и потихоньку освещалась изнутри электрической лампочкой. Спрятанный насос гнал воду речки, через которую волхвы переправлялись на двух лошадях и верблюде. Врытые в песок горшочки с домашними растениями изображали деревья. А над всем этим вздымалась на проволоке сухая морская звезда. Детское счастье — разглядывать такой вертеп можно часами.

Еще один вертеп — поменьше — обнаружился в комнате среднего ребенка. «Николя у нас индивидуалист, — весело пояснили родители. — Любит смотреть на вертеп в одиночестве». Но и это было еще не все. Выслушав заслуженные восторги, хозяева повлекли нас на выставку вертепов, открытую в местной мэрии. Признаюсь по чести, извлечь меня с этой выставки было тяжело.

Право не знаю, игра ли это моего воображения, но, любуясь вертепами, я как-то все думала о том, что такого рода сказка могла появиться только в стране, на дорожных перекрестках которой стоят кальварии. Пожалуй, в чем-то это все же так. Вертеп и кальварий — явления одной ментальности, быть может, немного отдающей не самым изысканным на православную мерку вкусом. Но за бесхитростность, за простодушие, за детскую конкретность этот недостаток вкуса так легко извинить…