Путевка на острова. Прибытие

Наша группа числом в 45 человек всех возрастов, за исключением, пожалуй, младенцев, встречалась в 12 часов у памятника на Ленинградском вокзале.

Чтобы попасть в вагон с табличкой Москва-Мурманск, православные паломники предъявляли билеты проводнику. Расписание обещало, что всего лишь через 25 часов они окажутся у Белого моря. В пути пассажиры поедали роллтон. Миссионеры отрабатывали вокальные навыки. Воспроизведя все песни, слова которых вмещала их память, они отправлялись спать. Затем кто-то читал вслух труд Лихачева о тюремном жаргоне, написанный легендарным академиком после заключения в СЛОНе. Другие штудировали про себя Солженицына - готовились к встрече с Соловками.

Молодость собравшихся предполагает безудержную веселость в течение всего путешествия, пусть даже такого, как паломничество. Однако наступившее утро продемонстрировало серьезный настрой - все, разбившись по принципу «кто в каком купе едет», читали утреннее молитвенное правило. Это кардинально отличало наш плацкартный вагон от других. Не было прокуренных тамбуров и постоянно бегающих за пивом пассажиров.

Мы прибыли в Кемь около часу ночи. У хозяина дряхленького пазика, одиноко дежурившего на вокзале, выдался счастливый день: перевозка до причала 45 человек. 20 минут по песчаной дороге, петляющей меж некрашено-серыми бревенчатыми домишками, и мы у береговой линии.

Мы направляемся в дом паломника Соловецкого подворья. В жарко натопленном помещении пьем чай и жуем пирожки, за которые можно рассчитываться, положив деньги в кружку. Ждем очереди, чтобы занять свои места на трехъярусных полатях. Богомолица, укутавшись в одеяло, сидя на кровати, беззвучно бормочет правило.

Здесь становится ясно, с каким бытом, а вернее, его отсутствием придется столкнуться московским обывателям, привыкшим к его, быта, благополучной устроенности. И на самом деле монастырский быт (особенно этим отличаются наши северные обители) кажется нам крайне неустроенным. Так оно и есть, потому что забота о душе и стремление к Богу и святыне первично. Минимум удобств, все только самое необходимое. С этим мы и встречаемся на Соловецком подворье. Дальше будет интереснее.

Не спится. Светло как днем. За окном - огромные валуны в песочной трясине. Поле сражения Белого моря и суши. Облака замерли в ожидании «рассвета». Солнце как будто вышло на пять минут, но вот-вот вернется из-за горизонта. Подернутый фиолетовым городок, полуразваленный причал и катерки с иконами на мачтах.

Отправляемся гулять на бывшую съемочную площадку фильма «Остров», которая, как оказалось, расположена рядом с кемьским подворьем монастыря, - в гости к отцу Анатолию «покукарекать» с его вышки. Здесь в бутафорской церкви (переделанная под храм изба) - головешка, которой кидался старец в настоятеля, ящик, в котором герой завещает себя похоронить, его кочегарка и даже орудие труда. «Эту тележку сам Мамонов катал», - утверждает сторож с причала. Советуем повесить табличку и брать деньги за фотосъемку. Смеется.

Обследуем разрушенный причал, построенный по особой северной технологии: зимой, когда море замерзало, ставили череду срубов, эдаких изб без крыши, наполняли их камнями, делали проруби, и сруб проваливался под лед. Летом на срубы клали «настил» - и причал был готов.

На самом деле большинство современных северных городков получило развитие во времена существования на островах тюрьмы. В Святой земле паломник ходит с Евангелием, которое является в том числе и географическим путеводителем. Здесь же можно в этом качестве использовать «Архипелаг...» Солженицына. Ибо от Лодейного поля и далее на север и восток сплошь идут городки с постройками лагерного типа - бараками, которые нельзя спутать ни с чем иным. Устройство северного дома кардинально отличается от барака, это заметно сразу. Вся эта земля, которая раньше, по слову Концевича, называлась «Северной Фиваидой», в которой просияло множество русских святых, обильно полита слезами и кровью как мучеников за веру, так и просто безвинно оклеветанных и осужденных русских людей. Недалеко от причала в Кеми до сих пор стоят остатки того, другого причала, с которого в последний путь отправились десятки тысяч наших соотечественников. Низкое северное небо и свинцовое море преображаются при восходе солнца, все расцвечивается в изумительные изумрудно-оранжевые цвета, но очень часто самого солнца не видно. Что может испытывать человек при столь унылом зрелище и мысли о том, что здесь ему придется провести несколько лет? Какой страх рождается в душе, какое может быть падение духа? В память о мужестве этих людей недалеко поставлен столь традиционный для Соловков поклонный крест - мученикам за веру и безвинным страдальцам.

7 утра - грузимся на пароход до Соловков под названием «Святитель Николай». Предстоит трехчасовой заплыв по Белому морю. Туман и море, день чудесный... Красавицы паломницы, взъерошенные недавней побудкой, громоздят свои рюкзаки в трюм и устраиваются в кают-компании и опять засыпают на кулачках.

В Белом море самые терпеливые на свете чайки: сопровождают наш корабль от начала до конца пути. Суровый климат сформировал их бойкий характер: они не пропустили ни один кусочек печенья или хлеба, подброшенный путешественниками в воздух. Под конец иные из беломорских «циркачек» осмеливались выхватывать еду из рук.

Нам приходится почти все путешествие провести на верхней палубе того кораблика, который нас везет. Сегодняшняя погода для этих мест довольно спокойна, но даже при этом мы основательно замерзли, одетые и обутые в теплые вещи, укутанные спальником. Но это же лето! Чего же можно ждать осенью или весной от здешней погоды? Непостижимо, как смогли Герман и Савватий добраться на утлой лодочке до этих островов и жить на них, не имея, как говорит нам житие, даже самого необходимого. А какие страдания претерпевали узники из-за сурового нрава природы, трудно себе представить.

«Архипелаг возникает из моря... Большой  Соловецкий остров поднимает из воды белые церкви в обводе валунных кремлевских стен, ржаво-красных, от прижившихся на них лишайников», - солженицынские  описания  бухты «Благополучия» документально достоверны.

Александр Исаевич упоминает, что путешествие заключенных из некогда пересылочного пункта Кемь на архипелаг начиналось со встречи с ротмистром Курилко, который в кратких и точных словах сообщал соответствующий эмоциональный настрой узникам: «Здесь республика не со-вец-ка-я, а соло-вец-ка-я!.. Порядочек будет у нас такой: скажу «встать» - встанешь, скажу «лечь» - ляжешь!»  Такая вот подготовка к лагерной реальности, направленная на то, чтобы сразу сломить дух человека, прибывшего в лагерь, подчинить его полностью чужой воле, сделать из него раба.

Наверно, неправильно проводить параллели, но принцип отношения к новоприбывшим паломникам отдаленно напомнил нам вышеописанное. С одной стороны, все было гостеприимно: уставших и голодных, нас по приезде накормили в трапезной для трудников. Но далее изложенный эпизод - эдакий отзвук лагерно-советской действительности, призрак, чтобы мы не забывали, в каком месте находимся. Может, правда, и мы действительно такие, что по-другому нельзя, т. к. отчасти и сами являемся детьми или детьми детей той эпохи.

Нас встречала заведующая паломнической гостиницей: «Это вам не Москва, тем, кто любит вольную жизнь, лучше идти в другое место». Судя по тому, что алые надписи на стенах заботливо предупреждали «Не курить!», «Не вставать ногами!» (в туалете), «Ношение брюк запрещено!!!», местной администрации приходится действительно нелегко. При том, что ни курить, ни носить брюк мы не собирались, однако «идти в другое место» все-таки пришлось. Нас оказалось слишком много, предстояло найти приют на острове.

Александр Васильевич - местный «крестный отец» всех риэлторов. «Здесь все бабки сдают через меня, -  рассказывает уроженец Соловков, - принца Чарльза возил в ботанический сад, и самого Патриарха, а когда Путин приезжал, здесь такой прием закатили... на 700 персон, ну в общем, зарплаты хотя тут немаленькие, но глаукома моя не лечится, по 500 рублей с носа, вот мобильный хозяйки - душ, горячая вода, стиральная машина. Мой сайт в Интернете, в следующий  раз - бронируйте места заранее по e-mail».

Первая служба в Филипповском храме. Братия однотонно воздает хвалу имени Господа. Здесь особый молитвенный Соловецкий распев, больше похожий на монолог. «Это не Москва», партесных триолей здесь не услышать. Строгость - это значит ничего лишнего и никаких упущений в богослужебной жизни. Женщины слева, мужчины справа. И длинная вереница святых, поминаемых на полиелейной молитве.

Службы в монастыре чрезвычайно удобны для паломника. Утреннее богослужение начинается в шесть утра с утренних молитв, за которыми следует полунощница. Далее совершается уставной молебен основателям монастыря, за ним следуют часы и литургия. Вечером же служится вечерня и утреня, в это же время совершается исповедь. После службы читают для всех паломников и братии монастыря вечернее молитвенное правило. Перед праздничными или воскресными службами в храме также вычитывается все положенное последование перед Причащением. Так что паломник может только посещать монастырский храм утром и вечером.

Оказывается, очень много людей из Москвы и Питера приезжают сюда в свои отпуска, чтобы поработать в монастыре на послушании. Приезжают одни или с детьми побыть несколько недель вдалеке от сумасшедшего ритма столичной жизни. Для многих Соловки становятся духовной родиной.

Первое впечатление от Соловков? Прежде всего, наверное, страх. Может, у святых Германа и Зосимы он был священным трепетом, у осужденных - неодолимым ужасом. Но как-то сразу становится ясно: на этой земле нет места шуткам или беспечной веселости. У Соловков трагический нрав. Здесь надо бороться за каждый глоток воздуха, отвоевывать его у порывистого морского ветра. Здесь тишина имеет особое звучание. Ее мотив учит тебя замирать. И кажется, что можно навсегда застыть в этом полнозвучном молчании, которое накроет тебя с головой и унесет с волнами все, «чем» ты, якобы, являешься.