Когда уходят ветераны войны, остаются ее дети

Если тех, кто родился в 1945-м, называют «детьми победы», то тех, кто родился в 1941-м можно назвать «детьми войны». Такие дети войны - Юрий Норштейн и его жена Франческа Ярбусова, родившиеся в 1941 и 1942 соответственно и соавтор сценария Людмила Петрушевская. Норштейн посвятил легендарный мультипликационный фильм «Сказка сказок» детству - и получился фильм о войне. «Тема войны возникла совершенно естественно, - поясняет автор в сопровождающих изображения текстах. - Ведь если война - только сама война против врага - это еще не полная защита своего отечества. У каждого воюющего должно было быть что-то личное... У него был свой дом, который он защищал, у него были родные и близкие. Вся война была одухотворена этим дыханием».  Об этом «общем дыхании» поколения, пережившего войну, и получился фильм.

Сценарий "Сказки сказок" (выставка "Большие глаза войны")

«Сказка сказок» - произведение в высшей степени лирическое. Не только потому, что один из ключевых образов - поэт, а название подсказано стихотворением Назыма Хикмета. Это повествование о сокровенном и личном. Не случайно на выставке подробно рассказывается об источниках ключевых образов: «Волчок... он жил в моем детстве, - делится Норштейн. - Мне кажется, что в доме, из которого я уехал, он так и остался жить». Многие помнят взгляд Волчка - пронзительный, глубокий, внимательный. История этих глаз - удивительна. Эти глаза не придуманы: просто однажды в гостях режиссер обратил внимание на необычную фотографию. Ее подобрал на улице сын хозяйки, увидевший на земле смятый лист бумаги -  «а оттуда, из этого скомканного листа, смотрят глаза». Глаза принадлежали котенку, только что выловленному из воды - в кадре он сидит со все еще привязанным к шее булыжником. Секунду назад котенок был в потустороннем мире - и один глаз горит у него бешеным огнем, а другой смотрит внутрь, будто для него открылась бездна. И такие глаза Франческа Ярбусова дала Волчку, но - в самые острые моменты, требующие внутреннего напряжения: когда Волчок стоит, прощаясь, в дверях дома, когда, наклонив голову, качает колыбель...

Волчок у колыбели. Инсталяция. *Выставка "Большие глаза войны")

Другой запоминающийся кадр: младенец у груди, крупным планом. В подтексте - снова воспоминания детства: 1945 год; любимая тетка Белла возвращается с фронта, беременная (она служила в авиаполку и там же вышла замуж). Через две недели ребенок умирает от заражения крови, но молока очень много, и каждую ночь его приходится сцеживать. Эту картину запомнил четырехлетний Юра. К раннему воспоминанию добавляются впечатления более поздние: жена Франческа держит на руках первенца Борю. И еще - грудь Микеланджеловской «ночи» из гробницы Медичи.

Кадр из фильма "Сказка Сказок"

Кормление пораженный Норштейн нарисовал задолго до появления фильма. Рядом с матерью и младенцем - волк и мул. Конечно, из Евангелия. «Мой рисунок - смесь реальности, вымысла и Библейского Завета. Собственно, как и фильм», - комментирует Норштейн. И чуть иронично уточняет: «Только ... младенец не Христос, Франческа не Мария, а я, тем более, не Иосиф». «Но в том и сила библейских сюжетов, что мы своим бытием прочитываем страницы Книги книг», - заканчивает он уже вполне серьезно.

При всей исповедальности и субъективности норштейновско-ярбусовские образы универсальны. И отнюдь не только в философском смысле. Фильм построен на зрительных и звуковых универсалиях: жухлый лист в каплях дождя, огонь костра, голоса воды и ветра - какая разница, где и когда это было увидено и услышано - в Москве или за сотни километров от нее, в 1945 или полвека спустя?

Но есть в фильме именно, то, что взывает к памяти венного и послевоенного поколения, и на этом сделан акцент экспозиции - треугольники фронтовых писем, мелодии танго сороковых годов, под которые женщины танцевали с женщинами - ведь их мужчины так и не вернулись, люди с винтовками, в конце концов. Незаставшие то время посетители выставки могут ощутить его через звуки и образы: конверты и похоронки, летящие над залом (то есть, конечно, подвешенные на леске, но впечатление от этого не теряется), мелодии военных лет или радиообращение от 22 июня 1941 года.

Летящие письма. (Выставка "Большие глаза войны")

На выставке чувствуешь себя героем 3D фильма - экспонаты не спрятаны за стеклами витрин, а вольно заполняют пространство: можно снять трубку с ретро-телефона - и услышать шлягер шестидесятилетней давности «Песенка влюбленного шофера»  («На Таганке я припомнил, как с тобой мы повстречались, на Полянке я припомнил, как с тобой мы разошлись»), можно пройти в зал с эскизами к сказке сказок и глядеть на Волчка, сидящего под старой швейной машинкой под голос Левитана - «Сегодня, без объявления войны...». Или смотреть на слайды фильма. Или на сценарий, фигурно развешенный по стенам и... не заметить, как страшные слова о начавшейся войне перетекли в мелодию колыбельной.

Выставка «Большие глаза войны» заняла всю галерею. В кинозале идут фильмы Норштейна. В цокольном этаже - экспозиция быта и моды сороковых годов, собрание фотографий старых домов Марьиной рощи (история покидаемого жильцами дома - сквозной мотив «Сказки сказок»), документальные фильмы-интервью Норштейна, Ярбусовой и их сподвижников, уже не только о военном детстве или конкретном анимационном фильме, но о жизни вообще - такой, какой она сложилась в шесть в половиной послевоенных десятилетий. Повсюду - авторские комментарии. «Когда оглянешься в прошедшее время, начинаешь вдруг понимать, что тот мир, где ты жил, уходит навсегда, и ты никогда туда не вернешься. Это ощущение непереносимо. Хочется забросить туда сети и захватить все, чтобы оно жило вместе с тобой... Вот такая идея была у меня в 1972 году», - рассказывает Норштейн о замысле фильма, названного Международной федерацией киноведов и кинокритиков FIPRESCI «лучшим анимационным фильмом всех времен и народов».  Но если бы фильм был чисто ретроспективным, его аудитория, наверное, ограничилась бы людьми определенного круга и возраста. Нет, в «Сказке сказок» есть и футуристический, то есть, направленный в будущее посыл: «...помнить, что счастье - это каждый мирный день».

Смысл творчества определил Юрий Норштейн в автобиографии: «Все мировое искусство имеет смысл, если в наших сердцах открывается любовь» и - редкий случай - от своих слов не отступил ни на йоту.