Днесь спасения нашего начало и свершение

Так, если Благовещение празднуется в будний день поста, литургия святителя Иоанна Златоуста служится в соединении с вечерней (и, следовательно, по уставу - вечером). Если сегодняшний праздник совпадает со Страстной пятницей, на утрени будет не 12 евангельских чтений, а 13. Если же Благовещение пришлось на первый день Пасхи (последний раз такое было в 1991 году, а следующий раз будет лишь в 2075), то на вечерне Великой субботы будет читаться 20 паремий. Впрочем, всё это формальные вещи. Содержательные - интереснее. Как осмыслить соединение благовещенской службы с последованием недели Крестопоклонной? О чем говорит нам воспоминание события в Назарете, совершаемое в Великий четверг? Что нового открывает суббота, великая и преблагословенная, если в этот же день мы поем: «Днесь спасения нашего главизна...»? Поразмыслить обо всем этом предоставим читателю.

В нынешнем же году Благовещение празднуется в среду Светлой седмицы. Вот тут-то и развернуться бы этому празднику во всю ширь - ведь постовых ограничений более нет. Однако пасхальные дни, по сути, накладывают ограничения не менее существенные, чем пост, - и вновь благовещенская служба оказывается на вторых ролях.

Может быть, в этом есть какой-то смысл? Может быть, дело здесь не в технической стороне, а в смысле самого праздника, в особенностях празднуемого события? А что, собственно, мы празднуем в этот день? Казалось бы, это знают все: архангел Гавриил возвестил Деве Марии благую весть - рождение от Нее Мессии. Поэтому праздник так и называется - Благовещение. Все просто и понятно. Но не слишком ли просто? Точно ли главное событие праздника - диалог Девы с архангелом? Навряд ли. Ведь в ту минуту, когда Дева произнесла «да будет», - в этот миг совершилась тайна боговоплощения: Бог стал человеком. Слово твари, по выражению святителя Филарета Московского, низводит в мир Творца. Именно вочеловечение Сына Божия, Бога Слова мы празднуем в этот день: «Сын Божий сын Девы бывает (становится)» - поется в благовещенском тропаре. Но событие это было прикровенным, о нем не знал никто, даже Иосиф. Довольно мало говорит об этом и служба праздника. Получается, что истощание, кеносис Божества проявляется и в богослужении: важнейшее, наряду со смертью и воскресением Спасителя, событие человеческой истории окутывается таинственным покровом, о нем говорится вполголоса, оно не выставляется на показ. Этого требует и целомудрие Девы.

Сегодня мы видим начало (по-славянски - главизну) и осуществление нашего спасения. Воплотившийся Сын Божий - Бог, соединивший с Собой человеческое естество, - умер на кресте и Своей смертью попрал смерть - наступил на нее, как победитель наступает на грудь поверженного противника. Смерть была попрана не одним лишь фактом воскресения Христа: ее опалило дыхание Божества. Когда умирал обыкновенный человек, его естество распадалось - душа лишалась своего тела, а тело, покинутое душой, распадалось в прах. Но смерть Богочеловека была иной: Божественная природа осталась - непреложно и неизменно - соединенной и с человеческой душой, и с телом Христа: «Ты умерщвлен был, но не разделился, Слово, с плотью, к которой приобщился; ибо хотя и разрушился Твой храм во время страдания, но и тогда была едина Ипостась Божества и плоти Твоей, ведь в обоих естествах Ты пребываешь, один Сын, Слово Божие, Бог и человек» (из канона Великой субботы, перевод иером. Амвросия (Тимрота)).

Один из Святой Троицы стал человеком. Бог по естеству, Он принял на Себя человеческое природу. Но на эту привычную формулировку можно перевернуть: отныне и навсегда один из нас - людей - Бог. Более того: богом (не по естеству, конечно, но по благодати Святого Духа, по причастности к Божественной энергии) призван стать каждый человек: «Человеком становится Бог, чтобы богом Адама соделать» - слышим мы в службе Благовещения.

В дни, когда мы празднуем победу Христа над смертью, весьма уместно мысленно вернуться к началу нашего спасения. Возьмем на досуге с полки мартовскую минею и прочтем: «Послан бысть с Небесе Гавриил Архангел благовестити Деве зачатие и, пришед в Назарет, помышляше в себе, чудеси удивляяся: о, како, в Вышних непостижим Сый от Девы раждается! Имеяй престол Небо и подножие землю во утробу вмещается Девичу! На Негоже шестокрилатии и многоочитии зрети не могут, словом единем от Сея воплотитися благоизволи. / Божие есть Слово настоящее. Что убо стою и не глаголю Деве: "Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою; радуйся, Чистая Дево; радуйся, Невесто Неневестная; радуйся, Мати Живота, благословен Плод чрева Твоего!"»