Жизнь Церкви невозможна без креатива

Справка: Митрополит Ахалкалакский и Кумурдойский Николай (Пачуашвили) родился 10 февраля 1961 года. Учился сначала на физическом факультете Тбилисского государственного университета (1978-81 гг.), затем на факультет анимации Тбилисского государственно института кинематографии им. Шота Руставели (1986-88 гг.), окончил физический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова (1985 г.) и Тбилисскую духовную академию (1992 г.). Уже будучи священником, преподавал в Тбилисском государственном педагогическом университете (1992-96 гг.) и ТГИК им. Шота Руставели (1996-99 гг.). С 1991 г. и по сей день является заместителем председателя отдела Миссии и Евангелизации Грузинской Патриархии, с 1995 г. — директором Миссионерского училища св. Нино. Владыке присвоен титул «послушника св. Нино» за трехкратное паломничество по стопам св. Нино, которое он организует.

— Владыка, в Русской православной церкви достаточно активно идет поиск новых форм работы с молодыми людьми: начиная с множества православных форумов в Интернете, организацией православных кафе и вечеров знакомств в ресторане «Метрополь» и т.п. и кончая проповедью православия в среде любителей рок-музыки или политически активной молодежи. А какая работа с молодыми людьми ведется в Грузии, если ведется?

— С молодежью мы работаем уже давно. Как результат, если вы заглянете в воскресенье в любую грузинскую церковь не только в Тбилиси, то увидите храмы переполненными, и там, в основном, все-таки молодежь, именно она — основная часть наших прихожан.

Наша епархия — Ахалкалакская — южная, высокогорная, это окраина Грузии, и там всего 3% населения православные. Но тем не менее, я и с православными, и с неправославными работаю по универсальным культурно-просветительным программам. Мы показываем кино, даем слушать музыку. Я собираю электронные версии шедевров мировой живописи, рассказываю о знаменитых художниках, показываю слайд-шоу, беседую обо всем на свете. Я, конечно, немножко пользуюсь моими бывшими профессиями: сначала я был физиком, закончил физический факультет МГУ, потом учился анимации в театральном институте. Я стараюсь воспользоваться этим, общаясь с молодежью. У меня, например, дома есть очень хороший профессиональный телескоп. Даже если с какими-то детьми мы с трудом находим язык для общения, наблюдать в телескоп за Луной и звездами интересно им всем — это очевидно. Сейчас мы еще начали работать с детскими библиотеками, хотим переделать их в современные медиатеки, то есть чтобы там были не только книги, но и фильмы, и музыка… Так что мы стараемся, экспериментируем, потому что без этого невозможно представить себе работу Церкви.

— Владыка, Вы сказали, что работаете и с неправославными детьми, могли бы Вы поподробнее об этом рассказать?

— Моя епархия — Ахалкалакская — соседствует с Арменией и Турцией, где живут и неправославные армяне, большей частью даже некрещеные. Потому что во время советской власти это была пограничная зона, там был чуть ли не визовый режим, поэтому возможность бывать там появилась совсем недавно. Там у меня еще и мусульманское население, и с ними я тоже работаю, хотя в основном приходится больше работать с армянами, потому что они составляют абсолютное большинство населения. По-русски они говорят очень плохо, там вообще очень низкий образовательный уровень, но все-таки я стараюсь находить с ними общий язык. Например, показываю им старые-старые немые кинокомедии — с трудом их нашел. Чарли Чаплин, конечно, но еще смешнее и интереснее Бастера Китона и Гарольда Ллойда. Я эти фильмы показываю и немножко объясняю. Фильмы смешные, дети и подростки хоть на какое-то время сосредотачиваются и слушают — проявляют интерес.

Я устроил у себя чуть ли не музей. Ведь где только ни приходится бывать! Из Греции я привез чучела рыб, из России, из Переяславля-Залесского, — чучела птиц и животных. Есть еще разные минералы, окаменелости, которым 140 миллионов лет, найденные при археологических раскопках. Люди приходят, смотрят, это все и им очень нравится. Подростки начали со мной общаться. Вообще-то они очень воспитанные, умеют себя вести, но необразованные, поэтому я стараюсь с ними подружиться, общаться. Они пару раз даже поинтересовались, что я делаю в церкви, заглянули в храм и увидели меня совсем в другом облачении. Обычно я в черном, а там — цветное архиерейское облачение, все блестит, я произношу какие-то странные слова, все ко мне как-то по-другому обращаются — они такими глазами на меня смотрели! Потом спрашивали: что это было такое? Я говорю: заходите почаще и узнаете.

— Вы сказали, что работаете с мусульманами. Вы считаете, что православная миссия среди мусульман возможна?

— Те мусульмане, с которыми я общаюсь, очень интересное явление. Они вроде бы и мусульмане, все правила соблюдают, но при этом они, например, на Пасху красят яйца в красный цвет, когда пекут лепешки, изображают крестное знамение. Они хоть и мусульмане, но вместе с тем грузины — очень гостеприимные: они принимали нас, несмотря на наше облачение, рясу. Когда мы беседовали с ними, я спрашивал, почему они, например, молятся на арабском языке, неужели это им нравится? Они говорят: нет, это им не нравится. Потом мы спросили, как они относятся к положению женщин в Церкви, они же грузины, должны женщин уважать, а в исламе женские права не совсем соблюдаются… Они сказали: «Мы в исламе принимаем только то, что нам нравится». Мы говорим: какие же вы мусульмане тогда, что же это за мусульманство?

Они живут по традициям, уважают своих дедов и прадедов. Мы их хоть и называем мусульманами, но их ислам в корне отличается от настоящего, поэтому я считаю, что у нас мало прямого соприкосновения с мусульманским населением. Хотя здесь живет 300 тысяч азербайджанцев, и с ними мы тоже общаемся, стараемся как-то проповедовать.

— Владыка, Вы каждый год организуете Крестный ход святой Нины. Мне рассказывали, что в нем участвуют дети и даже маленькие, лет шести или меньше, молятся, как и все его участники, на протяжении всего пути. Это звучит просто как фантастика. Расскажите об этом Крестном ходе.

— Только в последние годы в паломничестве начали участвовать дети. А началось все в 1989 году. Тогда там детей просто не было, ходили взрослые люди, священники. Тогда были времена, когда необходимо было просвещать, миссионерствовать. Мы ходили по городам, деревням и были крещены сотни людей. Я помню, что в Северной Грузии, в Сванетии, за 10 дней мне пришлось крестить больше 1000 человек, потому что во времена советской власти там, конечно, было совершенно невозможно священнодействовать.

Вот такой был Крестный ход. А потом, со временем, уже чуть ли не в каждой деревне появились священники, которые сами, как говорится, на местах, ведут миссионерскую работу. Точнее, это даже уже не миссионерская работа, а катехизация. Так что Крестный ход «Паломничество по стопам святой Нины» из миссионерского стал более молитвенным.

Теперь мы подумали: почему бы не попробовать привлечь сначала подростков, а потом и детей помладше. Дети шести-семи лет ходили с нами в течение всех сорока дней. И надо сказать, что они хорошо это вынесли, им было интересно. Немножко трудно было тем, кто за ними ухаживал — несколько активных мам. Дети чаще отдыхали, менялись, мы сделали несколько потоков. Вот такая практика у нас была.

— А как вообще проходит этот Крестный ход?

— Он длится 40 дней, начинается 1 июня, а точнее 31 мая, когда мы празднуем день святой равноапостольной Нины, и заканчивается 12 июля. То самое место, где святая Нино вошла в Грузию, находится в моей епархии. Это озеро Паравани, на 2100 м. выше уровня моря. Там она переночевала, потом пошла вдоль реки Кура́, которая исходит из этого озера, и дошла до старой столицы Грузии — города Мцхета. Вот и мы идём вдоль реки, каждый день проходим какое-то определённое расстояние, из одной деревни в другую, из одного района в другой. У нас есть своё расписание. Поднимаемся рано утром, молимся, потом путь. Где-то останавливаемся, завтракаем, стараемся что-то душеполезное почитать, потом идём дальше, доходим до какой-либо деревни, сообщаем местным жителям о том, что будет совершаться молебен или акафист, собираются люди.

Раньше в наших группах было больше священников, сейчас больше мирян. Если есть священник, то он обязательно предложит желающим креститься. Потом, если есть возможность, сельчане приглашают нас домой, в гости, угощают их. Как правило, так и происходит. Группа распределяется по всей деревне по 2-3 человека в дом: остаются на ночлег, рассказывают о своей вере и причинах, почему они пришли в эту деревню. На другое утро группа собирается у церкви и продолжает идти дальше.

— Владыка, а что нужно для того, чтобы принять участие в этом Крестном ходе? Думается, что среди наших читателей найдутся желающие провести вот так месяц или, может быть, меньшее время в Грузии и испытать на себе легендарное гостеприимство вашего народа.

— Пожалуйста, приезжайте в Грузию, надо просто заранее согласовать с организаторами этого паломничества. Можно приехать и поучаствовать. Каждый год что-то немножко меняется, что-то интересное происходит. На всякий случай хорошо бы иметь с собой спальный мешок и рюкзак.

— В годы советской власти и в Грузии было сложно быть верующим, сейчас же все изменилось. Насколько много воцерковленных православных в Грузии по сравнению с Россией? У нас, если говорить правду, это число составляет всего 5-7%, очень мало. А как обстоит дело в Грузии?

— Вы знаете, это очень сложно подсчитать. Если спросить самих грузин, то 99% из них скажут, что они православные христиане. Но, говоря с церковной точки зрения, большинство пока является православными чисто формально. Тем не менее, как только, например, построят новый храм и освятят, то сразу там будет буквально негде стоять в воскресенье. Единственный храм, где немножко посвободнее, это новый кафедральный собор Святой Троицы, потому что он огромный, на 15 тысяч человек. Там еще можно найти место.

А что касается духовного наставника, то люди заранее записываются в очередь к человеку, которого еще только собираются рукополагать. Потому что не хватает священников, не хватает храмов. Хотя этот процесс идет у нас очень интенсивно. В Божьих руках то, как скоро все это будет развиваться, потому что проблема у нас не в том, чтобы людей ходило больше, а в том, чтобы найти священников, которые послужили бы этим людям.

— Владыка, Ваша профессия — аниматор, сейчас кинематограф — один из инструментов Вашей миссии. И на прошедших Рождественских чтениях Вы делали интереснейший доклад о фильме Тарковского «Солярис» и притче о блудном сыне. В связи с этим рождается вопрос: какую роль в Вашей жизни играет кино?

— Сейчас я смотрю много фильмов, потому что я должен показывать их людям. А в свое время кино сыграло очень большую роль в становлении моей личности, я очень многое узнал из кино, обогатился нравственными ценностями. Конечно, я выбирал, ориентировался на шедевры киноискусства, на авторское, как теперь его называют, кино — это мне очень помогло в свое время. Поэтому я и решил, что кроме моих проповедей в церкви, кроме того, что я проповедую словом, можно охватить слои населения, которые словом не достанешь, с помощью других средств. Я выбираю фильмы на христианские темы, хотя иногда это вроде бы и не выглядит таковым. К примеру, японское или индийское кино: среди таких фильмов очень много интересного, есть настоящие шедевры, которые созданы, как мне кажется, на основе христианских ценностей.

— А какой фильм или режиссер оставили наибольший след в Вашей жизни?

— Я могу, конечно, назвать Андрея Тарковского, могу назвать Акиру Куросаву, потому что я считаю его великим режиссером и очень нравственным автором, но был, например такой великий индийский режиссер Сатьяджит Рей — и я не знаю, кто его превзошел. Есть грузинский режиссер, один из самых великих, по моему мнению, это Отар Иоселиани, французские режиссеры очень интересные, например, Рене Клер, тот же самый Гарольд Ллойд и т.д. А что касается христианского кино, я могу вспомнить, например, Ларису Шепитько — у нее были очень интересные фильмы. И еще можно перечислить.

— Вы можете отметить какие-то работы, которые бы Вам особенно понравились, в современном киноискусстве, российском и грузинском?

— Это очень трудно сказать. Фильмы, которые выходят в России, совсем не похожи на старые русские фильмы. То же самое я могу с сожалением сказать и о грузинском кино, которого практически уже не стало: фильмы делаются очень редко, тем более религиозные. Недавно состоялась премьера фильма, который ещё не закончен, это фильм одного из известнейших грузинских режиссеров Резо Чхеидзе, который в своё время снял фильм «Отец солдата». Его новая работа — о молодом человеке, который попадает в Иерусалим на кинофестиваль, его там похищают, и, будучи вынужденным идти оттуда пешком, он привозит с собой благодатный огонь. Он несет горящую свечку… Это целая эпопея. Фильм очень интересный.

Особенно хочу отметить целую плеяду наиталантливейщих молодых русских аниматоров, которые делают очень интересное и значительное анимационное кино. Это Михаил Алдашин, Александр Петров, Сергей Серёгин, Константин Бронзит — можно много ещё перечислить. Почему-то их мало замечают. Особенно досадно, хорошо если ошибаюсь, что в России недастаточно оценен замечательный фильм М. Алдашина «Рождество» — в Грузии стараемся это дело поправлять.

Сейчас мы вроде бы в свободной стране живем — и Россия, и Грузия — но надо сказать, что когда существовал советский антирелигиозный натиск, гениальных фильмов делалось больше.

— А Вы смотрели «Остров»?

— Да, конечно, я смотрел «Остров».

— Каково Ваше отношение к этому фильму и к фигуре Мамонова?

— Вы знаете, я, наверное, все-таки воздержусь комментировать этот фильм, потому что о нем очень много было уже сказано. Достоинства очевидны. Но к этому фильму, безусловно, все относятся очень снисходительно, потому что его невозможно ни с чем сопоставить, нет никаких других примеров, разве что я вспоминаю замечательную книгу «Отец Арсений». Но все-таки я бы сказал, что нельзя снижать критерии оценки подобных работ. Хотя я и поддерживаю общее отношение к этому фильму, просто хотелось бы пожелать относиться ко всему трезво: не ущемлять достоинства, но замечать и недостатки — не для того, чтобы просто раскритиковать авторов, а чтобы появлялось больше по-настоящему хороших работ. Что касается Мамонова, каждый раз невозможно без слез просмотреть фильм и особенно последнюю сцену встречи.

— Владыка, как бы Вы отнеслись к идее создания православного реалити-шоу?

— На самом деле что-то подобное происходит в частных встречах священников с молодежью, но как из этого создать шоу, мне трудно представить. Потому что, с одной стороны, это, конечно, интересная идея, с другой стороны — надо быть очень осторожными: если мы будем бороться с идеями мира сего по правилам этого же мира, то мы может стать на него немножко похожи. Ведь секуляризация, которая объяла наше общество, и Церкви тоже часто касается, к сожалению. Но Церковь не должна забывать, что мы по другим правилам живем. Это мы должны диктовать правила общения. Не всякая цель оправдывает средства.

— В последнее время настолько обострились отношения между Грузией и Россией, народы которых всегда были очень близки. Расскажите, как себя чувствуют грузины в этой ситуации? Как они относятся к русским?

— На самом деле в Грузии никакого напряжения нет, не все даже знают о том, что происходит, наши средства массовой информации не очень заинтересованы в том, чтобы информировать об этом каждый день, как это делается в России. Здесь у вас все об этом спрашивают, это очень актуально. Я могу уверить вас, что в Грузии нет ничего такого, русские веками там живут и нормально себя чувствуют, и грузины к русским не относятся как к чужим.

— А какие у Грузинской Церкви отношения с властью? Мы часто видим по телевидению, что наши представители власти участвуют в церковных мероприятиях, в том же открытии Рождественских чтений. Мы видим, как президент посещает храм. А молится ли, например, Саакашвили?

— Он бывает в церкви. Я не видел, как он исповедуется и причащается, но приходить приходит. Мне хотелось бы подчеркнуть, что Церковь и государство у нас не зависят друг от друга, и слава Богу, что это так. Очень часто спрашивают, почему в Грузии христианство не является государственной религией. Я считаю, что это замечательно, потому что еще не хватало, чтобы власти вмешивались в церковную политику кадров, например, диктуя кого рукополагать, а кого нет, это было бы обоюдно нехорошо. Сохраняя свою независимость, мы сохраняем за собой право не всегда соглашаться с точкой зрения власти, иметь свою позицию.

— Владыка, расскажите об отношениях духовенства и мирян в Грузинской Церкви. В моем представлении они совершенно отличаются от того, что мы видим здесь. Без оценок хорошо-плохо. Мы совершенно четко ощущаем разделение между мирянами и духовенством, в особенности епископами. Епископов мы вообще почти не видим, разве что по телевидению или на каких-то особо торжественных церковных мероприятиях. А, к примеру, на приходе священникам готовится особая еда, у них особая посуда т.п. А что Вы можете сказать о Грузинской Церкви?

— Совсем недавно, в сентябре, я был в Белгородской епархии. Я, может быть, медвежью услугу Владыке сейчас оказываю — не знаю, но такая там была обстановка теплая, непосредственная — все всех знают, любят, поддерживают, власти уважают и слушают Владыку, а Владыка как кость, сердцевина — сплачивает всех и все вокруг церкви; там все белое: горы белые, города и улицы белые и зависть у меня была белая. С другими архиереями я так хорошо не знаком. В Белгороде я гостил по приглашению Его Высокопреосвященства Архиепископа Белгородского и Старооскольского Иоанна, председателя Миссионерского Отдела Русской Православной Церкви. Он пригласил меня как заместителя председателя того же отдела в Грузинской Патриархии.

Мне кажется, что таких проблем, чтобы его не видели или нельзя было бы к нему обратиться, нет. Я этого не видел. Думаю, что если такое отчуждение есть, то это отчуждение не к иерарху, не к священнику, а к Церкви в целом. Если человек верующий, православный, я не могу себе представить, как иерарх может отказать ему в личном общении. Мой телефон, например, тоже доступен, я всегда отвечаю на все звонки и в Тбилиси, и когда бываю в Москве. Да, какое-то расстояние должно быть, но как-то просто и по-человечески. Ведь хотя я и архиерей, но у меня есть мать, есть отец, сестра, родственники и я с ними общаюсь. Они меня по имени называют, это и в обществе может произойти, я не скрываю этого и ничего плохого в этом не вижу. Просто у нас маленькая страна и все всех знают. А Россия большая страна, и архиерей, приехавший по назначению из Сибири на юг России, будет, конечно, немножко воздерживаться от каких-то слишком тесных отношений. Мы же сейчас только строим Церковь.

— Владыка, мы вступили в Великий пост — лучшее время для христиан, и, конечно, не хотелось бы расстаться с Вами, не получив архипастырского благословения, не услышав слова наставления. От сердца, без всяких вопросов.

— Я часто думал о том, что в каждый Великий пост все как будто бы начинается заново, я сам чувствую некоторую боязнь, вступая в него. Словно наполняешься страхом, как перед экзаменом, который нужно сдать. Словно просвечивается то, чем занимался человек целый год, что изменилось в нем после последней Пасхи, последнего поста, особенно Великого. Это время, когда человеку необходимо углубиться в себя, и надо все к этому подготовить. Чтобы хотя бы на некоторое время отлучиться от всего, хотя бы первую неделю Великого поста, потом и Страстную, погрузиться в богослужение — это очень помогает. И как-то молиться немножко побольше. Остановиться, попробовать заглянуть в вечность, немножко отстраниться от суетности. Чем лучше мы сможем сделать это, тем радостнее потом будет для нас праздник Светлого Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, и, как говорится в молитвах, чем больше мы сможем распяться вместе со Христом, тем яснее мы сможем ощущать и восстание из мертвых вместе с Ним. И дай Бог всем нам ощутить эту радость.