О мастере Бо

Что он и прежде так же шептал песни. Что плей-лист каждого концерта формируется из настроения Бориса Гребенщикова и коллектива, и в этот раз в эмоциях явно превалировали воспоминания о былом. Может, оттого и мне легко думалось. Мы с ним встречались и не раз, но я никогда не стремилась попасть в круг его знакомых, хотя, порой, приближение было максимальным. Зато мне никогда не приходилось сомневаться в том, что я понимаю, о чем хочет сказать Мастер Бо.

Даже в те далекие 80-е, когда под лозунгом «перемен» на нас обрушилось явление, именуемое русский рок, мне - честно - ничего менять не хотелось. Московская барышня с французским и виолончелью, отправленная за отцом в глухую деревню (чтобы о священнике из диссидентов не было ни слуху, ни духу), переменами я была сыта по горло. Потому и получалось, что хиппи, панки, рокабилли возникавшие вокруг, маршировали мимо меня. Зато чрезвычайно интересовали Доктор Кинчев с «Алисой», Виктор Цой и «Кино», Миша Борзыкин с программой о «Телевизоре». И, конечно, Башлачев.

В среде изобилия жанров, стилей, талантов, и рева эмоций, Борис Гребенщиков заметно выделялся способностью быть одиночкой даже в толпе. Мне всегда казалось, что в толпе персонажей, противостоящих системе, и чужеродных элементов, он стоял особняком. Вроде как был весь русский рок как явление и - отдельно ото всех - Б.Г.

Потом пришло время для «Музыкального ринга» - той передачи Питерского ТВ, которая стала для нас символом ветра свободы, благодаря выступлению самых разных музыкальных коллективов и возможности задать любой вопрос музыкантам. Помню, как однажды подруга позвала: «Иди сюда, тут твоих показывают». А потом почти презрительно сказала: «Это и есть твой рок? Ну и что он поет?». А я не могла произнести ни слова. Я, конечно, не могла объяснить смысла, но от чего-то точно знала, о чем это:

«Отнеси меня к реке,

Положи меня в воду»...

Гораздо позже нам постарались объяснить, что это почти дословный перевод песни группы «Talking Heads»: «Bring me to the river, Push me in the water». Но ведь ни одной пост-панковской группе, к каковым относилась «Talking Heads», не пришло бы в голову продолжить словами «учи меня искусству быть смирным». Значит, я была права - там было что-то еще. Что же?

Теперь уже довольно восстановить хронологию моей причастности к «Аквариуму», который то запрещали, то он расходился сам, экспериментируя со звуком, словом, смыслом. Нам же оставалось лишь узнавать, вычислять. Тем более, что БорисБорисыч в совершенстве использовал эзопов язык, которым в той или иной степени владели все инакомыслящие в Советском Союзе. Самыми примитивными приемами овладевали с малолетства: чтобы взять у знакомых «запрещенного» «Доктора Живаго» или Библию, надо было, позвонив, спросить - удалось ли им купить чаю или он еще в магазине. Чем погруженнее человек был в тайную жизнь, тем причудливее становился его язык. И тем приятнее было обнаруживать скрытое:

«Когда мы глядим на небо,

Откуда должны придти звезды,

Когда мы глядим на горы,

Откуда должна придти помощь

Ни новое солнце днем,

Ни эта луна ночью

Не остановят нас»

звучало в песне «Сестра», помещенной 33-летним Б.Г. в 1986 году в альбом «Библиотека Вавилона». Многие ли знали, что это Псалом 120. Песнь восхождения:

1. Возвожу очи мои к горам

 Откуда придет помощь моя

2. Помощь моя от Господа,

Сотворившего небо и землю.

5. Господь - хранитель Твой;

Господь - сень твоя

с правой руки твоей

6. Днем Солнце не поразит тебя,

 Ни Луна ночью.

C «Русским альбомом» стало казаться, что Б.Г. - самый православный рок-музыкант. Материал собирался во время поездок с группой и в одиночку по всей России от Сибири до Соловецких островов. Об этом периоде Гребенщикова и «Аквариума» мне как-то рассказал саксофонист группы Олег Сакмаров (прозванный Дед Василий): «Вопрос религии встал передо мной, когда Гребенщиков в свой православный период собственным примером убеждал, что надо ходить в церковь. Так мы стали с «БГ-бэндом» на гастролях ходить с ним в храм, и тут я искренне открылся православию. Тогда и возник у «Аквариума» грандиозный «Русский альбом» - очень интересный, необычный с музыкальной точки зрения, а главное, с философской стороны. Там была настоящая православная религиозная философская лирика. Тот период был изумительным, мы ездили по церквям, участвовали в соловецких рок-фестивалях. Те двухлетние гастроли по России были почти религиозным паломничеством. Гребенщиков покупал иконы на рынках или у друзей и дарил их в приходы.

А потом у Бори неожиданно для меня начался буддийский период. Он стал искать чего-то другого».

Может, мятущаяся душа продолжала духовный путь, двигалась навстречу непознанному. Хотя, сам Борис Борисович думает иначе: «Слово «пришел» подразумевает, что я все время куда-то шел, а я никуда не шел. Я как сидел, так и сижу. И, когда я только учился писать песни, мне, естественно, было интересно, откуда они берутся. И то, что Харрисон со всей своей группой отправился в Индию, как бы было знаком, где нужно искать. Мы с друзьями начали раскапывать все, что было доступно: начиная с книг по индуизму. Это был неосознанный процесс, но ведь в мире вообще большинство вещей неосознанны. Первым сознательным шагом для меня был дзэн-буддизм. Не могу сказать, что очень понимал его, но сама идея была вроде совершенно ясна. Что касается дзэнской практики, естественно, мне было до нее далеко, и вместо этого был рок-н-ролл, что отчасти тоже дзэн-буддизм. Кстати, так было всегда: любую духовную практику мне заменял рок-н-ролл до тех пор, пока мне не стало требоваться что-то еще».

Что поражало, Гребенщикову никогда не приходило в голову объяснять что-то или оправдываться. Он просто жил, писал, думал. Если спрашивали - объяснял, рассказывал, но больше отшучивался. Например, в эфире прелюбопытнейшей программы «Аэростат», которую он уже несколько лет ведет на радио: «Меня очень часто - даже слишком часто - спрашивали: откуда у Вас в песнях буддийская тематика? Что ж, признаюсь откровенно: все это пошло с Майка Науменко. Моя первая встреча с Майком произошла в туманных 70-х. Однажды вечером я (как Чацкий), устав от бесцельной светской суеты, сидел на вершине строительного крана и обдумывал идею пострижения в монахи. И тут - далеко внизу - появился неизвестный мне юноша, окруженный специфическим ореолом; и внутренний голос подсказал, что идею уйти в монастырь следует на время отложить. С этого началась наша долгая дружба».

Борис Борисович внутренне рос, постигая большой мир. Порой ошибаясь, иногда принимая чужую мудрость за свою. И всегда не прочь пошутить.

 Вот и на концерте, после философской песни «Три сестры», он объявив романс, устроил бешенный рок-н-ролл со скрипкой соло, ощутимо громко проорав «Мама - анархия» Виктора Цоя. И тут я вспомнила, как в 2007 году Галерея Елены Врублевской объявила о том, что устраивает выставку фотографий Бориса Гребенщикова под названием «Инфра Петербург».

В огромных черных рамах выставили маленькие квадратики питерских видов, сияющие причудливыми неоновыми красками. На поверку выяснилось, что Борис Борисович фотографии делает любительским фотоаппаратом, и они, фотографии то есть, по большей части, весьма далеки от достойного качества. Словом, Б.Г. удалось обхитрить эстетов, подняв самодеятельность на небывалый уровень признания. Но была еще одна проблема - перед открытием выставки Б.Г. назначили пресс-конференцию, на которую съехались все пафосные издания и телевизионные каналы. Вопросы задавались соответствующие, а мастер Бо был в ударе. Я уже тогда знала, что он никогда не скажет то, что ты от него ждешь. Не поддастся на провокацию. Пресса смущенно затихла, когда любой вопрсо будто бы оставался без ответа. Пришлось поддержать весельчака:

- Борис Борисович, в ваших фотографиях очень контрастные, резкие, насыщенные цвета. Почему такое цветовое решение?
- Я так вижу. Честное слово, я по городу хожу, все время это вижу. Содрогаюсь и часто падаю, потрясенный красотой.
- Вы упомянули, что пользуетесь астральным фотоаппаратом. Не могли бы вы его описать?
- Это фотоаппарат, прошедший необходимую обработку магическими вибрациями многих высокодуховных людей и других сущностей. Так что на его чипе запечатлеваются изображения, которые при надлежащий обработке духовными фильтрами приобретают высокодуховный смысл.
- Как вы его приобрели?
- Любой фотоаппарат может стать астральным, если подвергнуть его долгому процессу астрализации и... воцерковления.

Стоит ли говорить, что после нашего разговора не вышло ни одного материала. Зато я получила признательность и личную благодарность радостно поблескивающего оранжевыми стеклами маэстро (ему незадолго до этого сделали операцию по коррекции зрения). Я бережно уложила это воспоминание в кузовок памяти, и хранила до того момента, пока, для всех неожиданно, а для него - выстраданно - не пришел к последним альбомам. И тогда ощущение причастности вернулось. Оставаясь прежним, оно одновременно пришло на новом уровне.

К тому моменту как зазвучали первые аккорды песни «Лошадь белая», я в своих размышлениях добралась до последнего этапа, указывающего на то, что «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои».

Казалось, что нельзя сделать ничего выше и тоньше, чем «Лошадь белая», что сам Б.Г. вполне доволен тем, как развивается его духовный путь, но Господь вел Гребенщикова одному Ему известным путем. И чуть больше года назад пришлось срочно отменить концерты в Австрии. А 8 января 2009 года в Берлине ему была сделана операция по шунтированию сердца. В период восстановления Б.Г. много читал и еще больше писал. Кое-какая информация доходила, потом стало известно о возобновлении концертов. И снова он посматривал на мир сквозь цветные очки, и опять отшучивался между самыми серьезными песнями, пока не выпустил альбом «Пушкинская, 10».

Об этом альбоме говорить очень непросто. Но, осознавая, что это так и будет, Гребенщиков как смог постарался смягчить удар. Во-первых, поместив туда несколько старых песен, во-вторых, добавив сатирический памфлет «Теорема Шара», посвященный безграмотным рок-музыкантам, делающим карьеру в политике. Не обошлось посвящения Александру Сергеевичу Пушкину, закамуфлированного в песне «Два поезда». И все же, в нагроможденьи хоров, оркестров и гениальных флейтистов, мне удалось услышать главное.

Первые несколько раз, сердце сжималось от мучительной боли. Потом привыкла. Потом не выдержала и написала ему письмо. В три часа ночи я в тот же день получила ответ. На этом, собственно, стоит закончить мое признание в любви и преданности Б.Г. Хотя, все будет зависеть от того, каким будет его следующий альбом, который, насколько мне известно, выйдет совсем скоро. Правда, сочинить что-либо более настоящее, ему будет непросто. К такому произведению лишь единожды приходит каждый настоящий художник. Их не может быть несколько, даже если он талантлив. Подобно тому, как Фра Беато Анжелико раскрылся в «Благовещении», Федор Михайлович Достоевский в «Бесах» или Александр Галич в стихотворении «Когда я вернусь», Борис Борисович все, что хотел, сказал в песне «Обещанный День»:

Сегодня самый замечательный день
О нем написано в тысяче книг
Слева небеса, справа пустота
А я иду по проволоке между них

Спетое вчера осталось вчера
В белой тишине белые поля
Нечего желать, и некем больше быть
Здравствуй, это я.

Господи, я Твой, я ничей другой;
Кроме Тебя, здесь никого нет.
Пусть они берут все, что хотят
А я хочу к Тебе - туда, где Свет

Концерт почти закончился. И я, как мне, кажется, поняла, что сегодня важно для Бориса Гребенщикова. То, что он верит в Бога - не вызывает сомнений. Другое дело, что для него, как для человека идущего особенным путем, учение Будды непостижимым образом сочетается с христианством.

Фото с сайта www.zvuki.ru