Миссионерский weekend-2: жизнь по благословению

Прорвались через московские пробки, приехали. Колычево. Почти дом.

Явились мы поздно вечером, матушки уже легли. Наши девчонки напоили чаем и уложили спать в комнатке, где летом миссионеры устраивали сходки, спевки и чайные церемонии. И как мы только там все помещались?

«Звенящая тишина» — это здесь. Даже спать жалко – хочется послушать.

К 6.45 собираемся в храме. Почему-то удивляюсь, что матушка помнит мое по имя. «Помолимся!» И начинается: утреннее правило, Псалтирь, синодик, что-то еще. Я перестаю понимать, что это за набор молитв и когда он кончится. И уже не жду, когда кончится. Делается легко. (Кстати, утренняя молитва длилась 1,5 часа).

После завтрака задаю обычный «мирской» вопрос: «Что делать будем?» Глаша, приехавшая на сутки раньше и уже освоившаяся с логикой монастырской жизни, удивленно смотрит на меня: «Что матушка благословит!»…

В пришивании петелек на занавески (нашем послушании) – что-то очень монастырское, «рукодельное» и средневековое. «Чувствую себя в семнадцатом веке», – признается Даша. Ну, по ходу разучиваем репертуар к концерту (совершенно неожиданному) и службе. Всё в лучших традициях.

Концерт в нашем любимом соседствующем ПНИ. Подтягиваются после обеда зрители. К моему ужасу их – много. «Ну, давай, опыт уже есть», — отправляет меня на сцену матушка. Стараюсь принять ее слова как благословение. А в голове – сплошной интертекст. Вспоминаю, как директор сего учреждения рассказывал, что здесь живет много тех, кто вообще-то не должен, но то деть их некуда, то даже от тюрьмы скрываются. Сейчас передо мной люди, которым пребывание и лечение в интернате явно необходимо и от этого боюсь – не их, конечно, а … того, что много есть в мире такого, что я не понимаю и такого, где меня не поймут. Что и как им говорить? Всплывает стих из Псалтири «Убояшася тамо, идеже не бе страх». И – наставления нашего вокалиста: «Хотя бы улыбайтесь».

…Такой отклик наши миссионеры, даже в полном составе, видели нечасто! Обитатели ПНИ облепили нас (и не пытались при этом «разобрать на сувениры»), пели нам сами (со слухом, кстати, у них все в порядке), провожали до выхода и звали приходить еще) Наверное, мы хорошо удлыбались.

Служба прошла где-то по краю сознания. С клироса (где я была впервые) хотелось, очень хотелось, сбежать. Но – некуда. А после все болело так, будто мы таскали кирпичи… Вышла я с убеждением, что все певчие – святые.

Затем «в утешение» матушка послала нас пройти крестным ходом вокруг монастыря. Выглядело это фантастически, я бы не поверила, что в жизни такое бывает. Темно. Холодно. Туман. Над головой – опрокинутое сизое небо и звезды. Впереди – две монахини в мантиях. Освещение – луна. И пение: десять раз «Богородице Дево», «Отче наш», тропарь Казанской…

Такой вот день: обычный для монастыря, необычный для мiра. За который хочется благодарить.