Очень субъективные заметки про Соловки

Есть места, про которые говорят – «на сердце ложатся». А Соловки – «цепляют». Да так, что многие ездят туда годами на месяц, два, три, соглашаясь всё лето ходить в трёх свитерах, мокнуть под частыми в тех местах дождями, а в июне-июле еще и кормить тучи кровососущих. И не только в комарах дело. Так, как на Соловках, не бывает нигде – ни так тяжело, ни так легко. И именно ради этой обнаженности души, этих дней, где всё – по-настоящему, можно пожертвовать не одной курортной поездкой.

Дни моего первого пребывания на Соловках можно назвать одним словом – «благобытие», так что второй раз я собиралась туда с нетерпением и пятерыми друзьями в придачу. «Жертвовать» ничем не пришлось. Разве только своим спокойствием (теплохладностью) и заблуждениями. Итак, вторая поездка на Соловки.

Соловки-2. Опыт возвращения.

В прошлом году Соловецкий монастырь поразил своими размерами, своей огромностью и мощью. В этом – хрупкостью, лёгкостью. С катера, при еще не поднявшемся солнце были видны тонкие силуэты Преображенского собора, колокольни, башен, будто вырезанные из полупрозрачной серой бумаги. А уже через минуту после высадки я чувствовала себя так, словно и не уезжала, как ни банально это звучит. Ощущение, что года моей жизни не было. Однако, как стало ясно уже через несколько часов, он был, и я за этот год довольно сильно изменилась.

Как всё начиналось (разговор накануне отъезда год назад).

- Приедешь еще?

- Да!, – поспешно заявила я с энтузиазмом и радостной улыбкой. Потом, решив, что это слишком самонадеянно и надо еще оставить место для Божиего замысла (или Промысла) обо мне, добавила: «Хотелось бы», и совсем уже «смиренно», по правилам монастырского этикета, закончила: «Как Бог даст…»

- А ты молись.

Вот так хлеборез Витя, образец кротости для всей трапезной, объяснил мне единственный правильный способ вернуться на Соловки.

Святые и святыни.

В первый раз благодать давалась даром. В отличие от своих более сознательных спутников, я не особенно готовилась к поездке, не считала ее более важной или серьезной, чем любая другая. Поехала, потому что два года вернувшиеся оттуда знакомые твердили, как это здорово. Потому что хотелось побыть с друзьями и надоело сидеть дома. Потому что Белое море, катер, чайки, прочая экзотика. Потому что предстояло жить в монастыре и называться «трудник». Еще, конечно, хотелось увидеть место, описанное в «Архипелаге» и «Неугасимой лампаде» и было сознание важности Соловков в истории нашей страны. Но основные мотивы поездки были, если можно так сказать, приключенческо-литературные.

Действительно, что связывало меня с Зосимой, Савватием и Германом, приплывшими в эти края в 14 веке? Казалось, что ничего. Я даже не удосужилась заранее прочесть их жития, которые, как предполагала по собственному опыту, всё равно тут же вылетят из головы. И всё-таки, по приезде пронзило: вот мы, молодые-сытые-здоровые, плыли сюда на катере 2 часа, и то намаялись, замерзли и устали. А они – три дня, на утлой лодченке, на безлюдный остров…

Потом было удивительное ощущение на утренних молебнах, когда, как написано в путеводителе, «братия испрашивает у св. Зосимы, Савватия и Германа благословение на труды предстоящего дня». Это не просто слова. Очень четко ощущаешь, что здесь, на острове, хозяева – они, а потому без их благословения – никуда, и себе не принадлежишь.

И каждый день таков, что планировать что-либо бесполезно – на все Воля Божия. А вот прожить в монастыре хоть день без пользы – не удастся.

Искушения и послушания. Чем трудник отличается от паломника.

Легко догадаться, что трудники в монастыре работают. Как же оказаться в их рядах? Очень просто. Собравшись приехать, позвонить в монастырь и сказать, что Вы намерены на благо монастыря потрудиться и понести всяческие послушания. Вам ответят, что будут очень рады, послушаниями обеспечат, бесплатно поселят в паломническом доме и будут кормить, и что оставаться на таком положении можно сколько хотите.

Только надо учесть, что «трудник» – созвучно не только со словом «труд», но и со словом «трудно». Нет, никто не заставит хрупких девушек таскать кирпичи. Но вот даже чашки мыть по послушанию мы не привыкли. А как стерпеть, когда тебя три разные тетушки наперебой учат пол подметать, или, того хуже, картошку чистить? А уж если картошку резать… Только кубиками 7 на 8 мм, не иначе. А Ваши рациональные предложения здесь ни к чему.

Да, и в обычной жизни мы прислушиваемся к чужому мнению, если считаем его авторитетным. Но такую позицию лучше оставить где-нибудь в районе Кеми. Тут – просто слушай и просто делай, без ропота и рассуждения, независимо от того, что ты на сей счет думаешь. И это, пожалуй, закаляет не меньше, чем продвижение собственной «активной жизненной позиции». А высший пилотаж – это любить тех, кто тебя, сам того не ведая, смиряет. Но это уже вымаливается.

А еще нам поведали, что труд в монастыре приравнивается к молитве… Приятно

И все-таки это монастырь…

Некоторые удивляются, когда встречаются в монастыре с «мирскими» человеческими слабостями. Но еще удивительнее (и радостнее!), когда видишь искренние попытки их преодолеть. Например, в трапезной, где у меня было послушание, день начинался с молитв «на начало всякого благого дела», а кончался чтением благодарственных молитв и тропаря об умножении любви – «Даждь нам друг друга любити нелицемерно…».

Вообще в этом году Соловки для меня стали местом материализации слов и метафор…

Голова кругом: с утра до вечера вместо «спасибо» и «пожалуйста» – «Спаси, Господи» да «Во Славу Божию», вместо приветствия – «Молитвами святых отец наших…», обращения – только «братья» и «сестры». Это не «православный понт» и даже не «церковный этикет» – на Соловках по-другому и не скажешь. А потом по-другому уже и не хочется.

Кстати, о церковном этикете.

Правила в северных монастырях суровы, в том числе и для паломников.

«Женская» и «мужская» половины храма соблюдаются строжайше, какой бы дисбаланс в количестве лиц того и другого пола ни наблюдался. Очередность прикладывания к мощам, иконам и т. д. тоже не нарушается – сначала монахи, потом мужчины, потом «сестры». Ну, и прочие строгости… Один раз на утреннем молебне, проскочив спросонья между солеей и праздничной иконой (чего вообще-то нее полагается, но бежать назад тоже было поздно), я удостоилась с любовью сказанного замечания свечницы: «Ну и бестолочь Вы, Мария».

А вообще-то в монастыре хорошо. Службы размеренные, длинные. Но это не в тягость, тем более, что торопиться некуда – распорядок дня ориентируется на службы прежде всего, т. е. ужин – после вечернего богослужения, послушания – после утреннего. Да и забот, кроме послушаний, никаких, не то что в Москве: десять дел на сегодня, двадцать на завтра и тридцать на вчера.

О главном. Прощание.

Опять стоим на катере.

В девять «соловецких» дней явно уместилось больше, чем можно было ожидать.

Прощания – особая статья, ради них стоит приезжать. Те, кто пока остается в монастыре, приходят на причал проводить уплывающих «на большую землю». Обмен адресами, телефонами – понятно. Хотя, как часто бывает, потом никто друг другу не напишет и не позвонит. Это естественно. Но так хочется еще раз всех увидеть! На Соловках. И себя тоже.

Есть что-то в «случайных» встречах с людьми, которых ты и не надеялся увидеть. Сейчас это воспринимается как чудо, ведь мы так привыкли планировать всё заранее и самостоятельно: созваниваемся по телефону, пишем СМС или e-mail – все учтены, всё под контролем (и, кстати, часто встреча так и не происходит…). А тут – можешь лишь надеятся, предполагать. Может быть, это и есть упование?

Так чем мне нравятся соловецкие прощания?

В них нет слащавости, пустых слов и обещаний. Есть – не побоюсь этих слов – любовь во Христе. Провожают всё той же фразой «Спаси, Господи» – потому что именно спасения души тебе искренне и более всего желают. А еще – обещают молиться. Взаимно.

Потом – будто отматывают кадры: монастырь всё дальше, дальше…

Наконец понимаю, что его уже не видно и бесполезно смотреть назад. Иду на корму – смотреть в будущее.

Было ли хорошо? Было.

Было ли легко? Кому как.

Стоило ли приезжать?

…

PS:

На обратном пути мы попали в шторм. Говорят, был всего один балл – ерунда, не шторм почти. Однако наш катер заметно качало, позеленевший народ сосредоточенно сосал «Авиа-море» и молился, чтобы водное мытарство поскорее кончилось. И теперь уже все изумлялись: а как же они – Зосима, Савватий, Герман и иже с ними, и иже после них, на каких-то лодках, по такому морю?

…На экскурсиях нам рассказывали, что раньше на берегах Соловецких островов были целые «рощи» крестов, которые мореплаватели ставили по благополучном прибытии на землю.

Святые Зосима, Савватие и Германе, молите Бога о нас!

Слава Богу за все!