Человек Божий, ангел земной

«Я-то пропал, Алексей, Божий ты человек», — говорит Дмитрий Карамазов Алеше.

Знакомая присказка, не так ли? Раз Алексей, значит Божий человек...

Но для Федора Михайловича это был не просто художественный прием, «под простонародье». Тайнички-указания на житие Алексия человека Божия, одного из любимых святых писателя расставлены во всех концах романа — очень по-достоевски! — можно искать их как грибы.

Не только Достоевский почитал святого Алексия — его знали и любили практически все и уже очень давно: века с XI читали на Руси (еще только недавно крещеной) житие Божия человека. Читали и зачитывались, сопереживали и перекладывали на свой лад: в Поморье сочиняли былины, на Украине ставили драмы.

Во славном во Римском гради,
Было при царе при Онофрии,
Жил был княсь Ефимьяне.
Не было от ро́ду у ево некаково детишша...

Но и не только русские: по всей христианской вселенной чувствительные души вдохновлялись событиями жизни Алексия. Первые жития были написаны в Сирии еще в V-VI веке, по свежей памяти, потом в Византии. В IX веке появилось, наконец, и латинское жизнеописание.

Житие

Алексий прославился великим воздержанием, подвигами, праведностью, чудотворениями, жизнью страннической… Да, все так… Но ведь и в житиях других святых найдем мы эти добродетели! Образ же святого Алексия дошел до нас совершенно особым. Светлый легкий юноша, как птица, ускользнул он от сети житейских забот, искушения он как будто и не замечал — и они проходили мимо, не замечая его. Почти как ангел. Человек Божий — по-другому не скажешь. Кажется, именно такими чертами хотел наделить Достоевский Алешу Карамазова.

С детства было дано ему много духовных талантов. Как преподобный Сергий, жил святой Алексий, с самого раннего возраста привязавшись душой к Богу. Только не в провинциальном Радонеже, а в стольном граде Риме и почти на тысячелетие раньше. Читая о необычном благочестии и чудесных событиях детских лет, современный читатель, возможно, усомнится: да точно ли так? Не выдумки ли «позднейших переписчиков», заполнявших пробелы жизнеописаний по готовым шаблонам? Нет, действительно так бывает. Большинство людей приходят к вере через сомнение, труды, несчастье, разочарования. Некоторые же «чада благочестивых родителей» так и рождаются христианами. Достоверное подтверждение тому — личное свидетельство святителя Игнатия (Брянчанинова). Ему тоже многое было дано: «Когда я был пятнадцатилетним юношей, несказанная тишина возвеяла в уме и сердце моем. Но я не понимал ее, я полагал, что это обыкновенное состояние всех человеков».

Женитьба

Но главное было впереди. Алексию исполнилось 18 лет – пора было уже жениться. Родители подыскали хорошую невесту: красавицу царского рода, благочестивую и добродетельную. Устроили свадьбу. Все шло своим чередом, гости веселились, столы ломились от яств, вино лилось рекой, — словом, пир на весь Рим. И вот, когда новобрачные остались одни, «благороднейший юноша, весьма умудренный во Христе, начал поучать супругу и многое говорил ей о святыне», потом снял свой перстень и с пояса пряжку, сказал: «Возьми это и береги, и Господь да будет между мною и тобой, пока на то воля Его», — и уехал. Прямо в ночь: до пристани и на корабль, в Сирию. Семнадцать лет Алексий прожил в сирийском городе Эдессе — граница современной Турции и Сирии — просил милостыню на паперти храма, подвизался в посте и молитве.

А как же невеста или, вернее, супруга Алексея? Так и осталась она жить в доме родителей Божьего человека. Вместе горе горевать и ждать весточки от мужа… Долго, кстати, пришлось ждать.

Сложно, сложно нам понять логику этой истории! Казалось бы, ну решил юноша бежать из дома, все оставить ради подвигов благочестивых — а царевна-навеста-то причем? Можно ведь было отправиться в ту же Эдессу днем раньше! Но произошло все так, как произошло. Время показало, что царевна была готова к этому подвигу. Не случайно же, попрощавшись с Алексием, она ничего никому не сказала и возражать тоже не стала. Видимо, не так уж чужда была ей мысль о труде всежизненного воздержания.

Нам хотелось бы объяснить все недоумения древностью сказания — IV век все-таки. Мол, и люди тогда были другие, и к супружеству относились как-то странно: кому, например, сейчас придет в голову поручать родителям выбор невесты? Но вот другая история — середина XIX века: Иоанн Сергиевский, который потом будет известен как Иоанн Кронштадский, после свадьбы (не до!) сказал своей жене, что жить они будут как брат с сестрой. Та повозмущалась, повозмущалась и смирилась — так и жили. Правда Божия — выше правды человеческой, выше логики и рассудочных схем.

Возвращение

Прошло 17 лет. Не удалось утаиться Алекию и в Эдессе. По городу пошла слава о его праведной жизни, и святой снова решил бежать, на этот раз в Тарс — город километрах в трехстах от Эдессы, на побережье, родина апостола Павла. Но случилось так, что корабль, на котором плыл человек Божий, попал в бурю, и отнесло его в сторону Рима. Увидев в этом особое указание, Алексий пришел в дом родителей и поселился в коморке под лестницей, никем не узнанный, — видимо, немало нищих находило приют и пропитание в доме сердобольных патрициев. У себя дома Алексий нищенствовал еще 17 лет. Питался остатками еды, терпел унижения и побои от слуг. Только почувствовав близкую смерть, попросил бумаги и чернил и записал всю свою жизнь — все как было. И уже после его кончины, после чудесного видения епископу, после всенародного прославления угодника мать и жена Алексия, чуть ли не последними, узнали, кто же все-таки жил у них в углу под лестницей. И, конечно, плакали, раздирали одежды… но было поздно: мощи человека Божия уже стояли в храме, слепые и хромые получали от них исцеления.

Эпилог

Такой вот трогательный и торжественный конец. Да и вся история удивительно поучительна и симметрична. Вся символически пронизана евангельскими образами: притча о блудном сыне наоборот. И Алексий, и младший сын из притчи расточили свое имение «на стране далече», но один ел со свиньями, а другой кормил нищих. Блудный сын вернулся, и был устроен пир; Божий человек с брачного пира бежал. Отец издали увидел младшего сына на пути домой, а родители Алексия даже вблизи не узнали его. И кольцо вполне вписывается в «обратную перспективу»: отец дает перстень на руку покаявшемуся сыну, а Алексий снимает кольцо, уходя из дома.

И конечно, много мыслей-аналогий с евангельскими событиями: свои не приняли Алексия, и слуги издевались над ним, только две женщины — мать и жена — как мироносицы, оставались верны в своем неведении, и только после смерти он прославился.

В средние века очень любили толкования такого рода. Не удивительно, что житие Алексия человека Божия пользовалось огромной популярностью, включалось в сборники вроде «Римских деяний», на его основе сочиняли песни, начиная уже с XII века. Замечательно другое: каждое новое поколение находит в образе Алексия, в истории его жизни что-то близкое себе, что-то дающее вдохновение и поэтам, и прозаикам; и молодоженам, и старичкам; и подвижникам, и кающимся грешникам.

Возвращение

Хорошо куда-нибудь вернуться:
в город, где всё по-другому,
в сад, где иные деревья
давно срубили, остальные
скрипят, а раньше не скрипели,
в дом, где по тебе горюют.
Вернуться и не назваться.
Так и молчать до смерти.
Пусть они себе гадают,
расспрашивают приезжих,
понимают – и не понимают.
А вещи кругом сияют,
как далекие мелкие звезды.

(Ольга Седакова)