Окруженный пятью самыми высокими вершинами Гималаев, я стоял на высоте 14.000 футов и, глядя на гору Анапура, созерцал восход солнца. Это было кульминацией моего путешествия по Непалу, которое началось несколько недель назад. И когда я стоял, любуясь этой первозданной красотой вокруг, в моей голове появилась навязчивая мысль: «Ну и что? В чем же смысл?»
IBM в Англии
До того момента вся моя взрослая жизнь — будучи исключительно светской — была посвящена удовлетворению всевозможных страстей. Я закончил университет в возрасте двадцати одного года, планируя заниматься бизнесом. И уже через год я жил в Лондоне и работал на IBM, имея стабильное положение и уверенность в скором продвижении по служебной лестнице. Моя личная жизнь была похожа на жизнь большинства людей моего поколения: случайные связи, стремление к комфорту и постоянная жажда развлечений, которые могли бы отвлечь от пристального всматривания в себя. Приблизительно в то же время моя старшая сестра стала православной монахиней на Аляске. Не знаю, было это совпадением или нет, но с того момента моя страсть к развлечениям начала убывать. Решив, что моя пресыщенность коренится в стремлении к обогащению, я уволился из IBM, вернулся в Америку и, лелея свое презрение к процветанию и социальной адекватности, погрузился в богему. К сожалению, я не мог тогда понять, что, сменив костюм на кожанку, запонки на серьгу, а часы ролекс на татуировку, человек по сути остается тем же, кем и был.
Мне захотелось получить магистерскую степень в области изобразительного искусства, и я нашел работу в Музее современного искусства. Мои произведения состояли из обыкновенных больших холстов, покрытых толстым слоем дегтя. Деготь никогда ранее не использовался в подобных целях, и мои работы мгновенно приобрели популярность. Я прилагал большие усилия к тому, чтобы увлечься туманной современной философией, пост-панковским шоу и богемным образом жизни, но и это утомило меня. Почему мне казалось невозможным серьезно обсуждать выставку с корзинами, наполненными железными банками, и бельем, натянутым на проволоку? Почему меня не радовало представление «художника», кудахтавшего в продолжение 15 минут?
К счастью, я быстро исчерпал альтернативный стиль жизни; тогда же мне позвонил друг, предложивший поехать в Японию. А поскольку меня всегда интересовали восточные культуры и я казался себе «легким на подъем», то через месяц я был уже в Киото.
Дзен-буддизм в Японии
Быстро привыкнув к новой обстановке, я уже через две недели изучал японский язык и нашел работу преподавателя английского. Храмы, сады, древняя традиция — наполняли и питали мою душу, вобравшую в себя слишком много дегтя. И, естественно, увлеченный красотой традиции, я заинтересовался дзен-буддизмом.
Однако для моего несосредоточенного и нетерпеливого ума это было слишком утомительно. Просто потому, что в дзен-буддийском храме все должно быть сделано с абсолютной точностью. Мои поклоны были слишком неистовы, моя осанка — всегда недостаточно ровной, а мои носки — не идеально чистыми. И в конце концов, я бросил. Бросил не по причине своей неадекватности, а потому, что не находил в этом ни капли радости. Все было слишком автоматично: нажми на нужную кнопочку и получишь просветление. После медитации я ощущал успокоение, но думаю, что мог бы достигнуть того же с помощью транквилизатора.
Прошло три года, мой японский стал сносным, трудности, связанные с выживанием в иной среде, прошли. У меня была большая зарплата, несложная работа, и я мог бы очень легко прожить следующие сорок лет в этой теплой нише. Тогда я понял, что становлюсь самодовольным. Я уволился и начал свое медленное возвращение в Америку.
Встречи в Азии
Проехав почти всю Азию от Вьетнама до Сингапура, я не имел в голове никакой конечной цели. Именно во время этого путешествия произошло несколько важнейших в моей жизни встреч.
Первая была в Бирме, где, посещая один храм, я познакомился с буддийским монахом. Ему было под пятьдесят. Невысокий, слегка полноватый, с румяным благодушием на лице. Поднявшись по бесконечно длинной лестнице до вершины и присев у стены, мы разговорились, глядя на заходящее солнце. Желая выказать свою осведомленность, я хотел было расспросить его о политической ситуации в Бирме (переживавшей в тот момент настоящую диктатуру). Но он направил разговор в совершенно другое русло, заговорив о недавно виденном фильме «Иисус из Назарета». И на протяжении последующих десяти минут превозносил добродетели Христа. Я был ошарашен, мне казалось, что я перерос христианство, еще будучи старшеклассником, а здесь язычник возвращал меня к тому, что я однажды отверг. Благодаря словам простого бирманского монаха мне вдруг стало очевидно, что в христианстве есть нечто большее, нежели внешний лоск обрядности. Я еще не принял решения исследовать христианство, но почва для зерна уже была готова.
Другая встреча произошла в тибетском буддийском монастыре, где я был проездом, однако хотел испробовать еще одно блюдо из меню мировых религий. Я был потрясен, узнав, что есть люди, которые верят в АД. Неужели в наш век кто-то еще верит в ад? А для них это было естественным результатом бесцельно прожитой жизни. Там я узнал, что суть этой религии заключается в идее, что все сущее живет во временной области бытия, наполненной желаниями и страданиями, где всякое страдание есть плод стремления к чему-либо временному, не вечному. А человек должен стремиться к вечному — к истине. И единственный путь к ней есть отречение от служения собственному эго и жизнь для других. Только тогда, когда мы поставим чужие радости выше своих, мы сможем стать по-настоящему счастливыми. На протяжении 27 лет мне внушали: «Делай то, что тебе нравится; делай то, что хочешь», — и вдруг тибетцы утверждают, что именно то, что мне нравится, может сделать меня несчастным в этой или будущей жизни. Эта идея стала для меня совершенно революционной, хотя меня не покидало ощущение, что все это я уже когда-то слышал.
Горы в Непале
После нескольких недель, проведенных в монастыре, я присоединился к моим друзьям, приехавшим в Непал. Мы пересекли страну и стали подниматься на горную цепь Анапуры.
Мы добрались до вершины после полудня, измученные и разочарованные. Оказалось, что все окружающее поглощено громадным облаком, внутри которого находилась и сама Анапура. Мы заночевали в маленькой хижине, и, проснувшись перед рассветом, узнали, что погода прояснилась. Я вышел на улицу, и моему взору предстало одно из самых потрясающих зрелищ на земле.
Солнце медленно вырастало над вершиной мира, до которой, как мне казалось, я мог дотронуться. Именно тогда эта навязчивая мысль возникла в моей голове: «Ну и что?» И тут меня осенило. Я понял, что весь этот путь был проделан для моего собственного удовольствия. Я преодолевал ледник, терпел ушибы и ссадины, и все для чего? Чтобы увидеть возвышенный, но, в конце концов, просто еще один красивый вид. Улучшило ли это меня как человека, помогло ли это кому-нибудь? Нет, это лишь удовлетворило мое ЭГО и дало пищу для светских разговоров на вечеринках. Тогда я понял, что моя жизнь должна быть посвящена каким-то более высоким идеалам, нежели удовольствия этого мира.
Я вернулся в монастырь и следующие два месяца провел в изучении тибетской буддийской философии и техники медитации. И все же не мог до конца принять идею кармы, не допускавшей проявления свободной воли человека, потому что чье-либо решение поступить хорошо или плохо всегда оказывается предопределено предыдущей жизнью. А как возможно освобождение, если всякое решение предопределено? Если кто-то прежде уже согрешил бесчисленное количество раз, то как он может усовершенствовать себя в продолжение такой короткой жизни? В какой-то степени это было сложно понять еще по одной причине: всё было настолько логично, что казалось выстроенным человеческим разумом.
Тогда я решил, что, возможно, я еще не готов к тому, чтобы стать буддистом, и должен глубже познакомиться с тем, что мне досталось «в наследство». Наступив на одни и те же грабли несколько раз, я вдруг понял, что мои странствия стали бессмысленными и мне нужно вернуться домой.
Православие в России
Когда я заказывал билеты, мне предложили Аэрофлот, и я вдруг вспомнил, что моя сестра живет на данный момент в Москве. Получив трехнедельную транзитную визу, я через несколько дней был в российской столице, где началось мое стремительное знакомство с православием.
Для меня начал открываться совершенно новый мир — я был на земле, где люди умирали во имя Христово. Это было не выхолощенным христианством, воспринимаемым как обязанность или общественная нагрузка. Это были люди, претерпевшие невероятные лишения и страдания за истину. Я начал читать книги о православии, посещать церкви и вежливо обсуждать с сестрой различия православных и буддийских догматов. Она все время говорила о том, что в православии истина персонифицирована — она явлена Личностью. А я никак не мог понять важности этого: я не видел разницы между личностью и силой.
Тогда же я встретил отца Артемия — хорошо известного в Москве священника. Мы приехали к нему в храм во время субботней всенощной. Батюшка исповедовал, окруженный огромной толпой. Через некоторое время он подозвал меня к себе. Стоя с закрытыми глазами и положив руку мне на плечо, он начал говорить со мной. И пока он говорил, мне стало казаться, что этот человек, которого я прежде никогда не встречал, знает обо мне много больше, чем мог бы. Но еще больше потрясла меня его заинтересованность в моей душе. В процессе разговора бабушки нетерпеливо подходили все ближе и ближе, а он продолжал говорить, объясняя мне, что произошедшее со мной в Непале было послано Богом, дабы избавить меня от материализма. Он объяснял мне, что христианство является истинной религией потому, что только здесь Бог является личностью. Хотя сам я не сказал почти ничего, но уходил от отца Артемия, ощущая большое облегчение.
Мне начал открываться иной мир. Давление города стало ощущаться все меньше и меньше, когда я осознал, что Царствие Божие и его святые намного ближе, чем серые блочные здания, громоздящиеся на горизонте. Я посетил Троице-Сергиеву Лавру и первый раз в жизни получил возможность почтить мощи святого. В этих «мертвых костях» оказалось больше жизни, чем во всей Южной Калифорнии.
Благовещение в Америке
Только через два месяца, накануне Благовещения я ехал по грязной, раскисшей дороге в монастырь преп. Германа Аляскинского. Мне думалось, что эти монахи — анахронизм XX века. Где это видано, чтобы в наше время люди отказывались от комфорта и благополучия? Была середина поста, и весь монастырь находился в состоянии духовного бодрствования. Было отчетливо видно, какую невидимую битву ведут эти люди: мне казалось, что они могут, если потребуется, умереть за истину.
Как это отличалось от того, с чем я сталкивался на IBM, в Музее современного искусства или в Японии. И там было страдание, но было ли желание отдать все за одно единственное и необходимое? Но и после всего увиденного, я не мог утвердиться в вере.
Приближалась Лазарева суббота. В этот день Церковь вспоминает, как Христос воскресил Лазаря через четыре дня после его смерти. Меня разбудили рано, чтобы успеть в соседний монастырь к литургии, но я мгновенно заснул снова. Когда же проснулся, то оказалось, что все уже ушли. Пока я бродил по опустевшему монастырю, у меня в голове звучали слова Писания: «Се, Жених грядет в полунощи и блажен раб егоже обрящет бдяща». Господь стучался, приглашая меня на пир, а я оставался глух. Затворил ли Он передо мною дверь?
Я начал спускаться с холма, надеясь добраться до монастыря, где шла служба, автостопом. Шагая вниз, я размышлял о событиях этого утра и приходил к выводу, что Бог попустил мне остаться одному, чтобы показать шаткость моих суждений. И тут меня осенило: я понял, почему мне говорили о Боге как Личности. Зачем было бы безличной силе посылать мне такой ясный знак, указывающий путь спасения моей души? Если бы это была безличная сила, к чему было бы ей вообще заботиться о моей душе?
Любовь всегда личностна. Сила не может любить, и попробуйте вы полюбить абстрактную силу. Так я пришел к выводу, что Бог должен быть Личностью. В тот момент, когда я это понял, я услышал звук приближающейся сзади машины; это был наш единственный сосед, совершавший свою еженедельную поездку в ближайший магазин. Я успел как раз к литургии...
Прошло два года, и теперь я иеромонах, анахронизм, если хотите. Моя борьба не закончилась, но дни моих блужданий подходят к концу. Я иногда скорблю в своем пустом прошлом, но, вглядываясь пристальней, я замечаю, как в самые, казалось бы, беспросветные периоды моей жизни Господь вел и поддерживал меня. Теперь Он привел меня сюда, в монастырь.
Вставить в блог
Поддержите нас!
