Что же человеку нужно? Жестокая антропология

Как-то возвращалась я на питерском поезде в Москву. Набилось полное купе, а напротив меня сидел ужасно разговорчивый дедуля. Под стук колес так хорошо бывает поговорить за жизнь!

И завязалась в купе бесконечная беседа: о погоде от Питера до Сочи; о нашей скотской жизни; о том, что не видать нашему человеку справедливости ни при каком строе; что в Киеве задерживают пенсию; что родственники-звери всегда радуются, когда приезжаешь к ним в гости, но еще больше — когда уезжаешь; что наш проводник обсчитал каждого пассажира на 2,5 тысячи, ну и так далее, даже о Радищеве вспомнили.

Когда все темы, казалось, были перебраны, дедок, скушавший к этому времени уже полбутылки «Столичной», вдруг вспомнил о своей любимой собаке и окончательно расчувствовался. Наконец, махнув еще стаканчик, он вдруг озадачил всех неожиданным вопросом: «Вот человек, к примеру, чем он от животного-то отличается?!» Соседи по купе разом вздрогнули, вздохнули. Уставились на оратора. Я начала перебирать в памяти все, что когда-то вычитала из катехизисов, учебников по богословию: «Ну да, разумом, свободой воли, еще, может, чем-то; человек — это звучит гордо, на худой конец», — вертелось у меня в голове. И вот дедуля, прежде чем окончательно отрубиться, выдал, наконец, прямо-таки афоризм. «Человек, — пояснил дед, завертывая пробку, — может предать... А животное, ну, скажем, собака, в отличие от человека, никогда не предаст!»

Ночь. Мерно стучат колеса. Мерно разносится по вагону храп старика. Где-то там, в темноте, загораются и гаснут электрические огни.

«А ведь он прав, — слова деда не дают мне спокойно уснуть, — противоречит ли его оригинальный аргумент православной антропологии? Действительно, собака не предает и не выбирает — у нее инстинктивная привязанность. А человеку Богом дана свобода — выбирать добро или зло, — соответственно он запросто может и предать... А может, впрочем, и не предавать! И это обнадеживает».

Эх, еще бы человеку хоть чуточку собачьей верности...