Право дрожащей твари. Уголовная провокация как актуальное искусство

Средства массовой информации разнесли весть: некий художник под видом акции «актуального искусства» на выставке в Манеже осквернял иконы: рубил их топором, рисовал на ликах святых свастики... В обществе поднялась волна протеста, в прокуратуру поступили сотни исковых заявлений от граждан, оскорбленных актом вандализма, было возбуждено уголовное дело. В ряде газет появились статьи в защиту свободы волеизъявления художника. Начались нешуточные баталии: в художественном сообществе мнения разделились — к примеру, на призыв Андрея Ерофеева к мэтрам актуального искусства встать всем как один на защиту свободы творчества Игорь Шелковский из Парижа ответил отповедью, где указал на то, что защитники осквернителя способствуют приходу фашизма в России.

 

Что представляет собой эта акция с точки зрения самого современного искусства? Почему для кого-то стала актуальна рубка икон? Эпигоны «Венского акционизма» (австрийской школы перфоманса 60-х годов) считают, что художник не может прославиться «легальным путем», оставаясь в рамках искусства. Слава покупается ценой скандала. Акционист нарушает границы дозволенного: он покушается на общественные «табу», которые охраняются не только правилами морали, но и уголовным кодексом. Тот факт, что нарушил закон художник, не засчитывается в качестве «алиби» — в странах с самыми либеральными законами нарушение карается независимо от того, кто совершил проступок: принципы демократии требуют равенства всех перед законом. Путь к славе лежит через вызов общественной морали и имеет необходимым моментом наказание, которое можно рассматривать как испытание на многотрудном пути героя, жаждущего стать «звездой» искусства. Художник бросает вызов обществу и превращает в материал для творчества свою судьбу. Судебное решение является необходимым этапом художественной акции: какой смысл совершать акцию, задавая обществу вопрос в форме радикальной выходки и не получая ответа? Акционист рискует, он может быть оштрафован или даже лишен свободы.

Что мы имеем в нашем случае? Тер-Оганьян, решивший осквернить иконы, был известен ранее акциями, которые прочитывались лишь в контексте комментария к концептуализму. К примеру, когда в 1992 году стал модным среди концептуалистов лозунг «в сторону объекта», Тер-Оганьян на выставке в Трехпрудном переулке продемонстрировал себя в абсолютно пьяном виде — в качестве, так сказать, объекта. Подобные выходки были в те времена очень модными — к примеру, члены группы «ЗАИБИ» Александр Маргорин и Юрий Поповский на «Фестивале режиссеров малых форм» в июле 1991 года показали перформанс «Жидкий театр», где использовалась сходная идея (по мере потребления алкоголя характер импровизации артистов изменялся). Группа «Сайра бланш» не раз в своих представлениях являла чудеса артистического бреда, вызываемого алкоголем. В разных контекстах одни и те же действия прочитываются по-разному, в этом — сила и слабость «актуального» искусства: его достижения весьма условны. Зато оно служит питательной средой для разного рода дискурсов, вызывает много вопросов. Речь идет о самой онтологии творчества — кем становится художник, избравший для себя путь акционизма? Артистом, клоуном или шутом? Клоун и шут — не оскорбительные слова, а понятия из области сценического искусства, которое имеет свою глубокую традицию, восходящую к скоморошеству и ритуальному антиповедению.

 

В случае Тер-Оганьяна нам представляется, что художник стал шутом для избранных и в роли такого шута — любимцем «тусовки». Его действия с некоторого времени приобрели яркую антиправославную направленность. Он стал покушаться на живую традицию, за которой стоят миллионы верующих, так, как будто вышел играть в КВН. Это не просто самонадеянность: такие жесты говорят о неадекватности замысла и исполнения — то есть о художественном провале акции вне зависимости от ее содержания.

 

Дело в том, что сама по себе акция могла бы иметь смысл богоборческий, если бы с Богом вышел сразиться Герой. Если же вызов небесам бросает шут, каким бы не был он веселым и находчивым, все его поползновения останутся втуне. Если от высшего Образа отрекается Художник и создает свой мир безобразного — дело одно, если же хулиган хочет досадить религиозной матушке и гадит ее любимые иконы — дело иное. Пошлый вандализм Тер-Оганьян хотел выдать за вызов Православию.

 

Здесь начинается другая для автора статьи, личная часть истории. Декабрьский вернисаж в Манеже — праздник, с атмосферой которого контрастировала плачущая художница Вера Калганова: ее состояние никак нельзя было назвать радостным. Она сообщила мне о случившемся инциденте. Встретив горе-акциониста в вестибюле, я задал ему несколько вопросов: хотелось узнать, чем обусловлена его выходка и будет ли он и впредь рубить иконы и приторговывать оскверненными святынями или найдет себе иное занятие, которое сможет его прокормить в тяжелое рыночное время. Тер-Оганьян заявил, что рубит иконы потому, что хочет сдержать экспансию попов, которые «всюду суют свои кресты». Стало ясно, что он упорствует в желании сыграть с попами в свой КВН, не понимая, с какими силами вступает во взаимодействие. Акционист заявил, что будет отвечать за свои действия на суде. Я не был намерен помогать ему на избранном пути: зачем привлекать внимание общества к неудачной акции, которая не делает чести ни шуту, ни артистическому сообществу в целом? Однако вскоре меня вызвали в Прокуратуру для дачи свидетельских показаний по уголовному делу, возбужденному против Тер-Оганьяна по статье 282 УК России (о возбуждении национальной и религиозной вражды). Я рассказал о происшедшем: акция, какой бы негодной она не была, требует своего логического завершения. Если разжигание розни оставить безнаказанным, то следующим шагом «художников» будет изготовление чучел выпотрошенных людей иных рас и вер и экспонирование их на выставке. Поднявший руку на образ Бога не остановится перед тем, чтобы поднять ее и на человека.

 

Можно ли называть Тер-Оганьяна художником? Художник не только создает образы, он творит образцы — и если художник рубит иконы, то его поступок во много значимей, чем действия, к примеру, озверевшего маньяка-сатаниста. Обыватель может затвориться в своем дому и устраивать сатанинские оргии с дружками, но его действия никак не подпадут под Уголовный Кодекс. То, что делает художник и что попадает в глазок СМИ, поневоле приобретает характер пропаганды: художник разрубает как бы не одну икону, а сразу миллион копий — в каждом доме, где стоит телевизор. Посчитать в таком контексте Тер-Оганьяна художником означает, во-первых, на языке юристов квалифицировать обстоятельства его преступления как «отягощающие» и, во-вторых — обвинить в пособничестве все сообщество «современного искусства». Действия Тер-Оганьяна ведут к дискредитации в глазах общества всего художественного сообщества, где он был выпестован и прикормлен в качестве галерейного шута.

 

Возмущение и негодование православных может понять любой человек, имеющий представление о святынях: предположим, вандал разгромил памятник на могиле вашей бабушки — понравится ли вам это? Варваров, которые рисуют свастики на могилах евреев, преследуют в соответствии с уголовным законодательством — зачем же выставлять в галерее поруганные иконы? Как не имеет права художник превращать в материал для своего творчества могильные плиты, так же точно не имеет он и права использовать предметы культа и поклонения — то, что свято для других. Иначе встает вопрос: является ли имярек художником или он уголовный провокатор, прикрывающийся связями в «блатной» тусовке?

 

Тер-Оганьян вручил ныне свою судьбу в руки следователей, судей и психиатров, которые должны провести экспертизу его здоровья. Он не раскаялся в содеянном и продолжает настаивать на своем праве глумиться над чувствами верующих, более того — даже «наказывать своих обидчиков». Вся эта история, в частности, разоблачает миф о православном фашизме — прошло полгода со дня выставки в Манеже, с головы Тер-Оганьяна не упал ни один волос, а число людей, пострадавших от его акций, только множится (на недавней акции группы «Слепые» в Нескучном Саду он пытался устроить безобразную потасовку и ранил женщину, подтвердив представления о себе, как о мелком уголовнике).

 

Попробовал бы акционист устроить показательное осквернение святынь иудаизма или магометанства — что бы от него осталось? Акции художников оказываются отличимыми от выходок распоясавшихся подонков лишь в головах изощренных интерпретаторов, для которых абстрактная «свобода воли художника» важнее конкретной боли. Безнаказанность провоцирует рост преступности, а уровень правосознания мэтров такого искусства не выдерживает критики.

 

Сегодня многие художники считают, что Тер-Оганьян должен понести наказание и выйти на свободу с чистой совестью. Я хочу обратиться к художнику с пожеланием прекратить этот дурацкий театр с психбольницей и открыто предстать перед органами правосудия. Художники актуального искусства старались нарушить границу между жизнью и искусством. И вот они добились того — их судят уже не критики, а судьи и прокуроры.