О художнике Васильева и Пушкинском кресте

На снимке тот, о ком с любовью и восторгом говорили его друзья и приятели  — Булат Окуджава, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Юрий Любимов... О ком Юрий Нагибин написал в своем эссе: «Он был поразительно талантлив в своем искусстве, высокопрофессионален в каждой ипостаси: живописца, сценографа, скульптора и даже флейтиста». А в итальянской «Экспрессе» искусствовед Анджелло М. Рипеллинно писал о нем как о «родоначальнике современного расцвета живописи подполья». На дворе стоял 1969 год.

 

Впрочем, были и другие суждения. Газета «Советская культура» за несколько лет до этого строго осудила молодого художника за «безыдейность и аполитичность». Худначальству не понравилось и то, что на Западе в живописце увидели «лидера группы московских модернистов».

 

А Юрий Васильев был разный: реалист и неореалист, абстракционист и импрессионист, кубист и неокубист...–Его талант не вмещался в узкие рамки соцреализма. И он нес свой тяжкий крест прокладывания иных путей. Совершал работу целого поколения. Не потому ли его институтские друзья закрепили за ним второе имя  — MON. Единый, единственный.

 

Еще об одной стороне его творчества мало кто знал. Завистники и недруги не могли простить Мону его авангардизма, а он был великим хранителем русской культуры. Участвовал в реставрации таких памятников как Михайловское, Поленово, Мураново, Андроников монастырь. Как писали в каталоге-альбоме к его первой персональной (и, увы, посмертной) выставке, «он разыскал, восстановил и спас для русского православного человека и мировой культуры многие шедевры русской иконописи».

Михайловское надолго стало его вторым домом. В шестидесятом году, когда Васильев особенно страдал от критики и травли, он вместе с другом поэтом и переводчиком Евгением Солоновичем впервые приезжает в Михайловское и становится постоянным художественным консультантом заповедника.

 

Вспоминает вдова художника Елена Петровна Васильева: «Как-то гостил у нас Евгений Солонович. Говорили о текущих делах. Юра тяжело встал из-за стола. «Я задыхаюсь. Задыхаюсь»,  — тихо сказал он и отошел к окну. Потом повернулся к другу и почти закричал: «Что делать? Что делать!» И опять тихо: «Где, у кого искать спасения? » Несколько секунд тишины и вдруг почти радостный возглас: «Женя, едем к нему! Едем к Пушкину!».

 

Раздобыв немного денег и билеты до Пскова, друзья отправились в путь. Зимний день короток, уже смеркалось, когда они постучали в дверь домика директора заповедника. Встретил «бродяг» сам Семен Степанович Гейченко. Потом он рассказывал: «Я увидел в глазах Юры такую печаль, что сразу понял: этих ребят надо отогреть».

 

С этого дня и зародилась долгая и верная дружба Юрия Васильева и мудрейшего хранителя пушкинских реликвий. Эта дружба была настолько тесной и прочной что, С. С. Гейченко, человек глубоко верующий, стал крестным отцом жены художника.

 

Оттепель 60-х была обманчивой, но тут, вдали от Москвы, душа быстро оттаивала. Он ходил по окрестным лесам и селам, собирал реликтовые камни, занимался реставрацией. Много спорили по поводу того, почему Святогорский монастырь до сих пор без колоколов. Смелый и порывистый, МОН настаивал на том, чтобы запрет на восстановление оных был снят как можно скорее. И пришла-таки пора, когда колокола зазвонили. Но прежде оборудовали звонницу в Михайловском и колокольным звоном встречали каждый день.

 

А когда Гейченко рассказал Васильеву о том, что с памятника на могиле Пушкина после революции было сорван крест, художник загорелся желанием непременно восстановить его.

 

Сказано  — сделано. Были найдены, хотя и не без труда, обмеры. Сам художник обнаружил на памятнике замаскированные отметины от бывших штырей. Крест по обмерам сначала сделали деревянным. Приложили  — подошел точн о. Тогда заказали отлить из металла... В газете «Пушкинский край» от 22 августа 1970 года директор заповедника вместе с главным хранителем музейных фондов писали о том, что закончена реставрация живописи в Тригорском и предметов, подготовленных для экспозиции в будущем доме Ганнибалов в Петровском. И о том, что «работа выполнена известным московским художником Ю. В. Васильевым». Одновременно в Успенском соборе Святогорского монастыря шли поиски «монументальной фресковой живописи, некогда украшавшей стены этого древнего храма». Заметим, что все это делалось в годы новых гонений на Церковь, когда закрывали сотни храмов. Очарованный красотой Пушкиногорья, тронутый глубоким и артистичным отношением директора заповедника к пушкинскому образу, Васильев не мог не прикоснуться в своем творчестве к теме поэта. Появились «Дорога в Михайловском осенью», «Аллея Керн в Михайловском», «Пушкин в Михайловском».