Что же это было такое? В Университете говорят о возобновлении собраний религиозно-философского общества

 

— Мое первое приобщение к науке, как это ни странно для советского времени, было связано с этим религиозно-философским движением. В то время я был студентом третьего курса Московского университета (на факультете журналистики) и начал заниматься русским символизмом. Так случилось, что первую свою курсовую работу я писал под руководством и ныне работающего преподавателя Светланы Яковлевны Махониной. С ее помощью я, можно сказать, наткнулся на журнал «Новый путь», который издавался в 1904-1905 гг. в Петербурге.

 

«Новый путь»  — замечательная страница в истории русской журналистики, потому что, с одной стороны, это журнал, где впервые после «Северного вестника» печатались русские символисты: там появилась первая подборка стихов Александра Блока, первая рецензия, подписанная псевдонимом Андрея Белого «Студент-естественник» (это был его дебют как критика), там печатался Валерий Брюсов. С другой стороны, в этом же журнале печатались отчеты первых религиозно-философских собраний, которые впервые состоялись в 1901 и проводились до 1904 года. Вообще, в истории взаимоотношений Церкви и русской интеллигенции роль этих собраний была и остается довольно значимой: в некотором смысле это была первая попытка диалога русской интеллигенции и Православной церкви. Ведь известно, что в отличие от русской литературы XIX   века, во многом направленной в сторону богоборчества и атеизма, литература начала XX   века была проникнута религиозными идеями. Хотя это не совсем верное представление о XIX   веке, потому что если говорить о творчестве Льва Толстого (конечно, сложный вопрос связан с его отлучением), то он, споря с Церковью, тем не менее был в русле христианского понимания мира. Ну, а если вспомнить о Достоевском, то здесь навряд ли придется говорить о богоборчестве. Богоборческие настроения некоторых персонажей для самого автора, я думаю, были лишь оборотной стороной его тяготения к христианству. Известно, что в конце XIX  — начале XX   века русские символисты и в целом интеллигенция той поры пережили возврат к христианским ценностям. В частности, Мережковский и его соратник Н. Минский, которые начинали как неонародники, были под сильным влиянием Н. К. Михайловского и склонялись к богоборческим настроениям, также пережили возвращение к христианству. В этом смысле символисты не случайно так много думали о Достоевском (как много книг о нем у Мережковского, у В. В. Розанова). Они постоянно тяготели к Достоевскому и чувствовали себя в какой-то степени его наследниками.

 

Известно, что со стороны Церкви не многие и не сразу откликнулись на предложение участвовать в собраниях Религиозно-философского общества, тем не менее, эти собрания состоялись.

 

Они проходили в Петербурге и, как я уже сказал, отчеты о заседаниях печатались в журнале «Новый путь». Это был так называемый «толстый» журнал, половина его была отведена под прозу, стихи, публицистику (там печатались знаменитые статьи В. Розанова  — у него была специальная рубрика, она называлась, кажется, «Из своего угла»). В первой части «Новый путь» был похож на все другие «толстые» журналы, а вот вторая часть была отведена как раз под эти отчеты. В 2001 году исполнится сто лет со дня начала заседаний религиозно-философского общества, и, естественно, возникает, может быть, не у многих людей мысль о том, что необходимо вернуться и осознать, что же это было.

 

 

— Я скромно оцениваю свои возможности, связанные с историей Церкви, у меня светское филологическое образование, и я не считаю себя достаточно подготовленным для разговора на церковные темы. Я обычный мирянин, который не претендует на какое-то свое особое видение проблем христианства. Я просто один из многих верующих, думающих о Боге, о том, что с нами происходит, когда мы обращаемся в лоно Церкви.

 

Так случилось, что в разговоре с одним священником я сказал, что моя научная деятельность в студенческие годы началась с журнала «Новый путь». «А вы не думаете о том, что можно было бы возобновить религиозно-философские собрания?»  — спросил он меня. Я не был готов к такому вопросу и сказал, что, как мне кажется, сейчас это достаточно трудно. Достаточно трудно, в определенном смысле, соединить Православную церковь и светскую интеллигенцию. Известно, что сейчас многие пришли в Церковь, но на данном этапе мало кто из нас может подняться на серьезный уровень осмысления религиозных проблем. Этот разговор состоялся в тот день, когда я присутствовал при вручении Букеровской премии. И, находясь там, я попытался представить этих милых замечательных людей, цвет современной русской интеллигенции, за таким диалогом. Тогда это показалось мне невозможным. Хотя я, наверное, был не прав. Те же самые символисты тоже ведь были разные. Для начала, я думаю, стоит организовать научные конференции, чтения, на которых бы ученые, историки, литературоведы, философы и представители церкви, допустим, церковные историки, попытались бы осознать, что же

произошло тогда в 1901 году, и подвести какие-то итоги религиозно-философских собраний. Я уже знаю, кто мог бы принять участие. Например, профессор филологического факультета В. Е. Хализев, который помимо теории литературы занимается историей русской религиозной мысли, в частности, у него есть целый ряд публикаций на тему «Русские религиозно-философские собрания», а так же довольно большой круг специалистов по началу XX   века. Я уже переговорил с деканом нашего факультета М. Л. Ремневой, и она охотно откликнулась на это предложение, так что такая идея существует.

 

 

— Я думаю, это то место, где я должен быть, но где я бываю, к сожалению, не так часто. Так, как мне бывает хорошо в храме, мне уже мало где бывает хорошо. Наверное, в этом наше несовершенство: мы не можем никак понять, где же нам надо быть.

 

— Я до сих пор помню первое причастие, лица священников, невероятно участливое отношение прихожан, которые были в храме. Помню, что после причастия (я потом больше такого нигде не видел, хотя, может быть, это бывает и в других храмах или, вероятно, каждый край вносит что-то свое) надо было пройти через длинный коридор бабушек, которые стояли с двух сторон, и каждая держала перед собой что-то очень вкусное. У одной была конфетка, у другой  — пряник, у третьей  — почему-то кутья.

 

 

— У меня, может быть, конечно, обманчивое впечатление, но мне кажется, что хождение в храм не стало еще хотя бы еженедельной потребностью наших студентов, преподавателей и профессоров. Мне кажется, что университетский храм Татьяны гораздо больше мог бы дать студентам, но это, конечно, не вина храма. Мы, конечно, не имеем права перекладывать на Церковь заботу о студентах, но она могла бы дать то, чего не могут дать преподаватели, она могла бы быть духовной опорой.