В «стране утренней свежести»

Шесть летних недель, проведенные в поездках по стране, в целом подтвердили заявленный выше тезис. Впрочем, впечатления от корейской жизни оказались более многомерными. Некоторыми из них я и хочу поделиться с читателями.

Сеул  — Тайджон

Междугородный автобус, вынырнув из-под эстакад аэропорта Кимпо, понесся на юго-запад, в сторону автомагистрали Сеул-Кванджу. Из окна можно наблюдать урбанистические пейзажи: широкие улицы, много зелени, кварталы высоких 18-этажных домов, похожие на московские новостройки. Единственное заметное отличие  — противомоскитные сетки на окнах да номера домов, крупно выписанные на брандмауэрах зданий (в Корее не принято давать улицам названия). Хотя Сеулу не одна сотня лет, это абсолютно современный город с преобладанием сверкающих геометризированных поверхностей и объемов. На их фоне дворец императора или городские ворота Тондемун кажутся скромными и почти «домашними» сооружениями.

В городе около 12 млн. человек, и поэтому жить здесь дорого и суетно. В Сеул, как правило, стремится привлекаемая перспективной карьерой молодежь. Несмотря на фантастические дорожные развязки, на улицах зачастую огромные пробки, в которых можно застрять не на один час. Однако благодаря высокому качеству корейских автомобилей, загазованности почти не ощущается.

Промелькнули набережные реки Ханган, здание Национального Собрания (бывшая резиденция японского генерал-губернатора), затем еще 40 минут петляния по городским улицам, и мы на хайвее. По обеим сторонам  — небольшие рисовые поля с нежно-зелеными всходами, внушительных размеров парники, а на межгорных плато  — склады, цеха и офисы небольших фирм. Через 2,5 часа въезжаем в Тайджон, согласно туристическому буклету, самый комфортный город Южной Кореи.

Тайджон (по-древенкитайски — «большое поле») лежит в широкой долине, как на блюдце. Горы окаймляют новые районы, дома карабкаются по ним с уступа на уступ. Жил я как раз в такой четырехэтажке, прислонившейся к лесистому склону. Кстати сказать, число «4» у корейцев считается символом смерти, и поэтому четвертый этаж называют пятым. По утрам слышно, как в соснах стрекочут белки и покрикивает кукушка. Квартира спланирована по конфуцианским правилам: большая гостиная, совмещенная с кухней, и отдельные комнатки, предназначенные исключительно для сна. По обычаю корейцы спят на полу на тонком матраце, поэтому в холодный сезон пол («ондоль») прогревается. Ну, а люди с высокими доходами владеют коттеджами с крохотными палисадниками. Впрочем, эти домики не идут ни в какое сравнение с подмосковной особнячной вакханалией...

Удивительно, но многое в корейском быту напоминает наше недавнее советское прошлое: дети стайками идут из школы в серо-синих формах; из окон звучит классическая музыка вперемежку с бодрой попсой; с размахом строятся научные и учебные институты; телевидение информирует, воспитывает и развлекает в духе лучших традиций наших 70-ых и так далее.

 

Тайджон пользуется репутацией города интеллектуалов. Созвездие научно-исследовательских институтов, три университета, музеи истории денег, науки, современного искусства (кстати, насквозь абсурдистского) дают ему право называться второй столицей. Сюда перенесены некоторые общегосударственные министерства. Новый центр города только формируется, и рядом с телебашней, отелями и универмагами — частные грядки: кукуруза, перец, бобы... Забавно наблюдать за тем, как корейские семьи подруливают на какой-нибудь солидной «Элантре», достают тяпки и целый день пропалывают свои посадки.

 

Недалеко от нашего дома раскинулась «корейская ВДНХ» —  международная выставка достижений науки и технологии, открытая в 1993 г. Финансово-промышленные конгломераты («чеболи») отстроили полтора десятка современных павильонов, объединенных монорельсовой дорогой, и ЭКСПО-93 стала гордостью Кореи. Здесь в форме аттракциона можно познакомится с современным состоянием и перспективами мировой энергетики, телекоммуникаций, биотехнологии, космонавтики. Это занимательно, технически совершенно, но как-то очень уж прямолинейно и наивно, в духе отечественной фантастики 60-х. «Нам нет преград на море и на суше», «все, что планируется - делается»,  — такое впечатление стремятся произвести на посетителя.

 

Впрочем, корейцы очень любят свою выставку и электронный человечек Кумдори (символ экспозиции) сравнялся по популярности с олимпийским талисманом — тигренком Ходори.

 

Сейчас город готовится к чемпионату мира по футболу 2002 г. Будет построен новый стадион, пущено метро и открыт зоопарк. Спорт здесь очень популярен, особенно бейсбол, футбол, бег, плавание. Велосипедные дорожки  — часть любого тротуара. В каждом микрорайоне есть бесплатные площадки для тенниса и волейбола, и игра не прекращается даже в сильную жару.

 

Национальное хобби  — горный туризм. 70% территории Кореи покрыто горами, причем невысокими, в среднем около 1500 м, на которые можно взойти за день. По выходным, надев горные ботинки и вооружившись альпенштоками, корейцы карабкаются по склонам, а достигнув вершины, по традиции выпивают бутылку «сончжу»  — рисовой водки.

 

На улицах Тайджона человек с европейской внешностью  — редкая птица. Дети, завидев такого, улыбаются, машут руками и кричат: «Hello! How are you?» Взрослые тоже приветливы и внимательны, готовы помочь в случае каких-нибудь затруднений. Английский язык знают многие, чаще всего, продавцы, таксисты и студенты. Местные жители проявляют удивительную непосредственность в общении. Они очень приветливы, любой человек может заговорить с вами прямо на улице. Он поинтересуется, кто вы, откуда и на сколько приехали, чем занимаетесь и женаты ли вы. Практически каждый кореец убежден, что американцы  — добрые друзья, японцы  — бывшие колонизаторы, ныне жесткие конкуренты, китайцы  — опасны своей численностью, но в целом дружественны. О русских нет определенного мнения. В конце 80-ых Россия не оправдала надежд на экономическое сотрудничество, соответственно угас интерес к ее внутренней жизни. К людям из России относятся доброжелательно, разве что старики поморщатся и вспомнят депортацию корейцев с Дальнего Востока в 1936 г., Корейскую войну и сбитый южнокорейский авиалайнер...

 

Чтобы поддержать интерес корейцев и русских друг к другу, вот уже второй год издается газета «Сеульский вестник» — единственный источник информации о Корее на русском языке. Выходит он два раза в неделю и распространяется не только в Корее, но и на российском Дальнем Востоке.

Газета как газета: немного экономики и текущих событий, две полосы рекламы, информация для туристов и очень щедро — статьи о прошлом и настоящем Кореи, написанные со знанием дела, с юмором и некоторым озорством. Мне особенно запомнились материалы постоянных авторов: обстоятельный страноведческий «ликбез» ученого-корееведа Андрея Ланькова, едкие очерки журналистки Татьяны Габрусенко и лирические зарисовки петербургского писателя Георгия Цветова.

 

В каком-то номере Цветов эмоционально описал сценическое действо, на которое его затащили корейские друзья. На заднике сцены, оборудованной на стадионе, был изображен Покровский собор с красными крестами на куполах. В небе вечернего Сеула можно увидеть много таких крестов, они горят, обрамленные гирляндами красных лампочек, на каждый квартал приходится по несколько штук. Сюжет был незатейлив, как мычание: два обтянутых белыми рубашками корейца-миссионера прибывают в Россию и наставляют пьяных, «погрязших в распутстве» русских, сидящих в креслах в обнимку с девками. Сцена заканчивалась «перевоспитанием» и совместной хоровой молитвой. При том, что в обеих Кореях живет уже около 70 миллионов человек, а во всей России 150 миллионов, места для иронии у автора рецензии и, надо думать, у читателей останется немного.

Это стихотворение стало любимым стихотворением корейского народа. Надо сказать, что Пушкин в «Памятнике» немного ошибся: стихи его полюбили не только калмыки, но и корейцы. Эти стихи очень подходят ко всему мировоззрению корейцев, особенно они прониклись их смыслом в годы японской оккупации, когда казалось, что это будет длиться вечно.

 

6 июня российские специалисты, работающие в Тайджоне, были приглашены филологическим факультетом Пачайского университета на пушкинский вечер. Одним из номеров была постановка «Барышни-крестьянки» на русском языке. Все было очень мило, а некоторые анахронизмы веселили публику: Лиза, поджидая служанку, поглядывала на наручные часы, а господа-помещики появились в костюмах-тройках, щелкая американскими зажигалками...

 

В Корее Пушкина знают со времен первых переводов в 80-х годах XIX столетия. К нынешнему юбилею вышло в свет 6-томное собрание сочинений, а в музее литературы Востока и Запада, галерее Сончже и нескольких университетах прошли научные конференции.

 

На волне культурно-политической модернизации конца XIX в. в стране были открыты университеты западного типа, в том числе и Пачайский. Сейчас это старейшее учебное заведение в городе.

 

На факультете есть кафедры китайского, японского и нескольких европейских языков. С недавних пор действует Сибирско-Корейский центр, практикующий обмен студентами с Иркутским университетом.

В зале университетского клуба я столкнулся с иркутцами Алексеем и Василием. За чашкой кофе они рассказали мне об особенностях корейской системы образования. Насколько я понял, учатся здесь долго: за 12 лет кореец получает трехступенчатое среднее образование, и к концу школы ему обычно исполняется 19 лет  — 18 по местному счету, так как до года ребенок не считается человеком (таковы последствия высокой детской смертности в прошлом).

 

Корейская педагогика рассматривает ребенка как сырой неподатливый материал, из которого предстоит сформировать личность. Поэтому в школах детей сплошь и рядом бьют и практикуют зубрежку. Воспетый отчаянный «трудоголизм» постепенно отходит в прошлое, и нынешнее трудовое усердие корейца часто оказывается показухой. А молодежь старается избегать работы, начинающейся на 3 «D»: dirty, difficult, dangerous, т.е. грязной, трудной и опасной.

 

В университеты стремятся почти все. Диплом придает высокий социальный статус  — это место на крупной фирме, карьера, удачный брак. К тому же, правительство поощряет отъезд образованных молодых людей за границу, чему способствует «солнечная политика» нынешнего президента страны Ким Тэ Джуна, проводимая под лозунгом: «Корея  — невеста четырех женихов» (Китая, Японии, США и России).

 

В конце вечера я познакомился со студентом факультета телекоммуникаций Ваном. Каким-то образом разговор зашел о болезненном противостоянии двух Корей. Ван заявил мне: «Хотя можно прожить всю жизнь здесь и ни разу не увидеть человека с Севера, мы — единый народ. Когда-нибудь Корея объединится, но пока впереди неизвестность». В справедливости последних слов пришлось убедиться 15 июня. В этот день, накануне межкорейских переговоров в Пекине, в Желтом море разыгрался морской бой, спровоцированный северокорейскими руководителями. По ТВ показывали, как сторожевые суда при поддержке морской авиации пытались таранить противника. Новые жертвы  — новые военные расходы.

 

 

На южной оконечности полуострова лежит Пусан  — второй по величине город Южной Кореи, крупный порт и промышленный центр. По рассказам, здесь хорошие пляжи.

Комфортабельный поезд прибывает на вокзал под увертюру Чайковского. Поражает церемонность и важность железнодорожных служащих, руководствующихся, видимо, принципом Конфуция: «Простолюдинов можно заставлять следовать должным образом, но им не надо знать, почему это нужно делать».

 

Пусан  — город в тельняшке. Вдоль побережья тянутся погрузочные терминалы концерна HYNDAI, на вокзальной площади расположился сидячий митинг протеста против безработицы. Чем дальше забираешься в восточную часть города, тем чище публика: начинаются кварталы отелей международного класса с соответствующей инфраструктурой. Справа  — гладь Японского моря, над которой высятся мшистые острова, на всех корейских картах оно называется Восточно-корейским, и это единственный пункт, в котором согласны оба государства. Где-то в море находится местная достопримечательность  — остров перелетных птиц, конечная точка ежегодных миграций десятков видов пернатых.

 

Побывал я и на Хаунде-бич, лучшем пляже Пусана  — живописном, но не оборудованном. Корейцы  — развивающаяся нация, и культура отдыха здесь пока только складывается. Об открытии купального сезона буквально объявляют газеты. За один день до объявления на пляжах пусто, зато после корейские пляжи сразу же становятся похожи на наши ялтинские. Многие не умеют плавать. Все это неудивительно, ведь еще 20-25 лет назад на море смотрели только как на источник пищи.

 

Русский квартал в Пусане  — это мгновенное перемещение во времени. Пахнуло эмигрантскими Харбином и Даляном 20-х годов: узкие петляющие улочки, сомнительного вида хибары... Вывески извещают самопальными шрифтами: «Кафе «У Марьяши», гостиница «Санкт-Петербург», магазины «Ностальгия», «Остров Сахалин», «Русский меридиан»... Полощутся на ветру кожаные куртки, спортивные костюмы и махровые полотенца, пахнет пельменями и сосисками, а у входа, среди этажерок с кроссовками, сидят испитые, но насурьмившиеся соотечественницы (часто корейского происхождения) и тоскливо-заискивающе приглашают зайти: «Купите куртку, купите косметику... Люди! Купите хоть что-нибудь!»

 

На углу местные «авторитеты» в полном фольклорном обличье. Стоя рядом со своими «Принцами» и «Сонатами», напряженно улаживают «торговый процесс». Образ русского в Пусане: опасный, но примитивный представитель северной страны, занятый непроницаемым для закона бизнесом. Однако эта непроницаемость  — кажущаяся. Хотя за фасадами русских магазинов и отмываются большие деньги, этот бизнес не может существовать без поддержки влиятельной корейской мафии, исправно платящей налоги в городской бюджет.

 

Мы уезжали из Пусана под вечер, когда море стало палево-синим, а очертания маяка на недалеком острове потерялись в ранних сумерках. В прохладном вагоне, наблюдая за улыбчивым сервисом стюардов, вдруг подумалось: «Как странно, что маленькая Корея и огромная Россия движутся в противоположных направлениях! Как два поезда, встретившихся в ночи: один  — к темному полустанку, другой  — к залитому огнями вокзалу. Блеснет ли нам когда-нибудь перспектива? Кто знает...»