Первый Рим не грабил второй?

Напряженность между католиками и православными христианами возникла давно. После падения Римской империи церкви Запада и Востока развивались обособленно, но литургическое общение сохранялось, и Церковь продолжала оставаться единой. Однако Западная церковь, оказавшись в окружении варварских народов, стала все более и более расходиться с Восточной по целому ряду вопросов. К X веку расхождения были уже весьма серьезными: это различные представления о взаимоотношениях светской и духовной власти, претензии папы стать первым не только по почету, но и по власти. Затяжные схизмы стали обычным делом, но это вовсе не означало серьезной конфронтации между Церквами, если не считать личного соперничества римского папы и константинопольского патриарха. Известно, например, что равноапостольные Кирилл и Мефодий искали в свое время благословения на свою деятельность у папских легатов, причем как раз во время очередной схизмы. И даже разрыв 1054 года, несмотря на углубление теологических расхождений, не воспринимался современниками как окончательный. Схизма стала реальностью лишь после крестовых походов, особенно после разгрома крестоносцами Константинополя в 1204 году.

 

Как еще считают многие западные авторы, по «цепи случайностей» крестоносцы оказались в 1203 году не в Палестине, куда они собирались отправиться, чтобы отвоевать у мусульман Святую землю, а в столице Византии. После разграбления пригородов Константинополя они предприняли попытку первого штурма — которая, однако, завершилась провалом.

 

Потерпев неудачу, доблестное «воинство Христово» вспомнило о Христе. «Когда бароны сошли с кораблей, то собрались вместе и в сильном смятении сказали, что за свои грехи они ничего не смогли ни предпринять против города, ни прорваться вперед» (Робер де Клари, «Завоевание Константинополя»). Но вскоре, впрочем, католические церковники поставили все на свои места: «Епископы и клирики войска… рассудили, что битва является законной… ведь жители города издревле исповедовали веру, повинуясь римскому закону, а ныне вышли из повиновения ему, и даже говорили, что римская вера ничего не стоит… и епископы сказали, что они поэтому вправе нападать на греков и что это не только не будет никаким грехом, но, напротив, явится великим благочестивым деянием». В общем, послушное воле папы священство успешно заглушило последние проблески совести у крестоносцев, и те окончательно уверились в своей правоте. Чтобы, видимо, оттенить чувство того, что они верно исполняют волю Божию, был отдан приказ разыскать и изгнать из лагеря женщин легкого поведения и всех отослать подальше от лагеря; так и поступили: всех их посадили на корабль и увезли весьма далеко от лагеря. Кстати, последний эпизод еще раз подчеркивает, что большинство крестоносцев не часто вспоминали о «святости» своей миссии — ведь все, взявшие крест, давали обет не соединяться с женщинами и даже не вступать с ними в беседу, пока будут нести на плечах крест, «как чистая жертва Богу, как шествующие путем Божиим». Несмотря на это, в лагере «шествующих путем Божиим» оказалось столько представительниц древнейшей профессии, что понадобился целый корабль, чтобы их перевезти!

 

Вдохновленные речами своих духовных пастырей, крестоносцы ринулись на штурм Константинополя — и на этот раз взяли его.

 

Виллардуэн, один из знатных крестоносцев, признавался, что «было там столько убитых и раненых, что и не сосчитать».

 

Приступая к рассказу о деяниях «воинства Христова» в столице Византии, автор вслед за Никитой Хониатом может воскликнуть: «Не знаю, с чего начать и чем кончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди». Вот, например, свидетельство неизвестного нам новгородца, видевшего все своими глазами: «… ворвались фряги в святую Софию, и ободрали двери и разбили их, и амвон, весь окованный серебром… и ободрали дивный жертвенник, сорвали с него драгоценные камни и жемчуг (…) Церкви в городе и вне города и монастыри… все поразграбили. Монахов, и монахинь, и попов обокрали, и некоторых из них поубивали, а оставшихся греков и варягов изгнали из города».

 

В этом тотальном разграблении участвовали не только миряне, но и клирики. Гунтер Пэрисский передал очень живую картинку похождений настоятеля своего монастыря — Мартина. Тот «тоже стал подумывать о добыче: чтобы не остаться ни с чем там, где все обогащались, он вознамерился протянуть свои освященные руки для грабежа (…) В то время как многие паломники ворвались вместе с ним в церковь и стали жадно хватать… золото, серебро и всевозможные драгоценности, Мартин… обшаривал самое потаенное место, указанное ему запуганным греческим священником, который желал, чтобы святыня попала по крайней мере в руки лица духовного, аббат Мартин поспешно и жадно погрузил туда обе руки: он стал стремительно ощупывать сокровища, наполняя благочестивым краденым свои карманы».

 

К сожалению, грабежами дело не ограничивалось. Предаваясь до такой степени неистовству против всего священного, латиняне, конечно, уже не щадили честных женщин и девиц, ожидавших брака, или посвятивших себя Богу и избравших девство. В состоянии аффекта латиняне творили невообразимые гнусности. Конечно, о своем крестоносном обете, категорически запрещавшем общаться с женщинами и проливать христианскую кровь, о своей клятве перед штурмом «на святых мощах, что они не поднимут руку ни на монаха, ни на монашенку, ни на священника», мало кто вспоминал. Необузданные страсти вырвались наружу и полностью овладели этими людьми, потерявшие человеческий облик от алчности и похоти. О христианской вере не вспоминал никто!

 

То, что произошло в Константинополе в 1204 году, выходило за рамки любой морали. Это понимали и западные хронисты, и сам папа Иннокентий III (1198 — 1216), который признавал, что после бесчинств в константинопольских церквях греки видят в латинянах лишь «творения порока и тьмы» и «справедливо сторонятся их будто псов».

 

Однако, несмотря на все заверения в любви и дружбе к «Церкви-сестре», современное католическое руководство (в первую очередь верховный понтифик Иоанн Павел II) не пожелало причислить разграбление Константинополя в 1204 году к числу грехов западной церкви…