«Мне иногда так советуют: Володя, не надо говорить, лучше пой»

Вот перед вами появился Владимир Щукин. Высокий, стройный человек, передвигающийся лёгкими семимильными шагами. В движениях его чуть заметно волнение. Мягкие, благородные черты лица, в которых есть что-то детское, и весь внешний вид сразу как-то располагают вас к нему. На первый взгляд ему не больше тридцати лет. Положив гитару на рояль, он плавно разводит руками и радостно оглядывает слушателей, приглашая всех ко вниманию. Наступает тишина...

 

— Для меня большая честь, что мы выступаем здесь...»

 

Поблагодарив гостей, пришедших на вечер, В. Щукин представляет аккомпанирующего ему виолончелиста (тот как раз входит в зал):

 

— Да! А вот идёт Дмитрий Ключев...

 

Зал встречает его аплодисментами.

 

— ...С которым мы в этом году отметили десять лет творческого общения... И я благодарен ему за эти десять лет терпения, потому что он иногда даже не знает, что именно мы будем сегодня исполнять.

 

История создания представленного автором цикла тянется из прошлого (не скажем, что далёкого): хотя, например, музыка на стихи А. Блока «Девочка пела в церковном хоре» сочинена автором тридцать один год назад. Как отметил Щукин, это очень сложно — за час (именно столько длится цикл «Где лебеди?») выдать тридцать лет. Почти все композиции альбома написаны на стихи русских поэтов. По мнению автора, многие из них (Н. Гумилёв, М. Цветаева, С. Есенин, О. Мандельштам, Н. Рубцов) также могут быть названы новомучениками, поскольку много претерпели от советской власти.

 

Вспоминая прошлые выступления, автор особо выделил из прочих концерт на филфаке МГУ, который прошёл два года назад и длился пять часов!

 

В. Щукин — уникальная личность. Его семья вот уже двадцать лет живёт без телевизора.

 

— С большим трудом удалось отделаться от него, — признавался он аудитории. — И потом ещё некоторое время родственники пытались дарить «ящички» разных форматов: как же это вы? Ведь отстанете от жизни!

 

Отец В. Щукина, художник, на фронте был танкистом.

 

— Каждое утро (и даже ночью) он мне читал Пушкина, которого знал наизусть... Он иногда развешивал объявления, приглашая к себе домой тех, кто желает послушать стихи. Собиралось человек пять-шесть. Ему нравилось читать людям Пушкина, Лермонтова, Есенина... А я ему говорил: отец, мне этого в школе хватает, но он смеялся и продолжал читать...

 

Ему мы обязаны поэтическим вкусом, привитым талантливому сыну. Правда, и сам сын недавно стал уже дедушкой (сорокашестилетним).

 

Надо сказать, что у меня было задание — поговорить с В. Щукиным, — которое я всё никак не мог начать осуществлять, хотя в его исполнении был заинтересован больше всех. Ещё в самом начале выступления слышу, как Щукин говорит:

 

— Перед концертом подошёл юноша — Иван (это обо мне, значит) и сказал: «можно взять интервью?» Я ответил ему: ну что ж, после концерта, наверное, можно, или можно здесь, при всех...

 

Я привстал с табуретки, сейчас, думаю, самое время! И только уже совсем был готов спрашивать, как они тут заиграли и запели, а я остался с носом.

 

И ещё раз тоже вскочил, как угорелый, говорю, мол, «можно вопрос задать», а мне в ответ: «Это после, после...» И после тоже: прислал кто-то записку, Щукин говорит: «Ваня, готовься, скоро будешь задавать вопросы...»

 

Закончился вечер. Я стою рядом с Щукиным, ловлю момент. Он благодарит за цветы, обменивается впечатлениями, прощается с уходящими. Постепенно все расходятся. Я подступаю, открываю рот: «М-м, мгм, э-э-э...». — Ну вот! — предвосхищает все мои вопросы Щукин. — Видите? И даже и не надо интервью брать.