Пластилиновая страна

...Печка натоплена — тепло. Вверху на центральном столбе горит лампочка (с электричеством проблем нет, в отряде свой дизель-генератор). Устраиваемся в углу за «трофейным» столиком с ротным Игорем и таким же молодым капитаном Павлом. Офицеры третьей роты живут и воюют вместе с солдатами, в одних условиях... Нас угощают деликатесами из спецназовского сухого пайка. «Тушняк», галеты, паштеты, рыба, каши в брикетах, кофе — ну, экзотика. И главное — все вокруг отечественногопроизводства, от спичек и сахара до танка и вертолета. Мы от этого на «гражданке» отвыкли... Снайпер Игорь, тот самый, из Калуги: «Первый тост за вас, ребята, вы молодцы. Неужели есть на свете такие люди, которые помнят об армии? За вас и за таких людей!» Неловко — мы как бы снимаем сливки. Пьем водку из фирменных «стопариков» — алюминиевых колпачков от снарядов. Заходят бойцы из других рот пообщаться с москвичами. «Присоединяйтесь, мужики, выпьем за нас всех. Только чуть погодя: недавно пили».

 

Нашим бы студентам и студенткам поучиться культуре пития у спецназа. Может, они и хлещут спирт из фляжек — для сугрева в горах или где, но в компании все культурно. После третьей бойцы деликатно намекают молодому командиру: «Ротный, тебе хватит». Ротный успел «принять» раньше — сегодня поминали погибших.

 

Солдаты расспрашивают о Москве, об Университете. Поражает уважительное, без тени пренебрежения (москвичей в армии не любят) отношение к Университету, к образованию. «Отслужу — надо пойти учиться» — общая мысль. Капитан Паша изготавливает для нас сувениры: разряженные патроны разных видов и калибров. Предлагает даже гранату Ф-1: «Тротил выплавим, запал обломаем — будет как настоящая». Предлагают выбрать лучшие места для ночлега — шефство теперь взяли над нами.

 

Нам передают письма — отправить из Москвы («отсюда почта идет больше месяца»), телефоны («позвоните родным»). На тетрадных листках написали благодарности биофаковцам. «Ребята, да мы ваши подарки завтра отправим нашим в горы, под Харсеной, — говорит Паша. — «Для них это даже важнее, чем для нас здесь». Пожалуй, он прав — моральный эффект получился сильнее материального. Давешние ребята-срочники принесли письма девушкам биофака. Мы пообещали вывесить на видное место. Посидели снами. «А с туалетной бумагой вы здорово придумали, « — широко улыбается вдруг один из парней. — «А то с «Красной звезды» шрифт слазит...»

 

Артур (пока еще рядовой), сгорбившись у печки, долго пишет благодарственное письмо. В тексте много ошибок — ну не доучился парень, из детдома, — зато какой стиль и полет души! Народ расслабился от мирных разговоров, от песен. Костя Мосин тоже берет гитару, тоже поет. В паузах нам рассказывают о буднях спецназа. Они — «спецназ-пролетариат», в отличие от привилегированных «Вымпела» и «Альфы». На них — не молниеносные спецоперации, а повседневная черновая работа. Группами по двенадцать-пятнадцать человек забрасывают в горы (вертолетом, а чаще пешком); спецназовцы зарываются в землю и тихо сидят, ведя круглосуточное наблюдение. Обнаружив перемещения духов, тут же передают по радио артнаводчику — и «Грады» или САУ молотят бандитов. Работы у них больше, а снаряжение (приборы ночного видения, прицелы, средства маскировки и связи) постарев и похуже, чем у элитного спецназа. Потому духи их, бывает, обнаруживают, и парням приходится туго: в высокогорье, на высоте 1500-2200 метров погода часто портится, и вертолетам до них не добраться. Приходится выбираться самим, со стычками и перестрелками. «Это что, « — распаляется Игорь-ротный, — «бывает, что мои ребята без жратвы больше недели сидят, подвезти не могут. Топленым снегом десять дней покормись-ка! А в последний раз вызывали по радио «вертушку» раненого забрать — отказались! Дескать, нелетная погода. А над нами солнце, как в Африке! И мы раненого с горы пехом тащили, перли напролом, хорошо, на засаду не нарвались! А когда генералов возить, у них всегда летная погода!»

 

М-да, а скоро и снег в горах в основном растает — что бойцы делать будут? Про зверства духов над нашими пленными все знают, но все же несколько не по себе, когда даже высокое начальство говорит: «Одного духа оставили для отчетности, а пятерых — того». Русская армия всегда славилась гуманностью... Да, но не тогда, когда «военнопленные» (то есть задержанные на месте преступления террористы-убийцы) тут же нашим правительством «освобождаются по амнистии», записывается в «чеченское ополчение» (то есть легальную банду), а потом по ночам стреляют нашим бойцам в затылок.

 

 

Подъем в 6-30. Третья рота живет уже своей жизнью. Ротный тихо распоряжается: наряды, дневальные, дежурные. Потом, когда мы приводим себя в порядок, ведет в столовую — такую жепалатку, ближе к воротам. После завтрака мы с Мосиным двигаем в разведбат — узнать, как дела у Л. В. и когда мы возвращаемся назад. Идем, пробираемся через пластилиновую грязь вусмерть разъезженной дороги. Не колеи, а окопы полного профиля. Разведбат в заброшенном саду, очень симпатично. Повсюду тезника, а также окопчики и траншеи — на случай «непрошенных гостей». Оказывается, Л. В. на ночь разместили в медбате. Идем на поле, к аккуратному городку медбата. Медсестры сообщают, что Л. В. уехала с грузом рано утром, отдают нам забытые ею ключи. Идем на центральный блок управления (ЦБУ) — узнать насчет обратного вертолета и вообще. Выходит подполковник, зам. Цыганенке. «Это вы с Родионовой прилетели? Бортов на Моздок сегодня не будет — духи прорываются, бой идет в 4-х километрах отсюда — слышите? Все вертушки работают по горам. Попытайтесь узнать на КП внутренних войск или МВД». Стрельба и разрывы действительно отчетливо слышны, как и гул вертушек. Где искать КП ВВ и МВД? Никто не знает. Топаем домой. Дежурный в штабном фургоне пытается связаться с ними — в итоге удалось, но бортов тоже не обещают. В палатке Игори посмеиваются: «Ничего, побудете с нами пару дней, глядишь, вас к наградам представят». Нет уж, мы согласны на медаль. Обещали ведь вернуться в Москву... вчера.

 

 

Пока нечего делать, помогаем Рембо отмывать от грязи патроны, пулеметные ленты и заново набивать их. Невысокий щуплый Рембо с белозубой улыбкой получил одиозное прозвище за любовь к подствольному гранатомету. «В бою как начнет из подствольника одну за одной пулять — духи как мыши, врассыпную». Подходят офицеры из соседней роты, хвалят нас за трудовой героизм. У Мосина руки чешутся сходить на стрельбище — здесь рядом — и пострелять из ПК. Что мы и делаем, проводивши друзей-спецназовцев на задание. Стрельбище — в естественной лощине, за которой какой-то заводик, за ним — дома поселка. Три недели назад с этого заводика «баловался» по ночам снайпер, ранил двух бойцов. К счастью, то был, видимо, не профессионал (их у духов осталось мало), а «мирный чеченец», из поселка. Ну что же, приятное с полезным: пока мы долбаем из пулеметов и гранатометов в сторону поселка, чичи мирно отлеживаются в подвалах, а не шастают по крышам со снайперскими винтовками...

 

Возвращаемся в отряд мимо минного поля на опушке того самого лесочка. Везде замаскированные огневые точки, окопчики, секреты, вкопанный танк-пушка в сторону Урус-Мартана.

 

В отряде банный день, все роты моются по очереди. С водой напряженка — ее привозят. Да, жаль, что мы в подарки средства от вшей не вложили — здесь нужная вещь. Заходим в офицерскую палатку. Замполит Сергей гостеприимно угощает вкусным томатным соком — разведенной томат-пастой. Договариваемся с майором — зам.командира отряда, что если не будет бортов на Моздок, завтра утром они берут нас машиной до Ханкалы, оттуда улететь легче. Дежурный сообщил, что Л. В. уже улетела в Моздок каким-то хитрым путем, вместе с генералом Шамановым. Что ж. будем ее завтра догонять. Вечером бойцы приносят нам адреса, письма.

 

Завтра мы покидаем 664-й отряд. Они остаются воевать.

 

 

Ночь прошла беспокойно, но спалось хорошо. В 6-00 наши Игори опять умчались на задание, не стали нас будить. В 7-00 нас торопят: машины уже ждут. Прощаемся с третьей ротой и со всеми остальными. Голубоглазый Олег из Смоленска дарит мне солдатскую шапку. На площадке у вагончика зам. командира уже проводит построение: «Скорость — по головной машине, дистанция — по скорости. Группа прикрытия сидит в кузове у борта, оружие наготове. По машинам!» Выезжаем из ворот, машины с натугой месят «пластилин», выбираясь на грунтовку. Двигаемся на север. Почему мы так завязли в этой «пластилиновой стране», как зовут ее солдаты? Они вязнут в прямом смысле пары обуви хватает на два месяца, потом подошва отрывается. Без человеческого ухода земля не плодоносит и рвет обувь. Почему мы завязли в чеченском пластилине всей страной, месим его уже почти десять лет и будем месить еще?

 

Наша маленькая колонна пылит по дороге. Проехали Урус-Мартан — городок практически не поврежден. А вот следующий, Ахал-Юрт — местами одни развалины. Вообще-то у мирных чеченцев хорошие, добротные дома из импортного кирпича, их не так просто разрушить. Сорванный взрывной волной шифер с крыши восстановить достаточно легко, и можно, в общем, жить хотя бы летом. Пыль, тряска. Все мы — люди, одежда, оружие — покрываемся слоем порошкообразного пластилина, быстро образующего питательную грязевую маску на лицах. «Зато по такой пыли чичи не прицелятся в нас из гранатомета», — рассуждаем с ребятами из группы прикрытия, посматривающими в обе стороны от дороги (один из них с пулеметом). Кое-где на обочинах дороги видны местные жители, выглядящие особенно мирно под стволами АК и ПК. Иногда замечаем, что среди женщин попадаются русские, но, наверное, это только кажется. Довольно часто, каждые десять-двенадцать минут, встречаются блок-посты. Там досматривают снующие туда-сюда по дороге иномарки и «Волги» нищих мирных чеченцев...

 

На въезде в Грозный колонна останавливается. Огромная бетонная стелле с красными буквами «Грозный» изрешечена пулями — проезжая, наши войска так «отмечались». Опять по машинам, едем дальше. Ханкала уже близко. Вспомнилось, бойцы рассказывали, что видели в Гудермесе огромную надпись на каменном заборе: «Развалинами Гудермеса удовлетворены. 245-й мсп». Разглядывая развалины домов на окраинах Грозного (которых не так уж много, 50-70% площади пригодно для жилья, а без удобств, простите, люди и в мирном Батуми живут), видел у солдатиков легкую ухмылку, но все же не злорадство. Ну вот, например, какая-то «хрущоба»: дыра в три этажа от снаряда, поменьше — от гранатометов, выбоины от крупнокалиберных пуль. Прямо учебное пособие для курсов молодого бойца. Что же, армия не зря зарплату получает. Не надо фарисейства: не будут наши ребята стенать по поводу стрелявших по ним духов, погребенных под развалинами, и мирных чичей, дрожавших в подвалах.

 

Под Ханкалой — наша сорокатысячная группировка. Машины проезжают через КПП. Военный городок, можно сказать, зарыт в землю. Окопы, траншеи, техника в укрепления, маскировочные сетки на палатках. Слева железнодорожный состав, там обитают иностранные корреспонденты. Останавливаемся, майор командует: «Держимся справа от машин, слева тут снайпер постреливал». Опять такой-растакой «мирный чеченец». Прощаемся с бойцами — последний обмен адресами, просьбы выслать фото. Идем на КП авиации. Майор наш просит: «Отправьте этих ребят на Моздок, они нам гуманитарный груз привезли». «Да отправим, какие дела!» Правда, ушлые летуны тут же выпросили у майора гранату. Духов что ли бомбить? У палатки дежурного встречаем нашего Леонида Петровича. Он здесь кукует вторые сутки, ждет борт (приготовленный специально для случая, когда один из главных генералов соблаговолит полететь на нем в Моздок). Ругает ханкалинскую столовку. Ну так что ж, не курорт. С нами ему везет больше: через час наш бор г. уже на полосе. Тоже Ми-26, «корова», только что выгрузившая «груз 200». Влезаем большой толпой (человек сто пятьдесят), наша троица быстро занимает скамейки — малоповоротливые будут сидеть на полу, не щелкайте клювом! За сорок минут полета успеваем обменяться впечатлениями. Л. П. рад, что наша авантюра в итоге удалась. Пардон, нам еще до Москвы бы долететь.

 

Это, конечно, наглость — пять дней летать и ездить по стране на халяву, за счет Министерства обороны, безо всяких документов, ну дак мы же по делу...

 

Знакомое летное поле Моздока. На стоянке «сушек» — оживление, подвешивают ракеты, заправляют. В горах сейчас жарко. Идем в полк, Толь Толич радуш! встречает в своем управлении. Вроде все в порядке — скоро будет почтовый борт на Москву. А пока мы с Мосиным пылим в представительство Кошмана звонить в Москву. КПП, часовые в касках: «Куда, кто такие?» Мы уже шпарим без запинки, с нужной интонацией: «Сопровождающие гуманитарного груза... вернулись из расположения отряда из зоны боевых действий... нужно позвонить в Москву о выполнении боевой задачи». «Документы есть?» У Мосина паспорт с собой, мне лень возвращаться в полк. Вытаскиваю старое просроченное биофаковское удостоверение. Пропускают. Такой же пост внутри — то же заклинание. Пускают уже без документов. В пресс-центре молодой прапорщик встречает приветливо- «Проходите, ребята, садитесь, вот московский телефон.» Во сервис! Кучка чешских тележурналистов в углу с уважением взирает на наши пыльные рожи. Их ламинированные аккредитационные карточки лежат на столе. Оформляли, видать, в Москве, в Министерстве обороны. Вот люди ерундой занимаются... Порядок — близкие люди с этой минуты знают, что мы живы-здоровы, и очень ждут. Напоследок не отказали себе в удовольствии «поучить жизни» этих телечудиков. «Короче, ребята, в русской армии у вас врагов нет. Поэтому верьте тому, что вам говорят. Если «туда нельзя» — значит, там либо мины, либо снайпер шарится, либо грязь по уши, но никак не скрытая от вас сенсация. Ночью лучше бы вам не шастать по окрестностям — первый же секрет окликнет и положит мордой в грязь — это совсем неинтересно». Кивают, улыбаются. Заинтересованно спрашивают: «Как настроение российских солдат?» «Все как надо, больше чем боевое». На вид неплохие ребята, и чего им в НАТО понадобилось? Теперь топаем к летчикам. Нашего бородатого майора из ПСС нет, он на боевом задании. Жаль. Зато у нас есть талончики на обед в летную столовую — замполит Серега подарил. Обед у летчиков шикарный, плюс официантки, сервис, все такое... Приятно, что традиция особого уважения к труду летунов у нас сохранилась.

 

Наш борт садится в 13-30, через час мы уже на поле, ждем команды на погрузку. На сей раз летим культурно, на Ил-62, который привез очередную толпу чешских телевизионщиков. Пока проверяют списки, наблюдаем, как мимо нас выруливают на взлет и с ревом уносятся ввысь «сушки», пара за парой. Духи плохо подумали, когда полезли на прорыв в такую идеально летную погоду: прозрачный воздух, никакого тумана, все горы отчетливо видны. Л. П. становится участником нашей авантюры. Чтобы было меньше вопросов, вписывает нас в полетный лист и показывает проверяющему вместе с письмом из Министерства обороны: «Сопровождающие гуманитарного груза... столько-то человек... провезти бесплатно». Кто-то из его команды обратно не летит, мы на их месте (и никакого мошенничества). У трапа мрачный феэсбешник «позванивает» миноискателем солдат, у офицеров изымают на время полета оружие (чтоб от радости не перепились и пальбу не подняли? или чтобы самолет в Турцию не угнали?). У меня отбирают осветительную ракету и разряженные патроны разных калибров — практически все мои сувениры (то-то бы они порадовались гранате Ф-1, если бы Павел успел мне ее «сварганить»). Лучше бы эти деятели так же тщательно «шмонали» мирных чеченцев, начиная с 1991 года и до сего дня... У самолета встречаемся с Л. В., ее подвезли сюда эмведешники. Наконец, собрались все вместе. Усаживаемся в носовом «офицерском» салоне, в журналистском купе — за столиком. Экипаж радует новостью: в Москве снег, метель, боковой ветер 15 м/с — борт не принимают. Сидим, ждем. Все же легче, не надо за грузом смотреть. Периодически доносится гул моторов со стороны взлетки — возвращаются с задания отработавшие по горам «грачи». Л. В. рассказывает о своем путешествии в Аргунское ущелье. Говорит, что солдатикам там ох как трудно, но они держатся молодцом. В одном месте, когда они пили чай с бойцами в домике, духовский снаряд влетел в одно окно, просвистел перед лицами и унесся в другое — бойцы только пыль стряхнули и продолжили чаепитие. Перебираю свои записи, эти пять дней опять ярко прокручиваются в памяти. Прощай, «пластилиновая страна», мы тебя покидаем. Остаются мужики в камуфляже — им опять расплачиваться за наши старые грехи.

 

Что будет с этой землей после Победы? Все восстановим мирным чеченцам, прощения попросим, сопли им вытрем и деликатно уйдем? На равнинной части нынешней Чечни жили казаки и русские немцы-колонисты, соорудившие совершенную ирригационную систему для земледелия. После семнадцатого года «контрреволюционные элементы» были удалены, а угнетаемые горцы переселены (с немалыми усилиями) на равнину. Система орошения немедленноначала приходить в упадок, почвы начали засоляться. Сейчас из-за сильного засоления 20% прекрасных черноземом равнинной Чечни малопригодны для сельского хозяйства. Интересно, кто-нибудь подсчитывал эти потери?

 

На столике лежит номер свежей «Красной звезды» со статьей про чеченскую нефть. За последние годы, из-за беспрецедентного грабежа нефтяных месторождений мирными чеченцами, на территории «свободной Ичкерии» произошло ужасающее загрязнение почв, подпочвенных вод и водоемов нефтепродуктами. Пятнадцать тысяч пиратских мини-заводов, отгоняя лишь легкие фракции из сырой нефти, сливали тяжелые компоненты (мазут) куда попало.

 

Теперь это «черное золото», проникнув в водоносные слои, вытесняется грунтовыми водами вверх, постепенно пропитывая верхние слои почвы и превращая их в мазутно-грязевую массу. Углеводороды, в том числе толуол и бензол, попадают в бассейны рек Сунжи и Терека, а оттуда — в Каспий. Еще несколько лет такой «независимости», и мы (кстати, и Азербайджан тоже) лишились бы запасов осетровых и получили бы зону глобального экологического бедствия на огромной территории у предгорий Кавказа.

 

... После взлета наш Ил немедленно гасит огни: светомаскировка, это вам не Шереметьево — и ложится курсом на север. На темной земле поначалу видны огоньки городков, потом мутная мгла их понемногу закрывает, заволакивает, оставляя все в прошлом. На иллюминаторах — смазанные струи дождя. Дома плохая погода.

 

Обмен впечатлениями затихает. Несмотря на снег и ветер, летуны филигранно приливают наш лайнер к полосе, рулят на знакомую стоянку. Все, приехали? В ушах устойчивый свист — налетались... Духи лезут на Урус-Мартан, — ребята сказали, что десяток прорвался. Значит, наш спецназ сегодня вычесывает этих «вшей»... Ротный с утра сказал, что часть отряда идет в горы — на подмену... Стоп, спокойно. Я уже дома, в Москве. Тогда почему мысли улетают туда, на юг, как журавель осенью? Потому что там хорошие ребята и свежий воздух, я же сказал. Там — хорошие ребята и чистый здоровый воздух. Здесь — спертая атмосфера палаты для тяжелобольных. Дай Бог отыскать на пути побольше надежных островков твердого духа и не оступиться, не рухнуть в черную липкую грязь лжи и малодушия, грозящую превратить Отечество в «пластилиновую страну».