О неэффективности чистого искусства

• Текст: Михаил Моисеев

***

В словаре русских синонимов слову «актерство» предлагаются следующие эфквиваленты: притворство, комедианство, лицедейство, комедия, маскарад. Не трудно заметить, что актерская игра — суть обман зрителя. И самообман — это если «исполнитель» вживается в образ и сам начинает верить в него. «Я сам обманываться рад». Представления, которые мы разыгрываем в жизни, — им несть числа. Как убедить маму, что ты заболел и не можешь идти в школу? Как заставить бабушку купить шоколадку? Какие правдоподобные оправдания придумать, чтобы уйти от ответственности за опоздание на лекцию? Какие слова подобрать, если вдруг позвонил человек, которому ты должен, а отдавать не хочется? Основы актерского мастерства мы начинаем осваивать с младых ногтей — просто не у всех это получается одинаково успешно.

Но зато те, кто развивает свои «таланты», действительно имеют преимущество перед остальными, приобретая со временем недюжинный актерский опыт. Опыт, который помогает выплывать, выживать.

Нет, разумеется, актерское дарование в своих лучших проявлениях способно возносить и самого актера и его зрителя до высоких душевных переживаний и, возможно, откровений. В конце концов, Гоголь своего «Ревизора» писал не для того, чтобы обманывать публику — наоборот, цели у него были самые благие. Но если еще тогда, после премьеры, писатель с ужасом обнаружил, что его творческий замысел «широкая публика» то ли не поняла, то ли предпочла сделать вид, что не поняла, — что говорить о нынешних временах.

Хлестаковщина как метод необычайно популярна сегодня, и не надо говорить, что со смертью Бориса Березовского этот типаж сошел со сцены современной российской жизни. Хлестаковы теперь переосмыслили накопленный поколениями опыт, остепенились, подвели под свою «философию» научную базу — написали учебники, пособия, прочли курсы лекций — и прекрасно устроились. Где? Телевизор, СМИ — о да. Бизнес — несомненно, хотя, конечно, отечественный бизнес живет преимущественно по другим законам. Политика и пиар — высшая лига для «актеров-любителей» из числа депутатов, сенаторов, губернаторов и мэров, сфера, где сосредоточен весь опыт, где сохраняется в химически чистом виде квинтэссенция современного прикладного притворства. Именно прикладного — эффективного, приносящего исполнителю не какие-то там зрительские овации и восторженные рецензии в журналах, а самые настоящие деньги и вполне ощутимое влияние.


Бомарше. «Безумный день, или Женитьба Фигаро». 
Телеспектакль Творческого объединения «Экран» и Театра сатиры, 1974 г.

И взобраться на вершину этой пирамиды способны только наиболее талантливые актеры — на сей раз уже без кавычек, потому что не признавать за нашими политиками артистических талантов значит не замечать очевидного и жестоко ошибаться. И тут, к сожалению, ничего нового не случилось — ни со времен Гоголя и Грибоедова, ни со времен Бомарше, ни, как это ни грустно, со времен куда более древних: всякому желающему взобраться даже на первую ступеньку лестницы, ведущей в власти и богатству, стоит записаться на актерские курсы.

Это интуитивно чувствуют и наши соотечественники из социологического опроса: цели могут быть достигнуты более успешно и эффективно, если ко всем прочим достоинствам добавить умение притворяться и обманывать. И — вот чем притягательность притворства! — оно одно, само по себе способно вытащить человека «наверх». Даже если никаких прочих достоинств не наблюдается. Вот мы и осваиваем непростое актерское ремесло: производим впечатление, заставляем себе (и в себя) поверить, манипулируем коллегами по работе или даже, если природа не обделила дарованиями, — начальством. Хотя, конечно, и у «троечников» сохраняются свои перспективы, пусть куда менее творческие и не отличающиеся оригинальностью: банальные подхалимаж, лизоблюдство и интриги.

И потому тот же гоголевский «Ревизор» волшебным образом давно перестал быть просто пьесой — представлением, выдумкой, игрой. Он давным-давно превратился в самую настоящую явь, куда более реальную, нежели выпуски новостей в телевизионных эфирах.

И потому профессии актера явно не грозит потеря популярности. Жаль только, что, осваивая ее, повышая свое мастерство лицедеев, мы совершаем ту же профессиональную ошибку, на которой спотыкалось так много артистов прошлого: вживаясь в личины-образы, прячась за ними, мы где-то в этом придуманном мире теряем самих себя.

Между прочим, тот же несчастный Березовский, при всей неоднозначности этой фигуры, вызывает если не симпатию, то по крайней мере сочуствие уже хотя бы потому, что его лицедейство, насколько можно было судить, имело своей целью процесс как таковой, и результат стоял не на первом месте. Своего рода «чистое искусство»: «Замрите, ангелы, смотрите: я играю!..» Потому, наверное, отклики на его смерть почти все как один отличаются какой-то звучащей в них ноткой ностальгии: вот, ушел человек, для которого искусство обмана имело самостоятельную ценность, который не мерил всё и вся денежным эквивалентом. Обманщик с большой буквы — что-то вроде того. Ностальгия. И отблески белой зависти: мы уже так не сможем. Для нас такой полет, такая самозабвенная игра ради игры — непозволительная роскошь. «Искусство по-прежнему в большом долгу».

Да и кому оно нужно, это чистое искусство, коль оно неэффективно? Актер сорвался — значит, был неправ. Проанализируем его ошибки, составим новые методики и — вперед, к новым достижениям. Только не творческим. У нас своя шкала ценностей.

«Маэстро, музыку! Мой выход!..»