«Парижская почта»: Ван Гог. Японские отражения

«Парижская почта».
 

Часть I. «Сальвадор Дали. Взгляд с близкого расстояния».
Часть II. «Неудобная жизнь в Париже».
Часть III. «Парижская почта»: В саду Тюильри.

• Текст: Константин Сутягин

***

Ван Гог. Японские отражения

В Пинакотеке на Мадлен выставка работ Ван Гога: сопоставляют его с японскими гравюрами Хиросигэ. Тема известная, но пока их не увидишь рядом — не понимаешь, насколько сильное влияние оказали на Ван Гога японцы.

Европа, XIX век: увлечение наукой, фотографией; искусство скатывается к иллюзионизму, уже забыто, что картина — это вовсе не как можно более натуральное окно, в которое хочется засунуть голову (как Буратино). Что это именно холст, на который намазана краска — понимание этого возвращается в Европу через примитивы. Через японцев: вот лист бумаги, на котором только черточки и линии, но эти линии создают глубину, при этом оставаясь «как бы глубиной». Одновременно внятность-узнаваемость пространства — и его условность, четкое понимание, что всё это именно нарисовано на плоскости.

Хиросигэ. Ирисы.



Ван Гог. Натюрморт.

***

Плоскость держится у японцев за счет фактуры бумаги, которую глаз с радостью ощупывает. Ту же задачу — сделать плоскость занимательной — в живописи XIX века решала перспектива: «зацепить глаз» (пусть даже ценой разрушения этой самой плоскости). Развлечение — это единственная задача, которую решает перспектива, чтобы не скучно было смотреть на плоскость. Потому что если художника всерьез волнует тема объема, то ему лучше заняться скульптурой.

***

Линейная причинно-следственная связь: «Из этого следует это, из этого — то; всем понятно?» Незамысловатая логика, на которую обычно ведутся простаки, как в газетах, — «ух ты!»

Элементарная логика перспективы: все линии на горизонте должны сойтись к одной точке и закончиться. Чуда в логике нет и быть не может.

Хиросигэе. Ночи на улице Сарувака.



Ван Гог. Дорога в Провансе.

***

Парижский пейзаж вроде бы тоже линеен, подчинен логике берегов, мостов, черных крыш, черных балконных решеток ... Но — в отличие от Петербурга — линия крыш не регулярная, а то выше, то ниже, как клавиши фисгармонии, каждый дом отбит сверху красными кнопочками каминных труб. Логика Больших бульваров вдруг рвется незапланированным переулком, в котором все вдруг ломается, резко уходит вбок — а сверху надувается купол Пантеона, и опять ничего не понятно. Опять вместо логики — жизнь, и мотоциклист, который едет прямо по тротуару, и смотрит под ноги, чтобы не наступить на собачье дерьмо...

***

Плоскость японцев не скучная за счет фактуры бумаги.

Ван Гог делал плоскость не скучной, покрывая ее множеством цветных завитков и черточек, штрихов, задающих на этой плоскости самостоятельное движение, и плоскость картины становилась ценной сама по себе. Начинаешь следить за ней, как за фактурой жизни, где ценно каждое мгновение, а вовсе не «результат» — когда «по законам перспективы» все линии сходятся зачем-то на горизонте в одну точку.

Хиросигэе. Большая волна в Канагаве.



Ван Гог. Звездная ночь.

Начинаешь видеть людей, которые вот прямо сейчас сидят, как попало, за аккуратными рядами столиков. Молодая пара, а пьют уже вторую бутылку. Напротив — дама средних лет: полная, с короткой стрижкой, юбка чуть ниже колен, зашла в винный кабачок на Сан-Мишель выпить ровно один стакан вина. Мы с приятелем хотели было взять вторую бутылку, но наши жены возмутились, и дама подмигнула понимающе: дескать, а как вы хотели, отправляясь в l'Ecluse с женами? Всё закручено, никакой логики, даже туалет не рядом, а в соседнем подъезде на втором этаже, и рядом решетка, чтобы посетители кафе по ошибке не заскочили по нужде к жильцам этого дома.

***

Горизонт Ван Гога отличается от японского: у них он строго горизонтальный и трезвый. А у Ван Гога левый угол всегда чуть опущен — вроде бы горизонталь, а не совсем. Он интуитивно убегает даже от такой заданности-логики, как то, что линия горизонта в принципе и должна быть горизонтальной (2х2=4, ну и что?) Его линия живее: уютная, человеческая (2х2=4, зачем?) При этом его личное 2х2 всегда равно какой-то вполне определенной, не случайной величине (свою норму знает): угол горизонта на его картинах всегда опущен слева вниз, ровно на один и тот же градус.

Хиросигэ. Вечерний вид на холмы.



Ван Гог. Пейзаж в горах.

***

Интересно сравнить «Доброго самарянина» Делакруа и ту картину, которую написал по ее мотивам Ван Гог.

Если у Делакруа картина строится по законам прямой перспективы, и священник, прошедший мимо ограбленного разбойниками, уже почти ушел; второй путник (левит) тоже почти скрылся, а добрый самаритянин ближе всех (вся история разворачивается во времени), то у Ван Гога тот же сюжет строится именно в плоскости (как на иконе): все три варианта отношения к страдающему человеку представлены одновременно. Они не скрываются, не уходят в даль, в прошлое: типа, теперь мы всё поняли, и начинаем новую жизнь, будем добрыми самарянами. Нет. И плохой левит, и плохой священник тоже присутствуют на картине, только на  других плоскостях; прямой логики нет. Композиция разворачивается по кругу, как на карусели, и доброго самарянина снова сменяет равнодушный левит, а потом равнодушный священник, никуда они не исчезают из жизни.

Примерно так ночью по Сене плавают кораблики, выхватывая прожекторами то перила моста, то стену дома — и разрушают привычную связь: ближе-дальше, какая разница? Вспышка: и выхватил вдали светом кусок улицы и одинокого прохожего.

А потом вспыхивает прозрачное весеннее дерево. Оно становится, как стеклянное, а внутри деревянный скелет, черный ствол, и без всякой перспективы эта мгновенная ерунда вдруг оказывается на секунду в жизни самым важным.

Делакруа. Добрый самаритянин.



Ван Гог. Добрый самаритянин.