Во встрече приняли участие протоиерей Максим Козлов, заместитель председателя Учебного Комитета РПЦ; игумен Петр (Еремеев), ректор РПУ; А.К. Светозарский, заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии; М.А. Маслин,  зав. кафедрой истории русской философии философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова; А.В. Кибовский, руководитель Комитета по культурному наследию Москвы при Правительстве Москвы; В.А. Преснов, директор музея-панорамы «Бородинская битва»; В.И. Алявдин  - председатель «Общества потомков участников Отечественной войны 1812 года»; А.Ю. Королев-Перелешин, вице-предводитель Российского дворянского собрания и В.В. Шмидт, декан факультета религиоведения, этнокультурологии и регионалистики РПУ. Модератором и ведущим собрания выступил  протоиерей Всеволод Чаплин, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества.

И ведущий, и выступающие поставили острые вопросы, среди которых незнание школьниками и студентами когда вообще была война 12 года, заявления о том, стоило ли вообще бороться с Наполеоном, планы поставитьв  России памятники Бонопарту, причем в юбилейный год!

Протоиерей Всеволод Чаплин

Предлагаем вашему вниманию некоторые доклады с конференции.

Протоиерей Максим Козлов

Протоиерей Максим Козлов: Фиксация исторической памяти, образец богословской и исторической рефлексии и Храм Христа Спасителя как видимый и самый значимый символ памяти

Дорогие браться и сестры, когда отец Всеволод любезно пригласил меня на это собрание, я представил себе, что оно будет иметь преимущественно идеологический, дискуссионный характер. Поэтому то, что я сейчас озвучу - это, скорее, некоторые тезисы, подразумевающие развитие их последующими выступающими, может быть, полемическое развитие, и, видимо, наши, как докладчиков, ответы на вопросы, которые могут возникнуть у аудитории.

Если мы обратимся к нашей памяти о войне 1812 года, Великой Отечественной войне, то несомненно для русского человека, живущего в начале 21 столетия, будет логично провести некое сопоставление со Второй мировой войной, Великой Отечественной войной уже  20 столетия. Здесь будут определенные параллели и определенные расхождения, которые мы увидим и в исторической памяти, и в том, что происходило тогда в российском обществе.

Первое, о чем, мне кажется, важно сказать как раз в нынешнем контексте – это то, что по отношению к войне 1812 года наше государство и российское общество явило весьма удачный пример фиксации исторической памяти, того непростого переходного периода, когда память о войне, даже такой великой, перестает быть личной памятью поколения, непосредственно участвовавшего или помнящего в лице отцов и дедов,  а становится некой коллективной памятью народа. И такая простая трансляция – мы видим, что сейчас она очень непросто осуществляется в наше время по отношению к Великой Отечественной войне 20 столетия, когда фактически поколение ветеранов уходит из земной жизни, и почти никто из живущих сейчас прямо не соприкасался не только лично, но и уже в непосредственной семейной памяти.

Если мы посмотрим, что было осуществлено российским обществом тогда, и конкретно я бы даже больше остановился на том, что церковью было осуществлено тогда, то выделим несколько только моментов. Очень существенно заметить, что непосредственно после войны был дан прекрасный глубокий образец богословской и историософской рефлексии о том, что происходило. Я имею в виду произведение тогда еще вполне молодого человека. Архимандрита, епископа, а впоследствии маститого московского иерарха, одного из величайших деятелей Русской Церкви 19 столетия, святили Филарета (Дроздова), которое называется «О причинах наших неимоверных успехов в войне с Наполеоном». Там был дан образец именно интеллектуальной, богословской и историософской рецепции и рефлексии по поводу того, что произошло, и это заложило базу и для церковно-исторической науки, и в значительной мере для общественного сознания, восприятия произошедших событий. Это не большое по объему произведение, в котором очерчены те принципиальные различия российского общества начала 19 столетия, российской монархической государственности, горячим апологетом который был святитель Филарет, и революционной, по сути дела, французской государственности, наследником и в каком-то смысле носителем которой был во многих отношениях Наполеон Бонапарт, святителем Филаретом были проведены очень удивительно и ярко. В данном случае я бы сказал, что мы не имеем на сегодня аналогичных примеров столь же глубокого церковного осмысления итогов Второй мировой войны.  Во многом это связано, конечно, и с положением совершенно различным церкви в 19 и 20 столетиях, и со значительно более сложной проблематикой, с историческим контекстом, в котором наша церковь оказалась ко времени второй мировой войны, но, тем не менее, факт остается фактом: это еще весьма и ныне насущная наша задача наших и историков, и богословов. Дать глубокое последовательное, вытекающее из некоего целостного церковного мировоззрения видение событий в целом 20 века, но в частности и Великой Отечественной войны, участником которой был, как мы все хорошо знаем, Советский Союз.

Дальше я бы отметил то исключительное значение, объединяющее для русского общества, которым как раз при переходе от личной памяти к коллективной народной памяти явилось строительство Храма Христа Спасителя.  Видимый и значимый  для всей страны символ памяти о 1812 годе, который создавался соборным усилием и властью и народа, и который был овеществленной и молитвенной памятью, и одновременно и чисто исторической памятью. Мы помним все эти перечни участников сражений и погибших в сражениях, которые были и ныне воссозданы в Храме Христа Спасителя, явились, конечно, очень и очень важным. Тут тоже можно сказать, что мы на сегодня в церковном отношении точно не имеем аналогичного монумента, но даже, может быть, в общегосударственном смысле не имеем аналогичного объединяющего памятника. Потому что все же волгоградский памятник. Сталинградский памятник, если угодно, при всей его значимости, таковым назвать быть не может. А сама по себе Могила Неизвестного солдата и создана была достаточно поздно, после того как война закончилась, ну и вряд ли может считаться таким однозначным символом просто в силу слишком общего характера, который подразумевает такого рода монументальные традиции.

Еще один момент, который, мне кажется, важно отметить по отношению к войне 1812 года – была  осуществлена богослужебная фиксация этой войны. Известный чин молебна, который совершался, и сейчас воссоздан, совершается в праздник Рождества Христова, для огромного числа наших соотечественников, на протяжении десятилетий был соединением молитвенного поминовения и исторической памяти, то есть то, к чему, вероятно, мы должны стремиться и в наше время. Я не буду говорить об исторических трудах, которые были написаны нашими историками в 19, начале 20 столетия. Здесь можно сделать, наверное, одну ремарку. При разности подходов, которые могли иметь место, тем не менее, они не редуцировали никаких важнейших составляющих в этой памяти. Собственно редукция по отношению к войне 1812 года  стала происходить уже в советской историографии в значительной мере, когда, конечно же, роль церкви решительно преуменьшалась или просто замалчивалась, или выносилась  за скобки. Когда роль монархической государственности виделась или трактовалась почти исключительно в отрицательном контексте. Или когда, даже если мы вспомним исторические или культурные факты, начиная с 40-х годов 20 столетия, произошел определенного рода уклон в русский национализм при трактовке итогов войны 1812 года. Классический, хрестоматийно известный пример - это неадекватное противопоставление роли Голинищева-Кутузова роли Барклая де Толли. Последний как инородец выводился за скобки, и роль его как полководца очевидным образом преуменьшалась в значительном количестве исторических и тем более публицистическо-идеологических произведениях.

Наконец, если мы посмотрим на итоговые документы, которыми завершался и тот и другой военные конфликты, то,  конечно же, роль Венского мира и Ялтинских соглашений не сопоставимы ни с точки зрения публичности и восприятия их народами, ни с точки зрения ясности идеологического посыла, который содержался и в первом, и втором документе. Первый все же с очевидностью был, может быть, иллюзорной, но попыткой некого  восстановления европейского мира, может быть, первого восстановления европейского мира, в то время как второй очевидным образом фиксировал уже начинающиеся тенденции расхождений между бывшими союзниками, и собственно, почти сразу начал трактоваться очень по-разному теми сторонами, которые его подписывали.

Соответственно, перечислив только некоторые пункты того, что у нас имело место в отношении празднуемого, вспоминаемого ныне юбилея, по поводу которого мы собрались,  мне кажется, нам стоит подумать о том, какие из этих элементов и в каких формах необходимо развивать ныне по отношению к нашей исторической памяти и той же войны 1812 года, и, конечно же, Великой Отечественной войне 1941-1945 годов, с которой тоже есть очевидные проблемы сегодня у молодого поколения в памяти о том, что совершилось. Все мы знаем хрестоматийные примеры,  когда не все школьники уверенно способны определить, кто победил в войне 1941-1945 годов, и назвать хотя бы каких-то ее участников. Чтобы не быть чрезмерно оптимистичным, я должен сказать, что и по отношению к сегодняшнему юбилею мы пока не достигли однозначного результата в обществе. Мне сейчас приходится довольно много ездить по нашим духовным школам в провинции и встречаться со студентами и наших учебных заведений, и светских учебных заведений, в частности изучающих теологию, и в одном из теологических факультетов я задал вопрос, который, думал, что в шутку я задаю. А когда была Бородинская битва? Меня поразило, что большинство студентов не знало ни дня и месяца, они не знали год, в который произошло Бородинское сражение, при, казалось бы, довольно сильном идеологическом, в хорошем смысле слова пропагандистском внимании, которое ныне имеет место.

Так что, как минимум, не нужно в данном случае слишком оптимистически подходить, считать, что мы уже все сделали. Вот продолжение соответствующей работы до празднования, собственно, победы – юбилею 1814 уже года, как минимум, представляется актуальным для того, чтобы эта память вошла в наше сознание, для того, чтобы не осталось главным эпизодом нынешнего юбилея, ну какие-нибудь  киношедевры типа «Уланской баллады», и потом мы бы говорили, что о России в 1812 году вспомнили водевилем победу в году 1812-м.

Справа - А.К. Светозарский

А.К. Светозарский: Застарелая болезнь части нашего образованного общества, болезненная прививка западных технологий и запущенная журналистами утка

 Я позволю себе начать свое небольшое краткое выступление с одной цитаты, чтобы было наглядно ясно, что мы собрались здесь недаром. «Мы не знаем своей истории. Значит, не можем понимать всего то, что происходит сейчас. У нас так много мифов еще со школьной программы. Вот Бородинское сражение. А ведь Кутузов в это время пьяный лежал, они с каким-то графом запили страшно. Это у Льва Толстого в «Записках» есть. Недавно узнал, что Кутузов, уже будучи генералом, каждое утро ездил варить кофе любовнику императрицы. После войны в Турции он научился варить кофе по-турецки, и ездил, и не винился. А любовник этот, Платон Зубов, был моложе его лет на 15. Это знать не мешает, чтобы понять, какая страна была».

Вот то, о чем говорил отец Всеволод, на уровне слогана, на уровне самой читаемой в силу ее бесплатности газеты «Метро», которую только ленивый не возьмет. Кто ездит, пользуется услугами Метрополитена, прекрасно знают. Причем, я понимаю, что это, конечно, не большой интеллектуал сказал,  не ученый, не государственный, слава Богу, деятель. Это человек искусства, наверное, многими любимый и, наверное, всем  уже хорошо знакомый Андрей Кончаловский. Вот такое выражение. Понимаете, конечно, можно, такой гурман, который читает «Записки» Толстого, так сказать, наброски к «Войне и миру». Не мне советовать, но вы понимаете, что выносить на аудиторию такого рода моменты, это застарелая болезнь части нашего образованного общества, возникшая в силу иноземного воспитания, об этом буквально кричат ранние славянофилы, в частности, один из их предшественников – Иван Петрович Сахаров, наш замечательный самородок, собиратель фольклора. Он семинарист, у него есть прекрасные автобиографические записки, где он пишет: «Благодарю Бога, что меня не учила ни одна иностранная тварь - ни сапожники, ни пирожники, оставшиеся от наполеоновской армии». Я понимаю, что это крайняя точка зрения. Образ гувернера в художественной литературе, он у нас тоже покрыт романтичной, снисходительно такой, где-то и очень симпатизирующей позицией авторов, как правило. Все, конечно, сложнее. Максимы, они не всегда срабатывают, но, тем не менее, в силу страшной культурной пропасти, которая возникла не только в результате петровских реформ, но, скорее, в результате необходимой,  но очень болезненной прививки западных технологий,  западной учености, западной культуры, в результате которой вот возникла своеобразная, элитарная русская культура, высочайшая культура, но понятная, пожалуй, лишь ее носителям.

Вот если мы обратим внимание, то неприятие отечественной истории характерно и для либералов-западников, и для революционеров-демократов, которые воспринимают ее исключительно избирательно. Я думаю, что в зале есть немало людей, которые еще помнят дух тезиса о том, от какого наследства мы отказываемся, о двух культурах в одной национальной культуре, и так далее. Поэтому, а последние 20 лет, я думаю, вопрос о «сыре», ему ведь предшествовал вопрос, который задавали молодым людям, это такой вот, знаете, вопрос на ответ уже готовый, журналисты. Это не родилось из какого-то сознания, пусть подросткового: дед, зачем ты воевал, сейчас бы колбасу ели и пиво пили? На самом деле это запущена журналистами такая уточка, вроде слогана, на которую это поколение должно отвечать. И оно отвечало, по-разному отвечало. Это ребята, которым довелось воевать, в частности. Это вот то самое поколение перестроечное, за которым мы внимательно наблюдаем и с тревогой, и с надеждой, и с любовью.  Для людей моего поколения это наши сыновья, и сыновья старшие и дочери. Конечно, этот подход, нигилистический подход к отечественной истории был востребован в период смены государственного строя, смены идеологии, в период, когда сознание наше пытались переориентировать на определенное такое вхождение в западную систему ценностей. Но в общем, когда стало понятно, что ничего не получается, тогда, в общем, действительно, как сказал отец Всеволод, многие люди задумались, и ответственные люди пытались свои позиции пересматривать. Я думаю, что на эти чихи не наздравствуешься.  Тут ничего не сделаешь, это всегда будет, и, повторяю, всегда это будет востребовано и, позволю себе сказать, проплачиваемо. Если не прямым, то косвенным образом в виде разного  рода бонусов. Я думаю, все понимают, о чем идет речь. Иногда это, реже, может быть делом собственного убеждения, но это уже к господину Смердякову, позвольте адресовать. Наша задача, на мой взгляд, в частности задача людей церкви – рассмотреть вот ту эпоху,  которая действительно осталась в национальной памяти во всей ее объемности, во всей сложности. Действительно понять, в чем были корни национального единства, которое, в общем, реально, на деле присутствовало, и, в общем-то, не так важно здесь говорить о  военных результатах Бородинской битвы, потому что все равно мы будем считать Бородино своей победой, потому что для этого есть ряд оснований. Французы до сих пор приезжают на Бородинское поле, как на поле славы Наполеона, это, пожалуйста, на здоровье. Вопрос в том, что именно эта эпоха, она явилась одновременно и итогом определенного пути, адаптации, одновременно преодоления западного влияния, западного взгляда, отчуждения от русской культуры. Потому что это путь от Петра, который уже ищет прецеденты в национальной истории, которую еще просто не могут знать, потому что исторической науки не существует, некому дать материал. Все идет на уровне определенных преданий. Но Петр основывает город на том месте, столицу новую, где, как он предполагал, состоялась Невская битва. Петр об этом знает и помнит. В эпоху Екатерины небывалый взлет России. Действительно, Екатерина воплощает завещание Петра Великого, не то, которое является фальшивкой, а действительное, основы его политики продолжают основные векторы и выводит Россию в разряд мировых держав, требуется тоже осмысление, требуется исторически прецедент. Это совершенно нормально. Начинается изучение и отечественной истории, какие-то первые попытки делаются. Первые попытки собирательства, собирания фольклора, народных преданий. Первые прикосновения к первоисточникам с точки зрения все-таки, мне как церковному историку ближе, скажем, один из основателей нашей науки церковно-исторической митрополит Платон (Левшин), который пишет первую краткую российскую церковную историю, непосредственно делая выписки из летописей, совершая два путешествия, и смотрит в архиерейских домах по указу Петра Великого собранные летописи, и простодушно потом говорит: «Я ничего не придумал». Ссылок-то нет, аппарата  нет никакого. «Но вот как было, я так все это дело отсюда заимствовал, и цитировал». И вот 1812 год дает колоссальный импульс к развитию национального сознания, определенный переворот. Полной гармонии тут, конечно, полного единения не было, и  быть не могло.  Ну, давайте уж так, прямо. В 1912 году ставятся памятники полками и соединениями на государевой земле, но вот памятника ополченцам не оказалось на этом поле так же, как и в Храме Христа Спасителя, естественно, ну в силу понятных и технических, может быть, причин, имена только господ, штаб-офицеров. Нет даже унтер-офицеров, тем более рядовых. Поэтому очень сложная эпоха. Но это та эпоха, где люди разных сословий стали понимать друг друга, и люди высшего сословия поняли, что не только бедная Лиза карамзинская так же мыслит и страдает, как обычный нормальный человек дворянской культуры. Но вот эти люди, одетые в серые солдатские шинели,  способны делить тягости, способны жертвовать собой тоже во имя высоких идей, за веру, царя, за Отечество!

Я согласен с отцом Максимом: фиксация памяти – это не только память о сражениях, о событиях, о героях, это продолжение того вектора, который наметился в общественном сознании в период Отечественной войны 1812 года. В 1831 году уже Николай Первый создает второе отделение Академии наук,  которое занимается русской культурой, русской историей по преимуществу.  И эта тенденция продолжалась, но она, к сожалению, всегда у нас существует тенденцией параллельной, и,  повторяю, здесь уже ничего не поделаешь. А то, что происходило в русском обществе, конечно, особенно, на мой взгляд, ярко можно проследить на примере личности государя, императора Александра Первого, который вступал в 1812 год, не прочитав Нового Завета, берется и читает его по-французски. Нет, он знал пересказы священной истории. Все-таки  у него были хорошие преподаватели. Но собственно писание не читал,  читает, ему так удобнее. Знаменитая фраза «Пожар Москвы осветил мою душу». И дальше опять же, нет, там не все идеально. Это живой человек. Дальше державный мистик, который общается с  гергуторами, с нашими Хлыстами, посещает корабль Татаринова, и он находится, это уже после 1812 года, в определенном духовном поиске, но все-таки после смерти о нем говорят как о Федоре Кузьмиче, ассоциируют его с этой личностью. Но это, наверное, дорогого стоит.

М.А. Маслин

Михаил Александрович Маслин: Историософское осмысление итогов войны,цивилизационный код и почему один из московских райнов называется Коньково

Наш глубокоуважаемый модератор и отец Максим Козлов задали достаточно высокую планку, что называется, провокативную, которая побуждает обсудить и уточнить некоторые вопросы. Я хотел бы уточнить эти вопросы и эти провокативные заявки на материальной истории русской философии. Поскольку война 1812 года оказала колоссальное влияние (уже сегодня об этом говорилось) на формировании того, что мы называем патриотическим сознанием, и оказала огромное стимулирующее воздействие на весь ход, без всякого преувеличения на весь ход русской мысли в 19, и в 20 столетии. И если отец Максим говорил о том, что осмысление итогов Отечественной войны 1812 года, кстати, Великой Отечественной войны – такое определение употреблялось, было дано Митрополитом Филаретом, то я бы сказал, что равновеликое осмысление, историософское осмысление итогов войны 1812 года дали декабристы, славянофилы, западники, Чаадаев и многие другие исторические персоналии русской мысли. Причем, здесь очень много сложившихся стереотипов, штампов, предубеждений, которые необходимо ломать хотя бы для того, чтобы быть на уровне исторической правды об этом великом событии. Василий Васильевич Розанов сказал в одном из своих афоризмов, в главном своем литературно-философском шедевре, каковым является «Уединенное»: «Дано было нам богатство неслыханное, красота необычайная, но глупые дети все растратили (русские)».

Кто помнит, не знаю, много ли здесь коренных москвичей, кто помнит, почему микрорайон московский Коньково называется Коньково? А именно потому он назывался Коньково, что стоял памятник, обелиск. Я его с детства помню, ныне уничтоженный, поставленный, по преданию, любимому коню, который пал, Михаила Илларионовича Кутузова, и поэтому деревня называлась Коньково. Сейчас этого памятника нет. Вот пример того, что глупые дети все растратили. Но это надо понимать, конечно, в несколько фигуральном смысле. И люди становятся Смердяковыми часто не потому, что они хотят, и наши дети попадают в зону таких влияний не потому что они сознательно делают, это совершается бессознательно. Поскольку средства массовой информации, особенно такие трудно управляемые СМИ как Интернет, они внедряют в сознание масс, больших масс людей, клиповое мышление. Вот такие клипы, они воспринимаются на бессознательном уровне. В конце концов, если человеку говорить и все время твердить, что он – свинья, он, конечно, и захрюкает. Это пример такого, так сказать, управления,  которое имеет место. Управления сознательного, потому что все начинается с того, что как раз человек теряет эту историческую память. В отличие от памяти  обыкновенной,  эта память имеет название цивилизационного кода. Эта память не материальная, она не имеет материального носителя такого, как формула ДНК. Эта память не материальная, и то, что надо разрушить и тем  самым изменить цивилизационный код – вот это и совершается часто на конкретных примерах.

А.В. Кибовский

Александр Владимирович Кибовский: Новый Музей 1812 года, Смоленская икона на Бородинском поле и бал в Кремле

Как руководитель Общественного совета по празднованию войны 1812 года, как член Государственной комиссии хотел бы просто несколько слов сказать по поводу именно того, как мы отмечали 200-летний юбилей и именно о той проблемной зоне, которая, на мой взгляд, существует, и которая, на мой взгляд, прямо связана с тем, о чем говорилось в предыдущих выступлениях.

Итак, мы уже почти в финале юбилейного года, мы можем подвести некоторые итоги и сказать, где у нас удачи, и где у нас, собственно говоря, не все хорошо получилось. Надо сказать, что все же праздновали по-разному, и каждый как бы праздновал так, как он считал это нужным, и каждый пытался максимально отметить это на своем уровне.  Историки отпраздновали, я считаю, очень достойно. Если мы с вами посмотрим  количество именно научной литературы, серьезной литературы по этой тематике, оно достаточно впечатляет по своим номиналам, по своему количеству, начиная от трехтомной Энциклопедии, посвященной этому событию, удивительной вообще работы, получившей, на мой взгляд, совершенно заслуженный  приз «Книга года»,  и заканчивая многочисленными интереснейшими исследованиями, научными сборниками конференций, посвященных этой тематике. Очень серьезный массив новых документов введен в оборот, новых сборников. Колоссальный, например, интереснейший сборник документов «Донское казачество в войне 1812 года». У них там совместно историками и Москвы, и Новочеркасска, и Ростова-на-Дону. Поэтому надо сказать, что к историкам претензий нет. Действительно колоссальная работа проведена, не уступающая, а мы  все время вынуждены сравнивать с масштабами юбилея 1962 года, 1912 года, и можно сказать, что здесь, конечно, нам не стыдно смотреть в глаза нашим предкам, памяти предков, потому что очень серьезнейший массив литературы появился.

И поскольку мы сегодня все-таки обсуждаем  тему, в том числе роли церкви, конечно, нельзя не отметить работу Мельниковой. Мы впервые имеем список всех военных священников,  участвовавших в войне 1812 года, с их краткими биографиями, в каком полку был священником, в каких походах участвовал, в сражениях. Колоссальная работа, я считаю, заслуживающая всяческого внимания и имеющая интереснейший системный анализ вообще происхождения духовенства, которое было в войсках, о его судьбе. Это такая работа, я считаю, в рамках нашей тематики являющаяся, наверное, наиболее интересной.

Готовились к этой тематике наши музеи и наши архивы, и действительно, проведено большое количество разных выставок. В том числе была большая выставка и здесь, в Манеже, посвященная этим событиям. И сейчас будет открываться выставка в Академии художеств. То есть, год еще не закончился, и выставки идут, их довольно много у нас из частных коллекций, из государственных собраний. Открылся Музей 1812 года здесь рядом, в здании Мосгордумы. Очень рекомендую посетить. Я отвечал за архитектурную часть этого решения. Интереснейший проект, реализованный инженерно, потому что там такая встроенная  внутрь двора бывшего Музея Ленина, которая превращена в музей. Кстати говоря, там есть интереснейшие портреты священников, участников войны 1812 года, которые служили в армии, а потом приняли сан. Вот здесь очень интересное сочетание духовного облачения, украшенного боевыми наградами, полученными в войне 1812 года. Поэтому считаю, что эта и музейная составляющая юбилея прошла на высоком уровне, и  продолжается, что приятно.

Естественно, что к юбилею готовились и наши средства массовой информации. И надо сказать, что если мы возьмем документалистику, то есть несколько крепких хороших работ, посвященных как героям войны 1812 года, так и отдельным событиям. И большой позитив вызвал у нас тот сериал, который прошел по Первому каналу, подготовленный к юбилею, где в сжатой, но достаточно интересно поданной форме освещена война. Кстати, он и на сайте Первого канала представлен, этот сериал. И я считаю, что действительно хорошая качественная работа.

Общественные объединения, клубы, конечно, в этом приняли активное участие. Была масса мероприятий, грандиозный праздник на Бородинском поле, который оказался по численности самым большим подобным мероприятием в Европе. И я думаю, что у нас есть все основания надеяться, что, может быть, даже мы в отличие от подлинных исторических событий окажемся в этой ситуации больше, чем Лейпциг, Битва народов, которая отмечается в следующем году. Есть масса интереснейших мероприятий, связанных с выставками, общественными проектами, чем занимался наш Общественный совет в частности. Поэтому и здесь огромное количество гражданских инициатив было. И тоже считаю, что, как и 100 лет назад, очень серьезный вклад внесли именно такие общественные объединения, общественные инициативы.

Не мне говорить по поводу вклада церкви в этот юбилей. Но одно то, что спустя 100 лет снова Смоленская  Божья Матерь посетила Бородинское поле - лично для меня является колоссальной такой вехой. То есть  она ровно через 100 лет каждый раз посещает это  поле, это само по себе является огромной такой традицией, огромным таким символом преемственности современных поколений, современных людей с теми, кто там стоял. Для нас, для потомков, это вообще особенно драгоценная вещь. Я знаю, что мой предок Петр Емельянович Кибовский этой иконе молился перед Бородинским сражением, находясь в рядах Смоленского ополчения, и, само собой, разумеется, Смоленское ополчение, они же шли из Смоленска вместе с иконой. И конечно, это ощущение сопричастности, оно, конечно, непередаваемо колоссально. Поэтому даже об этом не говорим. А уж то, что у нас  планируется общественностью опять-таки подготовленный и санкционированный на самом высшем уровне бал, посвященный юбилею войны в Большом кремлевском Дворце – понимаете, это когда еще такое было, чтобы руководство дало санкцию, высшее руководство нашей страны, на то, чтобы общественности предоставили для проведения юбилейного бала Большой Кремлевский Дворец, главную резиденцию руководителя государства! Это я считаю, просто само по себе колоссальный знак внимания, которое оказано вот этим инициативам общественным. Не говоря о том, что общественная инициатива была,  опять же,  Сергей Илларионович Львов, я считаю, это имя надо назвать,  составивший книгу памяти впервые через 200 лет всех офицеров погибших, убитых, смертельно раненых в войне 1812 года, и то, что к этому изданию приветственное слово написал лично президент Российской Федерации – знаете, тоже, я считаю, о многом говорит и о многом свидетельствует.

Я не буду говорить про памятники, которые мы отреставрировали, про Триумфальную арку,  про восстановленные монументы в Малоярославце, в других городах, посвященные этим событиям, взорванные в свое время, в 30-е годы, и сегодня заново обретенные и нашим государством, и нашими соседями в Белоруссии.

То есть вообще, если посмотреть на карту и географию, и номенклатуру юбилейных мероприятий, конечно, когда все это вместе видишь, а это будет в итоговом отчете в декабре на итоговом заседании Госкомиссии представлено, конечно, поражает масштаб того, что произошло. И мы еще очень долго будет с помощью  этого ресурса и дальнейшее изучение этого события и память о нем сохранять.

Но есть один сегмент,  где, к сожалению, должен это признать, увы, у нас с вами проблема, потому что есть недоработка, и очевидная недоработка. Я вот уже сказал, видите, как много кто чего делал. Но есть один блок очень важный, сегодня он вообще у нас практически в культурообразующий, к сожалению, превратился, это такое сочетание средств массовой информации с некими общедоступными формами пропаганды, назову это слово, хотя оно не очень правильно в этих стенах, на этом мероприятии, но тем не менее, собственно знаний о нашем прошлом. Понятно, что когда готовился юбилей, были соответствующие ожидания, что и деятели кинематографии как-то отзовутся на этот проект соответствующим образом. Про документалистов я сказал, к документалистам нет вопросов. Но вот ни одного достойного художественного кино мы с вами, увы, не увидим.

Игумен Петр (Еремеев)

Игумен Петр (Еремеев): Юбилей этого года может перерасти в год будущий

Я хочу рассказать об одной интересной иконе, которая стала символом русских во Франции большей частью в последнее столетие – это Иверская Икона Богоматери. Список чудотворного образа, находящегося в Иверской часовне, недалеко от Манежа и Охотного ряда. Эта икона, как считается историками французской, русской эмиграции была вывезена французами после войны и бегства из Москвы, и обретена, выкуплена у одной французской семьи вскоре после начала массовой эмиграции русских из России, в том числе, и из нашей столицы. Икона эта стала символом русской эмиграции,  главной святыней русских в  Париже, и сегодня к ней притекает множество паломников, в том числе из России.

Корсунская епархия предложила на конференции в нашем университете использовать данную святыню, историю ее появления в эмиграции как привлечение внимания французов к теме осмысления самой войны, ее последствий для обеих  стран. Неслучайно сегодня называют икону Иверскую, которую износили из Иверской часовни по всей Москве, и которую считали чудотворной иконой, хотя была они и списком из главного образа, там хранившегося, святыней Москвы и Парижа. Вот такое сочетание этих двух наименований делает интересным восприятие истории, как понимают ее  сами французы сегодня. И если мы говорим о символах войны, то нужно говорить и о символах послевоенного времени. И более значимой святыни, более значимого символа, чем Иверская икона Богоматери, московская святыня, находящаяся сегодня в Париже, нам едва ли сыскать. И если мы говорим о юбилее Бородинской битвы в этом году, то будущий год и последующие годы  - это годы, которые тоже относятся к войне 1812 года, и, безусловно, я считаю, если мы на будущий год смогли бы нечто подобное, как сегодня, в эти дни, организовать, привлекая внимание к последствиям войны, к ее осмыслению, и посвятить эти мероприятия Иверскому образу, привезя даже, может быть, ее в Москву из Парижа, мы могли бы очень много сделать для уврачевания все еще живых ран, которые порой будоражатся выступлениями, порой одиозными, с обеих сторон в отношении последствий войны, ее осмысления.

Вот такое небольшое предложение или ремарка в завершение нашей встречи с тем, чтобы юбилей этого года мог перерасти в будущий год, и дал возможность не забывать свою историю, дал бы возможность, имея живые символы войны и послевоенного периода, сделать его восприятие органичным для потомков тех великих, славных лет. 

В.И. Алявдин

В.В. Шмидт

А.Ю. Королев-Перелешин