Сейчас она живет в скромной квартире на Университетском проспекте с сыном и замечательной кошкой. В комнате, где проходила наша вполне домашняя беседа, стоят шкафы со множеством книг, некоторые из которых теперь уже редко где можно достать. Татьяна Борисовна показывала фотографии и делилась воспоминаниями.
Татьяна Борисовна, Вы видели много в жизни Московского Университета, что бы Вы могли рассказать о нем в 50х-60х гг.?
Т.Б. Что я могу рассказать? В 50х гг. Университет был на Моховой. Наш факультет также находился на Моховой на 4-м или, кажется, на 3-м этаже. Помещался он всего в одном коридоре, который шел прямо, заворачивал направо, и там было очень мало места. Соответственно, и студентов было немного, в основном были люди, которые недавно только кончили школу, это были девочки и пришедшие с войны мальчики. Ну, они уже далеко не были мальчиками, поскольку уже успели пройти тяжелый путь... Они пришли с фронта, и даже если и были музыкантами или математиками, им легче всего было поступать на гуманитарные отделения, потому что специфические знания были уже потеряны во время войны. Многие были ранены. Но чтобы говорить о факультете, лучше всего было бы поговорить об одном выдающемся декане факультета - Леониде Григорьевиче Андрееве.
Вы у него учились?
Т.Б. Нет. Мы с ним учились на одном курсе, вернее мы были однолетки, но он из-за войны и из-за тяжелейшей раны пропустил два года. Леонид Григорьевич был специалистом по западной литературе, в основном французской. Он окончил французское отделение, и отличался замечательными свойствами администратора высокого класса. При нем факультет буквально расцвел. Порядки, установленные им, держались до последнего времени, и он устроил так, что, в общем, западная литература была основным центром интересов поступающих к нам на факультет. Западная литература, конечно, для поступающих на ромгерм. Тогда ромгерм был значительно престижней, чем отделение русского языка. Но постепенно русский язык стал более востребованным, потому что в школах требовались преподаватели... Так вот, я училась с ним почти одновременно. С войны он вернулся почти совершенно больным человеком... Он родом из Смоленска. Когда началась война, он записался по собственному желанию в армию. В первый же год войны, он попал вместе с другими однополчанами под обстрел немецкой группы, которая окопалась в одной из деревень, и он вынужден был почти пол суток лежать, закопавшись в снег, и немцы его не нашли. Потом он добрался до помещения, попал в госпиталь, ему практически ампутировали ноги, то есть вся голень была ампутирована. И он все-таки мог держаться на ногах, но он был человек настолько железной воли, что даже ходил без палки. Леонид Григорьевич постепенно становился известен как литературовед, написал массу книг, и в конце концов стал деканом нашего факультета, пока ему не пришлось совершенно уйти по болезни.
Я бы хотела рассказать еще о трёх людях, пришедших с фронта, моих близких подругах. Одна из них это Галина Ивановна Рожкова, Галя для меня в то время, когда мы с ней учились. Она прошла фронт, и отличалась удивительной мягкостью характера, скромностью и умудренностью своего поведения и пользовалась большой популярностью среди студентов. Она училась на русском отделении и так там и осталась, повышая свою квалификацию; она стала одним из ведущих профессоров, преподающих русский язык для иностранцев. Галя Рожкова для меня - это человек самого высокого морального уровня...
Я знала ее ещё до того, как она ушла на фронт. Когда началась война, факультет был эвакуирован в Ашхабад и там после ледяной, голодной Москвы, было относительное изобилие и тепло, и, конечно, много экзотики, которая нас, в общем, поражала.
Это как-то реабилитировало Вас после холодной Москвы?
Т.Б. Да.
А когда это было?
Т.Б. Это было, когда наши войска стояли непосредственно перед немецкими, защищая Москву в самом конце 1941 г. Я была на первом курсе. Меня тогда принимал наш декан Михаил Никитич Зозуля. Он тоже прошел всю войну и был даже комендантом Берлина. Потом он вернулся и стал заместителем декана. Я окончила школу как раз в 41 и в сентябре 41 поступала в такой институт, который назывался ИФЛИ (это гуманитарный институт, похожий на современный РГГУ), который потом в Ахшабаде влился в МГУ и превратился в филологический факультет.
А поступали Вы в Москве?
Т.Б. Да.
А как получилось, что ИФЛИ влился в МГУ?
Т.Б. Они оба были эвакуированы в Ашхабад. И ИФЛИ просто механически стал филологическим факультетом. В Москве я поступала на немецкое отделение вместе с моей ближайшей подругой, такой она мне и осталась на всю жизнь. Это Алла Борисовна Ботникова. Она крупный специалист и автор многих книг по немецкой литературе, она литературовед, долго заведовала кафедрой. Только что она ушла на пенсию при Воронежском Университете. А в Воронеже она много лет была заведующей кафедрой западной литературы. Другая моя подруга, оставшаяся мне близкой на всю жизнь, это Нина Давидовна Арутюнова, сейчас она член-корреспондент Академии Наук, она автор большого количества книг, организует научные конференции, очень известные на весь мир. Она специалист мирового масштаба, специалист по испанскому и английскому языку.
Да, но почему Вы начали с немецкого свой столь интересный творческий путь?
Т.Б. Почему? Потому что в школе учила немецкий. Пришла сдавать язык, который с грехом пополам знала... Но когда уже ИФЛИ слился с Университетом в Ашхабаде, то были английская и французская группа. Так, в Москве я поступила, и фактически уже в Ашхабаде эти два учреждения слились. И там, в Ашхабаде, немецкого языка не было, а был только французский, и то набралось, по-моему, три студента. Я была четвертой, кажется, потом вообще осталось два. Преподавательница французского была очень красивая дама, похожая на классную даму в каком-нибудь дореволюционном лицее. Преподавала она язык сугубо классический, потом так и осталось средство - читать книги немецкие и французские. Так я учила эти два языка.
Какова была дальнейшая Ваша судьба после учебы?
Т.Б. После окончания учёбы нас распределяли, причем такое распределение было строго обязательно, и человек не мог по своему желанию выбрать место работы. Существовала комиссия по распределению, и моя подруга, Ботникова уехала в Воронеж, там она преподавала литературу. Что касается меня, то я избежала распределения, поскольку поступила в аспирантуру.
Однако вы начали работу на научном поприще как испанист? Когда Вы выучили испанский?
Т.Б. Когда я вернулась в Москву, к нам из Ленинграда приехала Эрнестина Иосифовна Левинтова. Известная испанистка, она была приемной дочерью знаменитейшего математика В. Ф. Кагана, который в то время был в Ашхабаде. А я еще в Ашхабаде познакомилась с Э.И.Левинтовой. В Москве же она организовала испанскую группу. И тогда я стала учить испанский.
Левинтова уже преподавала?
Т.Б. Да, она кончила Ленинградский университет, её испанисты чтут как основателя кафедры иберо-романской филологии филфака МГУ. Она долго заведывала кафедрой, потом после неё стал Виноградов заведовать кафедрой, потом Мунгалова...
Ну вот, я стала третьим языком учить испанский. В наше время было распределение после института, но, как я уже говорила, я избежала распределения, так как училась в аспирантуре. А после аспирантуры меня распределили в МГПИИЯ им. Мориса-Тореза (совр. МГЛУ - прим.ред.) и там я стала преподавать лексикологию и историю испанского языка. И одновременно учила итальянский. Кстати, я вам не сказала: учась в аспирантуре, я также преподавала в Военном Университете, пока меня не выгнали...
Выгнали? Почему и когда это было?
Т.Б. Я туда поступила на работу в 1949 году, когда окончила университет. Я училась и одновременно преподавала испанский, но когда об этом узнали, что я аспирант и преподаю, меня сразу же попросили выбрать: или я остаюсь как аспирант или я работаю. Сейчас Вы можете спокойно это делать, студенты работают сколько угодно, а раньше это было запрещено, и меня из Военного Института выгнали. Я там была полгода, и преподавала в группе людей, в основом мужчин, там была и итальянская группа, где ведущим преподавателем была Тамара Захаровна Черданцева, а Юрий Александрович Карулин (впоследствии известные итальянисты, авторы учебников - прим. ред.) был выпускником. И Черданцева, и Карулин были в Италии во время партизанской войны против фашизма... Карулин потом также преподавал итальянский на филфаке...
И меня уволили с испанского отделения, я осталась в аспирантуре. Да, но потом я решила бросить аспирантуру, потому что диссертация у меня была готова, и я поступила на работу в МГПИИЯ. Бросила аспирантуру, там у меня оставался год, защитилась в 50-м году и потом работала преподавателем испанской грамматики до 57 года. А в 57 попала к обратно в МГУ.
То есть итальянский Вы выучили уже после аспирантуры?
Т.Б. Да. Четвертым языком.
А как же Вы потом выбрали итальяниситику как основное направление вашей деятельности?
Т.Б. Случайно. Вообще-то я должна была, по идее, выбрать испанистику, поскольку много работала с испанцами, ведь после фашистского переворота в Испании к нам приехало много испанцев, и образовали испанский факультет в МГПИИЯ. И на испанском факультете не было филологов. В общем-то, испанский я знала неважно. Но когда я попала в общество испанцев, я с ними познакомилась, передружилась и все время говорила по-испански. Поэтому надо было мне стать испанистом. Но через какое-то время в Университете потребовался преподаватель итальянского, а я учила итальянский для себя по книгам. И меня позвали. Я оказалась достаточно нахальной, хотя и знала на урок больше своих студентов (смеемся). И я стала преподавать итальянский. Но поскольку у меня была база французского и испанского, у меня это все прошло несложно. Фактически хуже всех этих языков я знала итальянский.
И как же это случилось?
Т.Б. В 1957 я перешла в МГУ преподавать итальянский. Фактически Андреев (декан факультета) меня туда затащил. Он сказал: «Давай-давай, у нас тут некому преподавать...» В общем, о том, менять ли мне МГПИИЯ на МГУ, я даже не задумывалась. Пойти на родной факультет было для меня большим делом. Потом в 64 году меня отправили на полугодовую стажировку во Флоренцию, как раз тогда начался обмен между заграничными университетами и нашим. И тогда из-за этой долговременной стажировки я вернулась с хорошим знанием языка, а потом все время ездила в Италию.
Но сейчас у меня такое ощущение, что я знаю язык намного хуже наших студентов, тех, которые постоянно бывают в студенческих командировках. Вы гораздо лучше меня знаете, потому что вы уже с ранней молодости начинаете изучать язык...
Скажите, пожалуйста, какими вы видите современных студентов?
Т.Б. В смысле? Думаю, что они знают многое лучше нас, что они лучше подготовлены, что сами трудности поступить в Университет заставляют их уже поступать с большим багажом.Наши сегодняшние студенты уже стали большими специалистами. Ко всему прочему, дифференцировались различные специализации, стали специализироваться по литературе, по языкознанию.
У нас есть база, учебники...
Т.Б. Ну конечно, а мы ведь всё сочиняли сами!
Вы просто с нуля вытянули итальянистику! И теперь мы учимся по Вашим книгам!
Т.Б. Ну да, на нашем факультете я была все время одна, а потом кафедра расширилась, и мои ученики тоже остались на кафедре. Сын нашего бывшего декана, Михаил Андреев, он сейчас известный итальянист, он был мой ученик. Постепенно мы расширялись ... Некоторые преподаватели, будучи студентами, изучали итальянский язык как второй, но были во французской группе (Р.А. Говорухо, И.И. Челышева, А. В. Топорова и другие).
М.Андреев сразу уже поступал на итальянский и Г.Д.Муравьева - тоже...
Фотографии любезно предоставлены Т.Б.Алисовой.
[i] Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ) - название двух гуманитарных вузов университетского типа, существовавших в Москве (МИФЛИ имени Н. Г. Чернышевского; с 1931 по 1941) и в Ленинграде (ЛИФЛИ; с 1931 по 1937). Московский ИФЛИ был создан на базе факультета истории и философии Московского университета. После расформирования ИФЛИ эти вузы влились в состав соответственно Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова и Ленинградского государственного университета имени А. С. Бубнова. (Материал взят из Википедии: ИФЛИ)
Вставить в блог
Поддержите нас!
