В юности мы считали Октябрь большим благодеянием...

— Игорь Леонидович, что для Вас означает Октябрь 1917 года?

— Для меня, как и для всего моего поколения, это точка цивилизационного разлома. Скажем, как относиться к Великой Французской революции? Это революция кровавая, полная великого, прекрасного — но и страшного, низменного. У французов хватило ума не оплёвывать это событие, и мы знаем, что до сих пор 14 июля — День взятия Бастилии — является национальным праздником Республики (хотя сомневаюсь, что нынешняя Республика одобряет историческую практику той революции). Как бы мы ни относились к Октябрьской революции, это, прежде всего катастрофа, потрясение. Но — и точка отсчета. И отделаться от этого события знаком «плюс» или «минус» невозможно. Конечно, в юности мы все считали Октябрь большим благодеянием и обновлением человечества. С годами отношение менялось. Но знаменательно, что, пройдясь по нам, революция очень положительно повлияла на остальной мир: Западу пришлось учитывать угрозы и риски, которые она в себе таила. Мы улучшили положение «рабочих и крестьян» на Западе, но отнюдь у не нас! Запад извлёк очень серьёзные уроки из того, что происходило в России.

— Нужно ли хоронить тело Владимира Ильича Ленина?

— У меня есть статья — она называется «Живой труп (Мавзолей как археологическая проблема)», где я говорю, что вынос тела Ленина из Мавзолея будет лучшим доказательством того, что дело его живёт. Это вопрос не наш: пусть его решат наши потомки - в стране благополучной, процветающей. А сейчас любые решения будут сугубо политическим актом. Мавзолей — это объект истории и культуры. Скажите, кого интересует, каким фараоном был Хеопс — зверем или благодетелем? Мавзолей — это та же пирамида Хеопса, самый страшный и символичный музей нашей истории, воплощение тоталитарного мышления, попытка наделить бессмертием смертное вещество. Если мы сейчас вынесем тело Ленина из Мавзолея, через двести лет будущему Лужкову придётся при помощи будущих Церетели и Зайцева делать муляж и класть его обратно, чтобы воспроизвести исторический контекст. Конечно, по христианскому пониманию тело нужно похоронить, но сейчас, повторяю, это будет чистой политикой. Я бы законсервировал проблему, закрыв, может быть, доступ в Мавзолей, но сохранив его как уникальнейший исторический памятник — со всем его содержимым. Разрушить и вынести мы всегда успеем.

— Как Вы оцениваете большевистское прошлое нашей страны?

— Говоря словами Остапа Бендера — как медицинский факт. Конечно, история России ХХ века — это величайшая драма. И «внутри» этой драмы мобилизационный режим достиг впечатляющих показателей, особенно если говорить о результатах Второй мировой войны, когда мы получили гигантские дивиденды и «отыграли» в пользу страны всё что могли. Другое дело — какой ценой. Сам стиль большевистского правления и количество жертв несопоставимы с теми результатами, которые были достигнуты. Эта кровь — «на нас и на детях наших». К сожалению, наш либерализм унаследовал очень многие черты большевизма: его нетерпимость, безжалостность к «малым сим», самонадеянность, корпоративное самодовольство, тоталитарные замашки. Оценка этого периода будет складываться веками, и ещё много копий будет сломано. Однозначно оценивать «за» или «против» невозможно.